Сентиментальная повесть - Исаак Гольдберг

Ис. Гольдберг

Сентиментальная повесть

Глава I

Цыганка зацепила руку Калерии Петровны и торопливо заговорила:

— Не жалей, не жалей, золотая! Всю судьбу твою вижу, всю правду тебе скажу!.. Не жалей, бриллиантовая!

У цыганки было худое измученное лицо, и глаза ее беспокойно бегали по сторонам. В глазах цыганки лежала усталость.

— Не жалей, серебряная!..

Славка со стороны поглядывал на мать и на цыганку. Славке было весело и смешно. Вот мать вся трепещет и волнуется и жадно слушает эту чужую женщину, которая что-то врет и забавно тычет грязным пальцем в белую холеную руку матери. У матери даже на лице яркие красные пятна пошли, так же, как это бывало, когда она ссорилась с отцом. Славка ухмылялся.

— Червонный твой валет... — нараспев говорила цыганка, — кавалер твой у сердца твоего. И ждет тебя огромадное счастье... Счастливая ты, даже и сказать не можно!

Мать смущению улыбается и нехорошо взвизгивает.

— Любит он тебя, бриллиантовая, желает тебя и выходит обоим вам полная удача...

— Ну-ну! — притворно сердилась Калерия Петровна, — ты наскажешь! Глупости! Ты лучше о будущем...

— А будущее у тебя золотое, бриллиантовая моя!.. В шелках ходить будешь, в золоте!..

— Славка! — спохватившись, оглянулась на сына Калерия Петровна, — ты что здесь торчишь? Пошел бы ты на улицу, поиграл бы!

— Ишь, какая! — сморщился насмешливо Славка и нагло поглядел на мать. — Ишь, ловкая! Мне тоже хочется послушать...

— Иди, иди! — выпроводила Калерия Петровна мальчика. Цыганка, слащаво улыбаясь, подхватила:

— Ступай, золотой! Ступай, счастливый! Я матушке твоей судьбу роскошную выворожу. Я и о твоей судьбе, раскрасавчик, погадаю!..

— Ведьма! — дерзко крикнул Славка и нехотя вышел из комнаты.

На улице буйствовала весна. Земля подсыхала и под молодым напористым солнцем исходила в томной неге. Влажный воздух был как молодое вино — он слегка кружил голову и от него становилось радостно и легко. Забросанное рваными лоскутьями белых облак, небо проглядывало умытым и голубело, словно только-что окрашенное свежей и сочной лазурью.

Славка вышел за ворота. Улица простиралась в обе стороны в полуденной сутолоке. Проносились автомобили, шли люди, бежали дети. Собака, отбившаяся от хозяина, остановилась возле Славки и приветливо повиляла хвостом.

— Усь! — воспользовался Славка случаем и натравил ее на прохожую старуху. — Усь ее!..

Старуха пугливо шарахнулась от собаки в сторону и огрызнулась на Славку. Славка рассмеялся.

Но собака убежала, старуха, сердито ворча, прошла своей дорогой, и Славке стало скучно. Он повернулся, чтобы войти в калитку. А мимо него в это время проходил письмоносец, нагруженный тяжелой кожаной сумой и связкой газет. Славка насторожился. Славка вспомнил, как месяц назад такой же письмоносец принес матери письмо от отца. И мать, прочитав письмо, скомкала его, швырнула на пол и заплакала злыми слезами. Позже Славке удалось узнать, что отец, уехавший ненадолго, теперь совсем не вернется. Так говорили соседи, жалостливо поглядывавшие на Славку и с осуждением произносившие непривычное Славке слово:

— Бросил...

Это слово зацепилось в памяти Славки и он повторил его матери:

— Мам, а папка нас насовсем бросил?!

Калория Петровна возмутилась, побагровела от злости и обиды.

— Это надо еще доказать, дурак, кто кого бросил!.. Не говори гадостей!

— Я знаю! я знаю! — обрадовался Славка, видя волнение матери.

Калерия Петровна больно отодрала Славку за уши и поставила в угол...

Письмоносец проходил дальше. Славка вдогонку спросил его:

— Синельниковым письмов нету?

— Нету! — на ходу бросил письмоносец.

Славка сорвался с места и побежал домой.

— Нету нам письмов! — с порога закричал он. Мать вздрогнула. Цыганка быстро оглянулась. Она прятала в карман какой-то сверточек.

— Чего ты кричишь, как сумасшедший?! — накинулась Калерия Петровна на сына. — Какие там письма? Садись и сиди смирно!..

— Ты верь мне, бриллиантовая! — торопливо говорила цыганка, оглядываясь и собираясь уходить. — Я тебе такое счастье нагадала, лучше не надо! Тебе и твоему красавчику... А нет ли у тебя, золотая, сапожек лишних, моему бы Ромке!.. Обносочков каких-нибудь!.. Нету?.. Ну, живи счастливо...

Цыганка вышла из комнаты. Калерия Петровна пошла ее провожать. Славка озорно крикнул:

— Ведьма!.. У-у!..

Отца Славка любил больше, чем мать. Отец время от времени приносил домой вкусные вещи и весело шутил с сыном. Про отца Славка знал: когда-то папа воевал на настоящей войне, носил острую саблю и разъезжал на лихом коне. Иногда мать в ласковые и нежные минуты называла его «ваше благородие». А он сердился, показывая глазами на Славку, и приказывал матери молчать.

В какую-то зимнюю темную ночь, когда Славке было всего пять лет, приходили к ним чужие люди, заставили отца одеться и увели его. И не было его дома долго. Славка не знал счета времени и ему показалось, что отец исчезал на долгие годы. Вернулся отец внезапно, исхудалый, с отросшей бородой и пахло от него нехорошо: махоркой и кислой капустой. И мать охала, ходила вокруг него, качала головой и все твердила:

— А я и не думала!.. Уж и не ждала...

Тогда отец оскалился в жесткой усмешке и невесело сказал:

— Надеялась, что в расход пустили?! Не торопись! Не радуйся!..

— Ну, что ты, Саша?! — сконфуженно и оторопело возразила мать.

— Да ладно, ладно! — махнул отец рукой.

С возвращением отца домой жизнь стала шумной. Бывали дни, когда собирались гости и тогда Славке перепадало много вкусных вещей. Потом жили впроголодь. Затем опять появлялась обильная еда. И так шли дни.

А во дворе, у соседей, на улицах шумели весело ребятишки. Появлялись пионеры в красных галстуках, гремел барабан и громко пела труба. И шум этот возбуждал Славку, манил к себе, и Славка порывался к соседям, на улицу, к веселым ребятам. Но когда отец заметил это, то ухватил Славку больно за ухо, потрепал и внушительно сказал:

— Чтоб я тебя, Славка, с этим отродьем никогда вместе не видал! Понял?!

И про пионеров, так же, как и про все, что происходило за стенами их дома, отец порою со злостью говорил:

— Какая гнусная жизнь! Ты пойми, Калерия, какая настала гнусная, непереносимая жизнь!.. Я, если завижу, что Славка с этими пионерами водится, прямо насмерть запорю! Так и знай!

Мать не спорила. Ей было все равно. Она пудрила полное лицо, подкрашивала брови и ярко мазала красной помадой губы. Она, когда у отца заводились деньги, уходила к парикмахеру, делала себе прическу, накупала дорогих духов и прихорашивалась перед зеркалом. И часто, слышал Славка, похвалялась перед мужем:

— Эх, Саша, не по карману я тебе!.. Гляди, шик во мне какой!..

Теперь отец внезапно исчез. И, видать, не собирается возвращаться обратно. А мать только первое время плакала, сердилась и больно щипала Славку, но потом успокоилась и к ней стали ходить гости. И все мужчины.

Славке сперва было интересно, что приходят веселые гости, приносят сласти, вино, вкусные закуски. Но однажды ему стало нехорошо. Ничего не понимая, он почувствовал какой-то стыд от того, что чужие дяди вольно шутили с матерью, подсаживались к ней очень близко, поили ее вином, глядели на нее жадными глазами, хватали за полные обнаженные руки.

Однажды чужой дядя засиделся очень долго. Он подсел к Калерии Петровне совсем близко и закинул руку за спинку ее стула. Славка исподлобья оглядел гостя и засопел.

— Ушел бы ты, Слава, куда-нибудь погулять! — посоветовала мама, и Славка в ее голосе различил необычно заискивающие нотки. Он взглянул на стол, увидел на нем свертки, бумажные кулечки.

— Дайте ему конфет! — сказал чужой дядя. — Возьми, милый, возьми!..

Славка схватил из мешка сколько смог и неторопливо, вразвалку вышел из комнаты.

По обыкновению Славка пробыл на улице недолго. Когда он вернулся, мать сидела притихшая, слегка испуганная и на ее полной белой шее Славка заметил яркие красные пятна. У Славки дрогнуло в неосознанной обиде сердце: такие пятна он раньше примечал всегда после того, как разнежившийся отец целовал мать.

Славке стало тяжело. Неожиданный, непонятный стыд обжег его. И неожиданно для самого себя Славка разревелся...

Пришел день, когда чужой дядя остался у мамы ночевать. Калерия Петровна устроила Славке постель за диваном, отгородив его от своей широкой кровати шалями и какими-то тряпками. И, укладывая его спать, сурово заявила:

— Спи, Славка! Этот дядя теперь мой муж... Понимаешь, вместо папы!

Славка промолчал. Он нырнул под одеяло, засопел, завздыхал и уснул в слезах.