Средства и способы тайных врагов России - Михаил Катков

Михаил Никифорович Катков

Средства и способы тайных врагов России

Будущий историк нашего времени посреди разных характеризующих его явлений с изумлением остановится перед тою неслыханною игрой, которую ведут теперь ловкие люди перед публикой, нисколько не стесняясь и даже пользуясь ее присутствием. Историка поразят та неутомимость и уверенность, с которыми эти люди ведут свою игру, и он будет с напряженным интересом разыскивать, кого же и какими путями хотели обмануть эти искусные люди. Повесть о том, как Яго опутывал своими сетями великодушного и доверчивого Отелло, исполнена глубокого интереса; во сколько же крат интерес должен быть сильнее, когда дело идет не о вымысле, не о потаенной темной интриге, в которой замешана участь одного или нескольких лиц, а о мистификации, имеющей предметом своим дела целой страны и нагло передергивающей свои карты перед глазами целого мipa! Мистификация, о которой мы говорим, имеет своим предметом русские дела, и расчет игроков основан на особых обстоятельствах, характеризующих в настоящее время русские дела. Публичность есть у нас элемент только что народившийся; она имеется у нас лишь настолько, чтобы давать чувствовать свое отсутствие. У нас бывают лишь некоторые проблески публичности, но солнце публичности еще не всходило. Вот этому-то состоянию неполной публичности, этому-то полусвету и, стало быть, полумраку, в котором дела наши находятся, — этой неопределенности и зыбкости теней и освещений, этой бездне недоразумений, отсюда происходящих, обязана своим началом и отвагой своих расчетов та интрига, которой подвергаются теперь русские дела и которая издевается над русскою публикой.

Кого-то из нас хотят уверить, что русский народ в своем государстве есть не больше как партия, притом весьма дурного свойства, именуемая ультрарусскою, что забота о сохранении единства и целости Русского государства есть в Русском государстве односторонность и крайность весьма вредная и именуемая ультрапатриотизмом. Затем кого-то из нас хотят уверить, что все, явно или тайно враждебное Русскому государству в Русском государстве, — все антирусское, все, клонящееся к расторжению или ослаблению государственного единства, к подавлению и раздроблению русского народа, к подрыву его органических сил, к пресечению ему путей правильного и плодотворного развития, — все это есть партия либеральная, партия прогресса, которой следует в России господствовать. Затем что еще делают эти игроки? Они берут великие имена и с неслыханною дерзостью делают эти имена символом этой так называемой ими либеральной партии, всего антирусского, всего, что только есть в России чуждого русскому народу и неприязненного Русскому государству, — символом идей и стремлений, возмущающих до глубины гражданское чувство всякого честного и мыслящего человека в России. Как же они поступают для достижения такой цели? Пользуясь скудостью публичности в наших делах, они не отступают ни перед какою ложью, ни перед каким подлогом, ни перед какою чудовищностью для того, чтобы выставить всякое проявление русского национального чувства, всякий голос, служащий органом очевидных простому здравому смыслу интересов Русского государства как нечто враждебное и оскорбительное лицам, которым национальные и государственные пользы России не могут не быть особенно близки к сердцу. Таким образом, с усилием и настойчивостью, достойными лучшего дела, она поучают во всеуслышание, что говорить и действовать в смысле русской национальности и русского патриотизма значит не только быть дурною и зловредною партиею, которой они дают имя ультрарусской или ультрапатриотической, но и быть еще органом какого-то бессмысленного, чудовищного, невозможного личного антагонизма, и что защищать русские интересы от зла явного или тайного, от врагов внутренних или внешних — значит оскорблять достоинство высоко чтимых в России имен. Чтоб уронить имена неприкосновенные, чтобы фальшиво представить их обществу в антагонизме со всем, что только есть в России русского, они придумали такое средство: он выдают себя их защитниками и ревнителями; высоко стоящие лица, которые не могут иметь ничего общего с их тайными умыслами, они окружают коварными изъявлениями своего сочувствия и лицемерной преданности и стараются произвести на публику впечатление, что между ними и этими лицами есть солидарность. Как способны они действовать путями тайной интриги, об этом можно заключать из того, как они действуют в сфере гласности, на виду у всех. Они пишут памфлеты, оскорбительные не для тех, на кого они нападают, а для тех, кого они лукаво чествуют. Под предлогом апологии высокостоящего лица, под предлогом защиты его от небывалых и ими самими нагло выдуманных оскорблений они излагают возмутительные и ядовитые учения, ругаются над истиной и здравым смыслом, ругаются над русским обществом, над русским правительством и цинически щеголяют своею недобросовестностью. Чем бесчестнее обнаруживаются они сами, тем более у них расчета компрометировать собою имена, за которые они прячутся и которые в то же время они осмеливаются брать под свою защиту. Пользуясь сумраком производимых ими смут и недоразумений в общественном мнении, эти люди добиваются двоякой цели: они хотят провозить свою контрабанду под флагом, на который не имеют никакого права, и в то же время, с другой стороны, своею контрабандою бесславить этот флаг. Умышленно возбуждая своими поступками и замыслами, цинически выставляемыми напоказ, всеобщее негодование в людях честных, они прячутся за этот флаг и относят не к себе, а к нему выражения возбуждаемого ими негодования. Вот их тактика, и вот каким образом они рассчитывают плодить у нас печальные смуты и недоразумения…

Памфлет, возбудивший столь справедливое негодование в России, продолжает выходить в свет. Он продолжает писаться под видом корреспонденций, высылаемых из Петербурга в брюссельскую газету "Independance Beige". Ловкая рука в нашей северной столице подготовляет материалы, и материалы эти обделывает в Брюсселе другая рука, предлагающая свои услуги и свою опытность по части французского слога всем антирусским партиям в России. Нам нередко случалось упоминать об этих петербургских корреспонденциях брюссельской газеты; в них тот же дух, тот же стиль и та же тактика, что и в памфлете Шедо-Ферроти. Как в том памфлете, так и в этих корреспонденциях постоянно являются два предмета, около которых все группируется: одно высокое лицо, поставляемое ими во главу либеральной партии, и "Московские Ведомости" как выражение того, что остроумные авторы этих корреспонденции называют ультрарусскою или ультрапатриотическою партией, и в то же время как орган русского правительства. Из намеков этих корреспонденций довольно основательно можно заключать, что как русский народ, к которому собственно относится титул ультрарусской партии, так и само русское правительство, поскольку оно не отделяет себя от него и действует в национальном смысле, исполнены мятежного духа. Мы припоминаем при этом, как авторы этих самых корреспонденций в прошлом году, по случаю свидания двух императоров в Ницце, высказывали убеждение, что Русский Государь еще не может рассчитывать на дружеское рукопожатие со стороны избранника поголовной подачи голосов…

На этих днях русская публика, читающая французские газеты, читала в "Independance Beige" ее петербургскую корреспонденцию о недавно происходившем в Москве дворянском собрании. Мы знаем те ограничения, которые полагаются законом для нашей печати, и твердо держимся их. Мы сообщали об этом собрании лишь только то, что допускалось к печати. Мы не входили ни в какие обсуждения и оценки, мы избегали даже всяких намеков. Мы не считали себя вправе вмешиваться в дело, к которому печать еще не призвана. Но мы считаем себя обязанными сказать теперь несколько слов по поводу вышеупомянутой корреспонденции. Само собою разумеется, что и здесь на первом плане является то же самое высокостоящее лицо, чье имя постоянно злоупотребляется в этих корреспонденциях. Точно так же являются на сцену и "Московские Ведомости", особенно имя одного из издателей этой газеты. Затем является московское дворянство, которое характеризуется теми же чертами, какими характеризовалось оно в петербургской газете "Голос", но с дополнениями, которые были бы неудобны в русской печати. Из петербургских корреспондентов бельгийской газеты оказывается, что совещания, происходившие в московском дворянском собрании, были не что иное как демонстрация… Нельзя ничего представить себе наглее той лжи, какою исполнена эта корреспонденция. Надо при этом заметить, что те же самые сообщения, и почти в тех же выражениях, были сделаны в некоторые немецкие газеты, особенно в "Кельнскую Газету". В этих сообщениях значится, что московское дворянство, дабы придать особенную силу своей демонстрации, будто бы постановило подать адрес князю П.П. Гагарину, председательствовавшему в государственном совете, и что будто этот адрес не состоялся только потому, что князь Гагарин отклонил от себя эту честь. Тогда будто бы московское дворянство избрало орудием своих демонстраций "Московские Ведомости", и преимущественно одного из их издателей, и с этою целью его позировали, ему приготовляли банкеты… "que sais-je, toute une kyrielle d'ovations" [целая вереница оваций (фр.)]. Наконец, в эту историю вовлекается и генерал-губернатор московский, и в довершение всего сообщается, что речь, произнесенная им при открытии дворянских выборов, была написана для него "корифеями партии "Московских Ведомостей"", то есть издателями этой газеты. Эти интересные факты как нельзя лучше дополняют историю наших деяний, изложенную в памфлете "Que fera-t-on de la Pologne?", где повествуется о том, как мы назначили (nomme) М.Н. Муравьева в должность главнокомандующего войсками и генерал-губернатора Северо-Западного края. Нет сомнения, что эти господа не без цели прибегают к чудовищным нелепостям. Это входит в их тактику.