Статьи и заметки - Сергей Аксаков

ПИСЬМО К РЕДАКТОРУ «ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ»

<О переводе «Федры»>

С радостию прочитал я в 46-й книжке «Сына отечества» под статьею: «Российский театр» известие о блистательном появлении русской «Федры» на петербургской сцене, с замечаниями г. сочинителя об игре актеров и о самом переводе. Давно носился слух, что г. Лобанов им занимается; давно уже любители словесности нетерпеливо ожидали окончания труда его, а прекрасный перевод «Ифигении в Авлиде» увеличивал сие нетерпение. Из отрывков, помещенных в «Сыне отечества», должно заключить, что перевод «Федры» в целом — прекрасен; но позвольте мне, милостивый государь, предложить мои замечания, посредством вашего журнала, на некоторые стихи, единственно в том отношении, что они выставлены сочинителем «Разбора» за лучшие, даже за превосходящие оригинал. В первом действии (явление третье) Федра, открыв ужасную тайну Еноне, говорит:

Взглянув на юношу, бледнела я, пылала;Вдруг сердце замерло, вдруг грудь затрепетала;В глазах простерся мрак, язык мой онемел;Я вся, весь мой состав и дрогнул и горел.

. .

Я крылась от него.

[Je le vis, je rougis, je palis a sa vue;Un trouble s'eleva dans mon ame eperdue;Mes yeux ne voyaient plus, je ne pouvais parler;Je sentis tout mon corps et transir et bruler.

. .

Je l'evitais partout.]

Первый стих не имеет определенности стиха Расинова: я его увидела; я краснела, я бледнела от его взгляда; притом непременно должно было сказать краснела; пылать здесь еще не место. У Расина везде соблюдены постепенность и приличие; да и пылала — совсем не одно и то же, что краснела. Вместо стиха Расинова: смятение восстало в изумленной душе моей, переводчик говорит: вдруг сердце замерло, вдруг грудь затрепетала; но стих сей слишком сильное показывает действие, а потому, мне кажется, погрешает против быстрого, но постепенного действия любви, везде прекрасно выдержанного у Расина; еще ж и стих не гладок: верно, не для подражательной гармонии составлено последнее полустишие. После слов: я вся не нужно говорить: весь мой состав, ибо в слове вся, верно, заключается и состав Федры. И дрогнул и горел — дрогнуть не всегда значит хладеть; например: дрогнули сердца в Новегороде и пр. Я крылась от него… Скрывалась, убегала, кажется, было бы лучше.

Федра, увлекаясь страстию (действие второе, явление пятое), говорит Ипполиту:

Но нет, не умер он; он жив в тебе — и вдруг:Мне кажется, в тебе — вновь дышит мой супруг.

[Que dis-je? Il ne point mort, puisqu'il respire en vous.Toujours devant mes yeux je crois voir mon epoux.]

В обоих стихах повторяется одна и та же мысль, и оба стиха нехороши. Вдруг вовсе лишнее; близкое повторение слова в тебе портит стихи, а не усиливает. Сказавши: он жив в тебе, не странно ли говорить: мне кажется, в тебе вновь дышит и пр. Как искусно у Расина развертывается одна мысль из другой: что я сказала? он не умер; он жив в тебе: мне мнится всегда, что я вижу пред собою моего супруга.

Ипполит

Я вижу, мой отец, сей доблестный герой, и пр.[1]

Последнее ненужное полустишие есть вставка переводчика, который пропустил стих Расина: я вижу чудесное действие любви твоей. Пропуск, по моему мнению, весьма важный, ибо как мог Ипполит не изъявить своего внимания к столь живому мечтанию Федры? Не дать ему благовидных причин в собственных глазах ее?

Федра

Смой стыд чудовища ужаснейшего кровью.

Расстановка слов в этом стихе неудачна; смой стыд… неприятное стечение звуков, да и мысли сей у Расина нет.

Вдова Тезеева горит к тебе любовью!Нет, нет, чудовища не должен ты щадить;Вот сердце! меч в него ты должен свой вонзить.Да страшное скорей бесчестие сотрется;Я чувствую, оно само на меч твой рвется.

. .

Отдай ты мне свой меч.

[Delivre l'univers d'un monstre qui t'irrite.La veuve de Thesee ose aimer Hippolyte!Crois moi, ce monstre affreux ne doit point t'echapper.Voila mon coeur, c'est la que ta main doit frapper.Impatient deja d'expier son offense.Au-devant de ton bras je le sens qui s'avanse.

. .

Donne…]

Вообще сей монолог не так хорошо переведен. В стихе: я чувствую, оно само на меч твой рвется — оно должно отнести к бесчестию, не говоря о словоударении само. Последнее полустишие весьма неприлично растянуто; оно отнимает всю силу и необходимую краткость Расинова: donne… Он с намерением оканчивает монолог Федры одним словом: только одно слово можно произнести при мгновенном исполнении ее намерения.

Теперь следуют стихи, в которых г. сочинитель «Разбора» находит, что переводчик превзошел Расина. Вот они:

В третьем действии (явление второе) Федра, увидя входящую Енону, говорит:

Я вижу, ты мне смерть, несчастная, несешь.

Господин сочинитель статьи о «Федре» говорит в примечании: «Скажем мимоходом, что здесь переводчик наш превзошел Расина. Стих его гораздо живее, гораздо вернее выражает отчаяние Федры, нежели, стих Расинов: «Oenone, on me deteste; on ne t'ecoute pas» (стр. 247).

Мое мнение совершенно тому противно: русский стих хорош, и я был бы им доволен, если б не знал стиха Расинова, который гораздо живее, вернее выражает положение Федры и может назваться одним из превосходнейших. Федра, обольщаемая слабым лучом надежды, что Ипполит внимал с холодностию ее признанию от изумления, от совершенного незнания любви, посылает Енону говорить с ним; приказывает ей или воспламенить его честолюбие, или смягчить его сердце отчаянием умирающей от любви к нему Федры; вся судьба ее зависит от сих переговоров… Енона возвращается с необыкновенною поспешностию. Что натуральнее, приличнее может быть сей мысли, мастерски в отрывистых фразах Расином выраженной: Енона! меня ненавидят; тебя не хотели выслушать?

Терамен

В каких же ты странах надеешься найтиТезея жаркий след иль темные пути?

[Sur quel espoir nouveau, dans quels heureux climatsCroyez-vous decouvrir la trace de ses pas?]

(Действие первое, явление десятое.)

В последнем стихе г. сочинитель «Разбора» находит более поэзии, нежели у Расина; но к чему особенная поэзия, чтоб сказать такую обыкновенную мысль: где ты надеешься найти следы Тезея? — Жаркие следы не говорится, а горячие следы, но и сие употребляется в низком смысле. Темные пути истинно темны. Мне кажется, сей эпитет неприличен.

Федра

Енона! от стыда лицо мое пылает:Ты зришь постыдную болезнь души моей,И слезы катятся невольно из очей.

[Oenone, la rougeur me couvre le visage,Je le laisse trop voir les honteuses douleursEt mes yeux malgre moi se remplissent de pleurs.]

(Действие первое, явление третье.)

Г. сочинитель говорит: «Эти стихи и поэзией и свободою стихосложения превосходят стихи подлинника» (стр. 257). Я был бы согласен с ним, если б стыда и постыдную не стояли так близко один от другого. Ты зришь и пр. слишком определенно сказано; у Расина Федра говорит: я даю тебе видеть и пр.

Федра

Вновь вспыхнула во мне свирепая любовь.Уже не тайною я страстию томилась:Киприда вся в меня, как Фурия, вселилась.

[Ma blessure trop vive aussitot a saigneCe n'est plus une ardeur dans mes veines cachees:C'est Venus tout entiere a sa proie attachee.]

(Там же.)

Едва ли кто-нибудь согласится признать сии стихи лучшими французских, хотя Киприда и названа в них Фурией. — Следующие же стихи, названные не уступающими подлиннику, в которых (как сказано в «Сыне отечества» на стр. 58) переводчик идет рядом с Расином, весьма далеко отстоят от него:

Как скучен сей наряд, как тягостны покровы.Чья дерзкая рука власы мои сплелаИ на челе моем так пышно собрала?Все ненавистно мне, все грустно и постыло.

[Que ces vains ornements, que ces voiles me pesent!Quelle importune main, en formant tous ces noeuds,A pris soin sur mon front d'assembler mes cheveux?Tout m'afflige et me nuit et conspire a me nulre.]

Вместо дерзкая должно сказать докучная, как заметил и г. сочинитель «Разбора»; слово пышно совсем лишнее; наконец, где мысль и мастерское падение звуков последнего стиха: tout m'afflige et me nuit et conspire a me nuire?