Хобот друга - Геннадий Прашкевич

Геннадий Прашкевич

Хобот друга, или Письмо Владимиру Ларионову о странностях любви

«…Раз уж ты сам заговорил про Веню Шаламова, то новости таковы.

Его опять выгнали из университета. В двадцать семь лет это тревожно, ведь его выгоняют уже четвертый раз. Сам он, правда, говорит об этом несколько иначе. Обычно он говорит, что опять собирается поступать в университет. Обычно он говорит, что уже четыре раза поступал в университет и все четыре раза удачно. Нисколько он не подрос, зимой бегает на лыжах. Глаза выпуклые и пестрые, с веселой искрой. Действительно, не одного цвета, как у всех, а как бы пестрые, как бы с искрой. Одна девчонка с курса, влюбленная в Веню, сравнила Венны глаза с яйцами Фаберже. Не все знают, что она глупая. Оказавшись беременной, например, натиралась кремом для похудания.

Ну, ты знаешь, Веня с детских лет жаждал славы. Почему-то ему казалось, что проще всего заработать славу, попав в книгу рекордов Гиннеса. Вот он и начал с сибирского лимузина. Во двор коттеджа одной своей состоятельной подружки свез с автомобильной свалки пять корпусов выброшенных владельцами «запорожцев». Сироты сиротами, но склепанные вместе, они производили сильное впечатление. Внутри пахло ржавчиной, кресел не хватало, торчали голые пружины, но снаружи, окрашенное, как надо, сооружение выглядело настоящим лимузином, правда, на уровне третьего «запора», пришлось ставить еще одну, нейтральную, колесную пару. Поскольку мотор плохо заводился, приятели Вени с гиканьем вытолкали лимузин, длинный и гибкий, как змея, на гору к церкви и пустили вниз к морю. Состоятельную подружку Вени, устроившуюся на заднем сиденье, как это показывают в кино, вырвало метров еще за сто до кромки берега, и выпрыгнуть она не смогла – дверцы напрочь заело. Впрочем, в поворот шоссе лимузин все равно не вписался. На глазах прохожих, которые почему-то решили, что это идут работы по реставрации церкви, лимузин развалился на четыре части. Подружку выбросило в канаву, а Веня, не отпустив руля, опрокинулся в море. Простив Веню, состоятельная подружка отправила фотографию лимузина в редакцию «Книги рекордов Гиннеса», но из редакции ответили, что фотография не является убедительным доказательством существования первого отечественного сибирского лимузина. Убедительным доказательством для них является видеозапись и показания свидетелей. Обращаться в милицию, где лежали объяснительные свидетелей, подружка не решилась, тем более, что редакция Гиннеса в конце письма деликатно заметила, что желательно все-таки было бы говорить именно об отечественном лимузине, а не о склепанном из иномарок.

Отлеживаясь в больнице, Веня время не терял.

В больнице он написал поэму, в которой пятистопным ямбом, наиболее ему послушным, отразил вся техническую историю земной цивилизации – от изобретения колеса до эпохи создания первого сибирского лимузина. За время, ушедшее на выздоровление, Веня сочинил ровно 7777 строф. Они заняли 777 листов формата А4, исписанных убористым, но понятным Вениным почерком. Исходя из положения, врачи не решились сразу отпустить Веню домой, а бумагу ему покупала санитарка С., которая на этом и залетела. Она, впрочем, была уверена, что объем поэмы действительно поразит издателей и бросила Веню только тогда, когда из редакции Гиннеса сообщили, что гораздо более длинную поэму уже написали киргизы и в переводе московского поэта В. Бойкова она составляет более чем полмиллиона строк. Что же касается самой рукописи, то московское издательство, с которым санитарка пыталась установить деловые отношения, сообщило Вене, что рукопись вернуть по почте оно не может из-за резко подскочивших цен, но оставят рукопись в багажной ячейке Казанского вокзала. Понятно, Веня ради этого не поехал в Москву, тем более что его как раз выгнали из больницы.

Прячась от неудач в женской общаге швейной фабрики «Сибирь» (у Зои Л., ты ее должен помнить), Веня в течение месяца сочинил письмо к инопланетянам. Предлагал им некоторые земные редкости, которые на нашей планете все равно погибают без применения, просил заодно решить демографическую проблему. Не в том смысле, чтобы инопланетяне прямо вот сами приняли в этом участие, а в том, чтобы повлиять на красивых девушек, сделав их безотказными, как ракета «Сатурн». Писал Веня тушью на шелке и на письмо ушла ровно штука материи, которую он заимствовал у Зои Л., уехавшей в отпуск. Неизвестно для каких целей штука серебристого нежного шелка хранилась в шкафу Зои Л., но Веня нашел ей применение. Печатными буквами он лаконично перечислил все основные достижения землян, в том числе загрязнение воды и атмосферы, дыры в озоновом слое и всеобщее потепление во всех регионах планеты, даже в полярных зонах. На хорошем русском языке, адаптированном к простым мыслительным процессам инопланетян, Веня рассказал о многочисленных социальных болезнях, разъедающих наше общество, про нечестность местных депутатов, даже намекал, что если Калигула в свое время ввел в сенат лошадь, то почему бы от правых сил не предложить туда инопланетянина? Закончил Веня известным вопросом: «А как у вас?» и заклеил всю оборотную сторону письма фотографиями людей, животных, растений, микробов, гор и долин, рекламой различных патентованных средств и афишками интересных спектаклей. Хорошие картинки кого угодно достанут, считал он, поблескивая выпуклыми веселыми глазами. Зоя Л, вернувшись из отпуска, увидела расписанную штуку шелка и сказала, что теперь ее выгонят со швейной фабрике, но по странной женской логике выгнала Веню – из общаги. А из редакции Гиннеса Вене ответили, что вряд ли инопланетяне знают русский язык в сибирском Венином варианте. Нет уверенности, вежливо написали из редакции, что инопланетяне откликнутся на письмо, которое не могут прочесть. К тому же, гораздо более бессмысленное письмо года три назад накатал португалец Авету, проживающий ныне в Австралии.

Ну, ты знаешь Веню. Он решил под микроскопом специальной иглой записать на маковом зернышке все «Красное колесо» Александра Исаевича Солженицына. Все тома до единого. Конечно, для такого дела необходимо усиленное, хорошо рассчитанное питание, а Веня пил. На третьем томе, в Венино отсутствие, окно комнаты, которую он снимал, распахнуло сквозняком и, вернувшись, Веня застал в комнате стаю бесчинствующих воробьев.

Это подточило решимость Вени.

Правда, он еще вырубил из кедрового бревна (во дворе знакомого лесника) огромное вечное перо, в котором даже само перо было деревянным. Чудесный запах, длина два метра тридцать четыре сантиметра, для полной заправки требовалось всего одиннадцать литров чернил, но лесник денег на приобретение чернил не дал. Обиделся за испорченный материал, предназначавшийся для отделки какого-то кабинета в местной администрации, да и перестал доверять Вене.

Сам сходил в магазин и купил водки…»

«…Тогда Веня удачно устроился сторожем в Bank-Salutary.

Солидное здание с окнами на проспект. В банке часто бывали иностранцы, ходили слухи, что BS вообще на восемьдесят процентов не наш. Вене это было все равно. Вложений в банк он не делал. Получал свои три тысячи рублей в месяц с небольшими надбавками и пользовался казенной формой. Несмотря на жаркое лето, Вене выдали меховую шапку, овчинный полушубок и катанные валенки. В подвалах, в которых нес ночные дежурства Веня, температура не поднималась выше 12 градусов по Цельсию. Веня приходил на дежурство в сандалиях, в джинсах, в тонкой футболке и переодевался во все теплое. Даже полюбил, чтобы было вот так – холодно.

«Любишь экстремальный секс?» – спросил он одну новую знакомую из педагогического университета. – «Ага», – ответила знакомая, делая вид, что не понимает, о чем идет речь. Но на ночное дежурство пришла. Веня провел ее в подвал банка с задней стороны, с технического дворика, где дворники хранили метлы. Даже начальник охраны не догадался о нарушении. Длинные ряды стальных полок со всякими склянками и пробирками в низких подземных хранилищах удивил гостью порядком и чистотой. «Это я поддерживаю такою чистоту», – нагло преувеличил Веня, заметив восхищение гостьи, и в виде особой приязни показал заспиртованный член мамонта. – «Тридцать семь тысяч лет, – с намеком пощелкал он пальцем по стеклянной банке. – Правда, хорошо сохранился?» – «А ты почему спрашиваешь?»

На Новый год, когда банк обезлюдел совершенно, Веня вызвался дежурить подряд двое суток, естественно за дополнительную плату. «Хочу сочинить грандиозный чайнворд». Начальник охраны скептически хмыкнул и сказал: «Не пей много». Понимал, что ничего другого в своих подвалах Веня не сможет сочинить.

И ошибся.

Веня действительно решил сочинить такой чайнворд, блин, чтобы его нельзя было вынести из подвалов, вот такой высоты, вот такой широты! И чтобы все слова были связаны с Новым годом – зайчики, Снегурочки, елочки, Деды-Морозы и все такое прочее. А чтобы работа совсем уж ладилась, пригласил на дежурство одну девчонку. «Ты только слова мне будешь подсказывать, и все, – уговаривал он. – В хранилище тихо, ты хорошо выспишься. Тебя вон как сессия замотала. Будешь спать и спать, я мешать не буду, только иногда будешь подсказывать незнакомое слова».