Город в капле и другие сказки - Станислав Брейэр

Станислав Брейэр

Город в капле

и другие сказки

Эту книгу я посвящаю моему самому дорогому советчику в делах житейских и сказочных – моей маме Алле.

Она теперь живёт не в этом мире, а совсем в другом. (И это не фантазия, как в сказках. Жизнь не исчезает!)

На этой Земле – среди многих бед и скорбей – мама дала мне столько горячей, жертвенной любви, что её бы хватило на сто тысяч удивительных, добрых историй для взрослых и детей!

Теперь я могу с ней видеться только во снах, но её любовь – во мне, она помогает писать сказки, даже когда это бывает очень трудно.

Уважаемые люди! Особенно дети, которых Бог очень любит! Прошу вас о помощи: помолитесь об упокоении моей мамы Аллы, чтобы была ей вечная и чистая Радость!..

С надеждой и благодарностью, автор

Что мы можем?

Блошка

Однажды шёл по селу колдун – злое сердце. И увидел за забором под персиковым деревом мальчика. Лежит тот на мягкой перине, персики ест. А рядом женщина – срывает с дерева самые спелые плоды, мальчику подаёт.

Наелся тот, принялся косточки в стрекозу на ветке бросать. А женщина отошла работать по саду: лопатой копает, тяпкой окучивает, тяжёлые вёдра таскает.

У колдуна от удовольствия глаза заблестели, и он тихо спросил, перегнувшись через забор:

– Что не работаешь, такой большой? Не можешь или не хочешь?

– Могу, – ответил лентяй. – Но зачем, когда за меня всё мамка делает?

– Ой, как мне нравится, – улыбнулся колдун, – когда люди как блошки. Люблю блошек…

Сказал – и плюнул на мальчика через забор.

Мать вернулась:

– Сынок, ты где?

– Тут я, – тоненько слышится в ответ.

И ей блошка на ладонь – скок.

– Это я! – пропищал блошка. – Какой-то колдун на меня плюнул – и я превратился. Нет чтобы во льва или оленя, а то – в блоху! Это всё ты, мамка, виновата: от меня отошла и не защитила!

Заплакала женщина. Потом выдернула из перины пушинку, устлала ею свой напёрсток, чтобы было мягко, а в напёрсток положила блошку.

Соседи говорят:

– Эх, предупреждали тебя: не надо его так баловать. Хорошего мальчика колдун не сумел бы превратить в блоху. А теперь тебе надо идти за тридевять земель. Тридевять пройдёшь, а там и тридесятая. В той тридесятой земле есть родник, которого Ангел Небесный коснулся рукой, и вода там стала святою. Больные исцеляются, испив её, а заколдованные – освобождаются от чар…

Вот повесила бедная женщина напёрсток с блохой у себя на груди, перекрестилась – и в дальний путь пошла.

Идёт она днём и ночью: под солнцем горячим, под луной холодной, ни о сне, ни о еде не думает. А блошка ей:

– Мамка, я есть хочу! – Да и вопьётся матери в грудь, и кровь пьёт. Блохи-то, известно, чем питаются. Сначала он в напёрсток возвращался, а потом вспрыгнул женщине на голову и там поселился. Сверху путь хорошо видно, по сторонам глядеть интересно. Проголодается – опять в родную мать вопьётся, а та, бедная, терпит.

Блоха толстеет – а мать худеет. Так измучилась, что упала на тридевятой земле.

– Эй, мамка, чего разлеглась! – пищит блоха.

– Заболела я.

– Ну, немного отдохни и поднимайся, иди меня выручать!

Но она сказала:

– Наверно, не встать мне уже, сынок.

Сынок же ей:

– Обо мне подумала – чем я питаться буду?! Мамка! Умирать не смей!

– Не от усталости встать не могу, а оттого, что дорогой мой сын меня не любит… Придётся тебе в тридесятую землю идти самому. Нельзя, чтобы ты блохой остался: стыдно…

И замолчала.

– Как – самому? – испугался блошка. – Я маленький, я слабенький!

Посидел он ещё на маме, впился ещё разок перед доро́гой – и прыгнул. Прыг! Скок! Блохи далеко прыгают.

«Ничего, сам доберусь. Вон я какой молодец!»

Тут дождь полил. Блошка спрятался под лист. А с листа свисают две дождевые капли, через них тучи в небе видно. И эти капли похожи на слёзы, какие он у мамы видел перед расставанием. И тревожно стало у блошки на сердце. Это он впервые в жизни свою маму пожалел.

Дождь кончился, он дальше поскакал.

Но тогда задул встречный ветер. Блошка прыгает, а ветер его, как соринку, обратно бросает. Тогда блошка пополз, за землю цепляясь. Долго дул встречный ветер, долго полз блошка.

А вот на пути чёрная река течёт, через неё мостик. Только хотел блошка на него ступить, как, откуда ни возьмись, появился камень: большой, чёрный и очень горячий. А не миновав этот камень, на мост не ступить. Прыгнул блошка, но сил не хватило. Упал он на камень, больно обжёгся и скорей назад спрыгнул.

Тут вспомнилась ему мама и её слова на прощанье. Разбежался он как следует – и прыгнул изо всей силы, и перепрыгнул тот большой горячий чёрный камень. Даже ветер блошку назад отбросить не смог.

Вот приполз он, наконец, в тридесятую землю, к святому роднику.

Отхлебнул водицы – и превратился опять в мальчика. Но не радостно ему.

«Вода святая, – подумал он. – Мамке бы… ма-ме бы отнести поскорей».

У источника черпачок лежит. Мальчик обрадовался, взялся за черпачок, а тот хоть мал, да весом в четыре пуда. И больше набрать не во что.

«Ой, не смогу», – испугался он. А его руки будто сами ухватили черпак, набрали из родника воды – и мальчик потащил его. «Ой, не смогу, тяжело», – а ноги будто сами идут да идут. «Всё ж надо донести, – решил он. – Только бы успеть!»

И началось тут интересное: черпак с каждой минутой вес терял. Было в нём четыре пуда, потом два, а потом – стал он совсем лёгкий.

Но тут опять надо было идти через чёрную реку по мосту, а у моста – теперь уже с этой стороны – чёрный горячий камень…

На самом же деле то был не камень, а колдун – любитель блошек, который тогда плюнул.

Мальчик только хотел его перешагнуть, а колдун вдруг принял свой человеческий вид и приказывает:

– Брось святу-воду прямо в грязь!

У мальчика колени задрожали, но он сказал:

– В ней мама нуждается. Я перед ней много виноват, пустите меня, дяденька!

Очень разозлился колдун – и столкнул его в чёрную реку.

– Помогите, дяденька! – просит мальчик.

– Брось святу-воду, тогда выручу!

Но тот держит черпак над головой, не бросает.

А тогда и явился на мосту – Ангел Господень, и сияет светло.

Колдун, как ни был силён, но испугался, скорей опять камнем обернулся.

Ангел протянул руку мальчику, вынул из чёрной реки. А мальчик был весь в грязи, однако святую воду сберёг, ни капли не пролив.

Как поставил его Ангел на ноги, мальчик в миг очистился от грязи, и одежда его стала, будто её только что постирали да выгладили.

Ангел взял из черпака капельку – и капнул на чёрный камень.

Задрожал тот камень – скорей покатился прочь по узкому мосту. Да не удержался – и бултых в ту реку! Кричит из грязи, и от него пузыри тоже кричат противными голосами да плюются.

Один плевок попал Ангелу на белое одеяние, но мигом отскочил обратно в чёрную реку. Не пристала грязь к чистоте.

– Вот там и сиди до Страшного Суда, – сказал Ангел колдуну. А мальчику говорит: – Ты же, братец, проси что хочешь.

– Отнесите меня скорей к маме!

И Ангел отнёс его к матери. Дал ей сын испить из черпака. И вот лицо у неё опять здоровым румянцем озарилось! Поднялась она, обняла сына.

Смеялись они и плакали, да светло слёзки капали. Ангел с небес на добрых людей любовался и Бога славил.

Мать же та сына более не баловала, но была к нему теперь строга с любовью мудрой, христианской.

Пирожок для мамы

А у Лёни мама умерла. Поплакал он, порыдал, что долго её теперь не увидит, – и придумал для своей мамы испечь пирожок с яблочным повидлом. Его мама научила пирожки печь.

Вот испёк он пирожок и говорит:

– Дорогой мой Ангел Хранитель! Пожалуйста, отнеси его в Рай моей маме. Она такие любит.

Но Ангел Хранитель сказал тихим голосом:

– Слышь, Лёнь, что скажу. А скажу, что знаю. В Рай пирожки не положено, там и так радости очень много. А подари ты свой пирожок тому, кто в нём нуждается, – мама будет очень рада…

Мальчик согласился и пошёл по улице искать нищего, чтобы ему пирожок отдать. Находился, устал, а нищего не нашёл.

Тут подбегает к нему серый кот, голодный, и мяукает, чтоб его пожалели.

И дал ему Лёня свой тёплый ещё пирожок. Как накинулся котик на еду – и всё до крошечки съел, вместе с повидлом. Да своим лбом о Лёню потёрся – в знак особой любви и уважения. И в родной подвал ушёл.

А ночью Лёне явилась мама, которая в Раю. Улыбается, будто светится вся.

– Спасибо тебе, Лёнечка! Мне и так здесь радости очень много, а увидела, как ты голодного котика покормил – ещё радостней стало…

После того Лёня не тосковал, а если подкрадывалось к его душе уныние, то он скорей делал пирожок повкусней и, пока тёплый, нёс кого-нибудь голодного, бедного угостить, и с ним порадоваться…

Мудрое желание

Шёл человек, видит – перед ним записка, на ней палочка.