Птица-пересмешник - Джеральд Даррелл

Джеральд Даррелл

Птица-пересмешник

Пер. с англ.: С.Лосев.

Глава первая

В стороне от морских путей, на той воображаемой линии, где сливаются волны Индийского и Тихого океанов, лежит утопающий в зелени остров Зенкали — милейшее, забытое Богом местечко. Кажется, сюда никогда не долетят отголоски бурь, бушующих в нашем огромном мире, здесь так и хочется искать пристанища от вселенских катаклизмов. Но тот, кто наивно полагал, что от этого острова ничего на свете не зависит и что здесь никогда не произойдет ничего волнующего, жестоко ошибался. События, внезапно всколыхнувшие Зенкали, в течение двух месяцев держали в напряжении весь цивилизованный и большую часть нецивилизованного мира (а к таковому следует отнести везде сующих свой нос тележурналистов, всеведущую газетную братию и подобных им нахалов, без которых жизнь была бы куда спокойнее). Забегая вперед, скажем, что события, благодаря коим Зенкали оказался в центре внимания мировой общественности, стоили иным коренным его обитателям шишек и выбитых зубов. Теперь, конечно, все раны давно уже зажили, а шрамы не столь заметны, как прежде.

Тем не менее, если ненароком вспомнишь о делах минувших дней, скажем, в заведении «Мамаша Кэри и ее курочки», рискуешь схлопотать синяк под глазом, и то считай, что дешево отделался. Даже если заговоришь о птице-пересмешнике в заново отстроенном Английском клубе, и то от тебя шарахнутся. Во всяком случае, дадут понять, что вспоминать об этом считается дурным тоном.

Все началось в блаженные январские денечки, когда после Рождества все обитатели острова лежат с коликами в печени, а самые рьяные приверженцы английской короны — также и с резью в желудке. Не поглотившему на празднестве доброй порции рождественской индейки и плам-пудинга исполнение патриотического долга не засчитывается, и никакие ссылки на то, что в тени — 90 градусов по Фаренгейту, не принимаются во внимание. Остров погрузился в дрему, убаюкиваемый белым солнечным светом, а два вулкана — Тимбалу и Матакама, два огромных конуса — стерегли его покой. Никто из островитян (лечившихся теперь сельтерской и содовой водой) и помыслить не мог, что грозная судьба готовит им нечто более страшное, чем ураган, цунами и землетрясение, вместе взятые. Представьте себе щенка болонки, подхватившего вирус бешенства: с виду такой тихоня, мухи не обидит, а покусает — так потом хлопот не оберешься. Так и здесь: кто мог предположить, что возмутителем спокойствия станет новый помощник политического советника Ее Величества, высокий очаровательный блондин по имени Питер Флокс.

Прибыв в Джакарту, Питер не на шутку встревожился, когда узнал, что плыть на Зенкали ему предстоит в драной французской калоше, некогда ходившей за сардинами и готовой перевернуться в самую тихую погоду. Хозяином «Андромеды-3», как называлась эта посудина, был коренастый небритый грек по имени Аристотель Папайятокопу-лос, набравший команду из веселых, жизнерадостных, но ни черта не смысливших в мореходном деле и компрометировавших саму идею мореплавания зенкалийцев. Эта беззаботная орава была похожа на ватагу юнцов-бойскаутов, готовую с бухты-барахты, не имея ничего, кроме энтузиазма, отправиться вокруг света на утлом каноэ. Каждый выкрикивал приказания, никто никого не слушал, а более всего настораживал тот факт, что у судна был страшно перегружен правый борт: казалось, добавь горошину — и лежащая на палубе массивная мраморная колонна или, хуже того, масса приютившихся тут же бочек покатятся, проломят перила и шлепнутся в грязные воды гавани. Коллекция шикарных кремовых чемоданов из телячьей кожи, которые Питер тщательно выбирал для своего путешествия у лондонских торговцев Ассиндерса и Гроупа, предлагавших все для тропиков, явно не вызвала почтения у матросов-аборигенов: они подхватывали их своими смуглыми руками, швыряли, словно дохлых котят, затем несли, цепляясь за перила и за все, за что только можно было зацепиться, и небрежно сваливали на верхней палубе прямо на кучу неубранного птичьего помета, от которой струился ароматный пар. Тогда-то Питер впервые понял, что, как ни кичись своей блестящей английской речью, а без знания пиджин-инглиш1, который был в ходу и на Зенкали, в тропических странах никуда.

– Простите,— обратился он к зенкалийцу, который показался ему смышленее других,— вы есть помощник капитана? — При этом Питер старался говорить самым твердым тоном, на какой только был способен.

Зенкалиец был парнем в самом соку. На нем были жеваные-пережеваные брюки и истрепанная соломенная шляпа; на шее — ожерелье из металлических пробок от кока-колы. Изысканно-вежливым жестом абориген снял шляпу и прижал ее к груди, обнажив при этом в ослепительной искренней улыбке сияющую белизну зубов.

– Вы есть помощник капитана? — снова спросил Питер.

– Да, сэ'? — в свою очередь спросил юноша, по-прежнему улыбаясь и в то же время озабоченно хмуря лоб.

– Вы есть помощник капитана этого судна? — вопросил Питер в третий раз, стараясь четко и ясно выговаривать каждое слово.

– Судна! — сказал юноша, расплываясь в улыбке.—

Да, сэ'.

– Так вы есть помощник капитана?

– Да, сэ… Эта судна! — сказал юноша, теребя свою шляпу.

По лицу и спине Питера градом катился пот. Его изящные белые парусиновые брюки приобрели грязный серый цвет, а складки, которые были на них еще два часа назад, исчезли бесследно. Ткань прилипала к ногам, и столь радовавшая его обновка теперь выглядела так, будто на ней

* Пиджин-инглиш — гибридный язык на основе английской лексики с элементами китайской грамматики. (Здесь и далее примеч. пер.)

ночевал динозавр, мучимый бессонницей. Больше всего на свете Питеру хотелось укрыться в тени, переодеться в сухое и выпить прохладного лимонада.

– Как вас зовут? — спросил он, решив подойти с другого конца.

– Андромеда-три,— без колебаний ответил юноша.

– Андромеда? Но ведь это женское имя… А, вы имеете в виду, что судно называется «Андромеда»… А почему три? «Сколько ни три, чище все равно не станет»,— подумал он про себя.

– Да, сэ', судна,— сказал юноша, счастливый, что круг диалога замкнулся.

Питер вытер лицо и шею и без того уже мокрым платком и попробовал начать разговор по новой.

– Моя пассажир,— сказал он, тыкая в себя пальцем и стараясь выглядеть как можно глупее,— моя хочет в каюту… Моя хочет, чтобы моя багаж отнесли в каюту… Моя хочет холодного лимонада… Моя пассажир, понимаете, нет?

– Моя Андромеда-три,— повторил юноша, очевидно изумившись, как это белый господин не понимает самой