Васка да Ковь (СИ) - Аноним Эйта

Эйта

Васка да Ковь

История первая. Русалочка

— А кому яблочки, яблочки сушеные, яблочки в карамели, яблочки засахаренные, яблочки свежие! Ой, какое чудо, чудо, хочешь яблочко?

— Пирожки, пирожки, горячие пирожки! По медяшке за пару, за трешку кулек! Ох ты, прелесть! Возьми пирожок, тетя добрая…

Перебиравшая рассеянно тяжелые бусины для амулетов Ковь бросила ленивый взгляд через плечо на «чудо-прелесть». Ей стало интересно, кто или что могло выцыганить у ушлых базарных торговок еду, не произнеся ни единого слова. Бросила… и застыла, радуясь, что рядом нету слишком уязвимого для магии Васки.

Потому что посреди ярко освещенных полуденным солнцем ярмарочных рядов стояла маленькая русалочка и жевала пирожок с мясом.

Русалочка, если не приглядываться, выглядела как пай-девочка лет пяти. Словно дочь служанки из какого-нибудь господского дома, где господа щедрые и богатые: красные ленточки в жидких русых волосиках, доверчиво распахнутые зеленые глазенки. Чистенький сарафанчик болтается на узеньких плечиках, беленькие ручки с тоненькими пальчиками крепко вцепились в пирожок, а босые ножки будто и не по пыльной дороге ходили. Пожалуй, не просто дочь служанки, а первенец…

То есть так бы Ковь решила, если бы в ауре девочки был хоть намек на энергию жизни. Но эта девочка была мертва уже лет пять, а то и все десять, и, судя по невидимым для простых смертных щелочкам за ушами и на шее и прозелени в будто бы случайно растрепанных волосах, померла она не своей смертью. Проще говоря, ее утопили, но выловить из воды и по-человечески похоронить не удосужились. И рученьки у девочки не просто так белыми да нежными были: то река их отмыла, прополоскала… Приласкала девочку, новую жизнь подарила, да только жизнь ли?

Агрессии нечисть не проявляла, разве что цепляла слабеньким приворотом торговок с едой и красивыми, на взгляд русалочки, вещичками. Ну так то у русалок врожденное, и хотела бы, не могла бы не зацепить. Из оттопыренных кармашков сарафанчика уже выглядывал пряник, самый кончик зеленой ленточки, алый бочок яблока… Русалочка явно не собиралась на людей бросаться. Опасны русалки, которые на вид постарше, пофигуристей, да и то не в полдень, в толпе народа, на расстоянии часа ходьбы до ближайшей речки. Наверное, русалочка просто подкормиться пришла, да сестрицам гостинцев притащить, и опасна лишь для своего убийцы.

Успокоенная, Ковь снова отвернулась к прилавку. Ох, знала бы, что будет дальше, ни в жисть бы с русалочки глаз не спустила!

С Ваской Ковь не разговаривала с того самого момента, как они ушли из ее родного села. То есть уже три дня. И если в первый день тот еще пытался вовлечь ее в разговор о достоинствах родного флота перед флотом первейшего политического противника, то есть о предмете, в равной мере от обоих далеком, то потом прекратил даже эти тщетные попытки.

То есть, не совсем прекратил. Он упорно думал, как с ней помириться. Не то что бы Васку угнетало это вечное молчание и упрямый молчаливый отказ садиться на его коня, но все это создавало некоторые неудобства. Например, при виде угрюмо шагающей по пыльной дороге босой и растрепанной Кови и едущего на прекрасном жеребце чистейших кровей рыцаря, окружающие почему-то показывали пальцами именно на рыцаря и укоризненно качали головами. Хотя, конечно, старались, чтобы Васка этого не видел. А то мало ли что деспоту с мечом на ум придет! Не объяснять же всем и каждому, что своего мула Ковь подарила подруге на свадьбу, да и вроде бы он в своем праве, на широкоскулом лице Кови так и написано: крестьянка, но все равно как-то неловко. Эту Васкину черту старший брат обозвал как-то раз слабохарактерностью и потаканием холопам, и в пику брату он ее бережно лелеял и взращивал.

Васке должно было быть очень стыдно, из-за этого ему действительно было стыдно, и поэтому уже через полчаса такого пути пешком шли оба, а конь плелся за хозяином с выражением полнейшего недоумения на холеной морде.

А те два дня, что они с Ковью жили в первом попавшемся клоповнике, поджидая начала ярмарки? Клоповник хозяин гордо именовал гостиницей. Логика хозяина была проста: здание стоит в городе и там сдаются комнаты. Гостям сдаются. Гости что делают? Гостят гости. Значит, гостиница! Но от названия суть не менялась: облезлое, подслеповато щурящееся на узкую улочку маленькими, затянутыми (будто прошлый век и не кончился) слюдой окошками здание было крайне недорогим и не респектабельным. Правда, для Васки ключевым словом было «недорогим». Ковь, хоть какой-то толк в ее молчании, ни слова против не сказала. Правда, посмотрела… На Васку, статного красавца-рыцаря обычно девки все-таки иначе смотрели. А тут…

Он уж думал, что эта ведьма его за эту пару дней испепелит своими взглядами! Ну, поторопился, дни неправильно посчитал… ну так кто мешает потом вернуться? Они и так проторчали в этом селе целую неделю, Васка готов был уже волком выть. Пока Ковь с подружками общалась, его боевитые сельские девки чуть ли не приступом брали.

Ковь упрямо огибала Васку по широкой дуге, оказывалась встречаться с нанимателями, да еще и подсунула ему какое-то мыло, из-за которого натуральный иссиня-черный цвет его волос превратился в солнечно-рыжий. А рыжие, как все знают, хитрецы и пройдохи, куксье семя, и верить им нельзя. Вот и послали его лесом уже трое потенциальных работодателей, зря только пивом их поил… Нет, с Ковью надо было мириться, и мириться срочно. А то она как рассердится, так и перестает думать. И осознать, что отказавшие работодатели — это не только Васкина проблема, она может еще очень и очень не скоро, а денег вот-вот и на клоповник хватать перестанет, придется в заначку лезть…

Васка шатался по ярмарке и искал какие-нибудь особенно яркие бусы. Его отец всегда так мирился: присылал жене конфет и вина, рвал цветы в замковом саду и приходил к ней с этим букетом под вечер. С виноватым видом, конечно. Отработанная поколениями Диерлихов схема была предельно проста: сначала подарить что-нибудь ценное, затем подарить что-нибудь сделанное своими руками и явиться под светлы очи с видом покаявшегося грешника. Васка счел, что и с Ковью должно получиться. Правда, при некотором размышлении от бус он решил отказаться. Ковь могла счесть это оскорбительным намеком на свое крестьянское происхождение, намотать нитку на кулак, и засветить тяжелыми камнями или занозистыми деревяшками Васке в глаз, и Васка ничего не смог бы с этим поделать. То есть он мог бы перехватить ее руку, заломать… но рыцарский кодекс четко и ясно говорил, что на даму руку поднимать нельзя. Да и разве сможет Ковь его сильно ударить? Поболит и перестанет. Ковь еще сама извиняться потом будет, ну, как, извиняться — посопит виновато. Отходчивая она. Так что это не было проблемой…

Но если даже обычный рыжий подозрителен, то рыжий с подбитым глазом подозрителен вдвойне.

Блуждая по ярмарке, Васка наткнулся на лоток с пуховыми платками, шарфиками ручной вязки и такого же типа варежками. Поколебался, но решил подождать какой-нибудь зимней ярмарки и зимней ссоры, дабы не оказаться непрактичным болваном. По этой же причине он не купил фигурок с лотка стеклодува и сережек из полудрагоценных камней. Сережки бы потерялись в дороге или их выпросила бы какая-нибудь нечисть, а фигурки бы обязательно разбились. И то и то обидно. Да и накладно.

После двух часов скитаний, полуоглохший от выкриков зазывал и визгливых голосов торговок Васка остановился у того лотка, с которого и начал: у лотка с бусами. Ему настолько надоело блуждание по рядам, что он решил рискнуть лицом.

И тут увидел девочку.

Девочка стояла у лотка и застенчиво переминалась с ноги на ногу, устремив зеленые глазенки на коробочки с развесным бисером. Пальчики так и тянулись к бусинкам, но видно было, что денег у нее нет. Торговка изредка лениво поглядывала на девочку, но больше для порядка. Настолько девочка была хорошенькая, миленькая и безобидная. Разве такая чего-нибудь сворует?

Васка поймал себя на несвойственном ему умилении.

После продажи турнирного доспеха отца деньги у Васки все-таки были, но отложенные на самый крайний случай. Васке отчаянно не хотелось их тратить, да и хранились они у Кови, под четырьмя наговорами и пятью самодельными амулетами. Потому и искал сейчас Васка какую-нибудь работку попроще, чтобы была у него карманная мелочь. Васка напомнил себе, что как раз сейчас мелочи у него нет, кроме как той, что пойдет на подарок магичке, оплату сегодняшнего ужина, и, может, завтрашнего обеда. Однако…

Девочка, будто почуяв лихорадочные метания честной рыцарской души, обернулась и улыбнулась Васке во все свои остренькие зубки. Очень остренькие зубки. Треугольные такие.

— Купи бус! — в меру капризно попросила нечисть, — А то покусаю!

Тот зажмурил глаза и досчитал до десяти. Когда он открыл сначала один глаз, потом второй, девочка никуда не делась, разве что теперь держала его за рукав. И зубки ее никуда не делись. Она все так же скалилась-улыбалась и заглядывала Васке в глаза.