Сальери - Сергей Нечаев

Сергей Нечаев

САЛЬЕРИ

Я счастлив был: я наслаждался мирно

Своим трудом, успехом, славой; также

Трудами и успехами друзей,

Товарищей моих в искусстве дивном.

Нет! никогда я зависти не знал…

Посмертная слава Антонио Сальери сродни незавидной славе Герострата. Однако, в отличие от поджигателя храма Артемиды Эфесской, Сальери такой скандальной известности у потомков не домогался. Во многом благодаря трагедии А. С. Пушкина, неотразимо воздействующей магией стиха и мысли, реальный исторический образ талантливого, высоко ценимого современниками и имевшего действительно большие заслуги музыканта превратился в нарицательное обозначение низкого интригана, коварного завистника, творческого импотента и угрюмого убийцы.

ДЕТСТВО И ОТРОЧЕСТВО САЛЬЕРИ

Сведений о детских годах Антонио Сальери немного — их источником является сам композитор, оставивший небольшие заметки музыкальному историку Игнацу фон Мозелю[1], который написал на их основе его первую биографию. Именно на нее опирались потом практически все работы, посвященные Сальери. К сожалению, сами заметки композитора не сохранились, и факт их существования известен сегодня только по случайным цитатам и субъективному (а как же без этого) сочинению фон Мозеля.

К неменьшему сожалению, сведения эти весьма обрывочны, а все иные источники информации о детских годах Сальери повторяют в том или ином виде данные фон Мозеля, дополняя их порой малодостоверными комментариями и личными домыслами авторов.

Совершенно точно известно, что Антонио Сальери родился 18 августа 1750 года. Во всяком случае, в большинстве источников{1} указана именно эта дата. Некоторые авторы утверждают, что Сальери родился на следующий день, 19 августа, но это не день рождения, а день, когда его крестили.

В статье «Семь смертных грехов Антонио Сальери» Арсений Волков пишет:

«Восемнадцатого августа 1750 года в Италии родились одновременно два персонажа: один из реальной истории музыки, а другой — из маленькой трагедии Александра Пушкина. По роковому стечению обстоятельств они до сих пор носят одно и то же имя: Антонио Сальери. Для читающей и не-читающей публики эти два Сальери так и остаются своего рода “сиамскими близнецами”, хотя один из них просто случайно присвоил себе имя другого и под ним самостоятельно разгуливает по галерее мифов, придуманных человечеством»{2}.

Не согласиться с подобным определением невозможно. Так вот: реальный Антонио Сальери, которого ни в коем случае не надо путать с персонажем, выдуманным А. С. Пушкиным, родился в многодетной семье состоятельного торговца в итальянском местечке Леньяго (Legnago) недалеко от Венеции. Венеция в тот момент была Светлейшей Республикой, занимавшей всю северо-восточную часть нынешней Италии, а также часть побережья Адриатического моря, принадлежащую ныне Словении и Хорватии. Леньяго — маленький городок в 40 километрах к юго-востоку от Вероны, на берегу Адидже, в том месте, где реку пересекает дорога из Падуи в Мантую.

Род Сальери происходил от некоего Францискуса Сальера. Во всяком случае, это первый человек с похожей фамилией, сведения о котором можно найти в архивном регистре Леньяго. Отец Антонио, тоже Антонио Сальери (1702—1764), был женат два раза. В первый раз, в 21 год, он женился на Элизабетте Бонаноме, девушке из богатой леньягской семьи, которая была на четыре года младше его. От этого брака «родилось пять детей, из которых до совершеннолетия дожила лишь дочь Массимилиана»{3}.

Шестого апреля 1740 года Элизабетта умерла, и ровно через 40 дней после этого Антонио Сальери женился второй раз — на этот раз на семнадцатилетней Анне Марии Скакки. Анна Мария родилась в 1723 году, то есть разница в возрасте с мужем у нее составляла двадцать с лишним лет.

От этого брака родилось девять детей, среди которых был и наш Антонио.

Франсуа Жозеф Фетис в своей «Универсальной биографии музыкантов» пишет: «Его отец, бывший торговец, в раннем возрасте поместил сына в коллеж, где в того заложили основы музыки, игры на скрипке и на клавесине»{4}.

На самом деле, отец Антонио торговал колбасами и беконом, и это делает почти невероятным тот факт, что его отпрыск все-таки стал великим музыкантом. Несмотря на то, что ни одна эпоха так не жила музыкой, как XVIII столетие, в семье Сальери никто не имел не только таланта, но и вообще склонности к ней. Тем не менее именно отец отправил своего сына Франческо в музыкальную школу, благо что недостатка в учителях, обучавших игре на скрипке, флейте или клавесине, в тогдашней Италии не было. Что же касается Антонио-младшего, то тут произошло что-то совсем уж удивительное: то ли родители каким-то непонятным образом разглядели музыкальный талант ребенка, то ли он сам очень рано проявил способности и интерес к музыке, но можно с уверенностью сказать, что маленький Антонио получил отличное музыкальное образование. При этом первые свои уроки музыки он брал именно у родного брата Франческо, родившегося 27 мая 1741 года. Тот стал скрипачом и игре на скрипке учился не у кого-нибудь, а у самого Джузеппе Тартини (1692—1770) — знаменитого итальянского скрипача-виртуоза, чьи усовершенствования приемов ведения смычка были признаны повсеместно и вошли во всеобщее употребление. В 1728 году Тартини основал школу, из которой вышло много первоклассных скрипачей. Кроме того, он написал для своего инструмента более трехсот концертов и сонат, в том числе известную «Дьявольскую трель» (Trille du diable), про которую он всем говорил, что услышал ее впервые во сне в исполнении черта.

Но вернемся к маленькому Антонио. Ребенком он был здоровым и румяным, но при этом отличался необыкновенной кротостью, а посему ходил в любимцах всего дома. Его выразительное личико, порой задумчивое, но чаще жизнерадостно улыбающееся, не носило, однако, отпечатка никакой яркой особенности. Обычно о людях судят по глазам, но его темные глаза не давали предугадать в нем ни замечательного ума, ни пылкой души.

Эльза Даль Монего описывает юного Сальери так: «Он был невелик ростом, ни толстый, ни тонкий, смуглый, с ярко-черными глазами и волосами. <…> Одевался он модно, но избегал излишеств, очень любил конфеты и варенье, но при этом не любил вино и пил только воду. У него была мания чистоты и порядка, и это может стать интересной темой для фрейдистских исследований. Он был щедр со всеми, очень религиозен и весел. Его хобби составляли литература и долгие прогулки в одиночестве, которые, возможно, помогали ему медитировать»{5}.