Очарованный якут - Роман Назаров

Роман Назаров

Очарованный якут

Роман Назаров род. в 1972 г. в Москве. Окончил медицинское училище (специальность — фельдшер). В разные годы работал сторожем, дворником, курьером, санитаром оперблока, фельдшером на ФАПе, кровельщиком. Участник Форума молодых писателей России в 2004, 2005, 2006 гг. С 2007 г. работает научным сотрудником в Литературно-художественном музее Марины и Анастасии Цветаевых (г. Александров). Учится в Литературном институте им. Горького.

— Он придет, а ты — спишь или, еще хуже, пьяный валяешься, никакой, а Он придет, придет именно к тебе, ну не знаю, зачем, но Он ко всем всегда обязательно приходит. Понимаешь?

Мы стояли перед рынком, в гуще движущейся толпы, и Санек мне такие вещи говорит. Поразительно! Александр — мой бывший одногруппник по училищу (СПТУ-28), я его частенько в городе вижу, даже пил с ним как-то, у него дома. Пил он тогда, еще три месяца назад, знатно, на полную катушку, помню, на карачках собирал с пола разбросанную мелочь, а сам здоровый такой бугай, два метра ростом, три раза шире меня в плечах, русский богатырь с ноздревскими повадками. В охране работает, фирму какую-то секретную охраняет. Разведен, сын и дочь есть. Самое положительное, что я о нем, Саньке, думал, так это то, что он в училище в шахматы хорошо играл. Проигрывать не любит. Спорщик ужасный — слова поперек не вставишь. Темные уголовные делишки за ним имеются. Что еще? Меру никогда не знает, все время лезет на рожон и почему-то гогочет, хотя часто — ничего смешного. И — вдруг — встречаю его 12 марта у рынка. И первый его вопрос: «В Бога веришь?». Я говорю: «Как же в Него не верить? Не бывает атеистов в окопах под огнем!». Ну, мы и разговорились на полтора часа.

— А зачем Ему приходить, — сказал я, — если Он постоянно в сердце человеческом?

И стучу ему по груди. Он большой передо мной стоит, в черном пальто, грудь колесом, из-под кепки редкие белые волосинки выглядывают. Толстая бычья шея. Нос широкий, внушительный, глаза хитрые, темно-бирюзовые, от нижней губы справа шрамик вниз, сантиметра на два. И все лицо красное, как из бани. В левой руке пухленький томик Библии.

— А… А-а-а! У! — кричит. — Это другое! Там — частичка, маленькая частичка, а Он приходит проведать, вопрос какой-нибудь задать, чтобы выяснить. В курсе, что йоги не спят никогда? То есть, будто спят, а на самом деле, глубоко внутри, бодрствуют! Ждут! А вот Он придет, а йог спит! Какой же он йог?!

— Слушай, Сань, а йоги верят в Бога?

— Конечно!!! Ты не знал? Ты не путай их с буддистами, у буддистов — ни Бога, ни души! Понял?

— Понял. Чего же не понять-то?

Попытался я закурить, так он выхватил сигарету и выбросил. Ее моментально растоптали. Он мне пальцем погрозил.

— Ты куришь, значит, Бога в себе не уважаешь!

Улыбается, зубами сверкает. Легкий гоготок, если можно так выразиться, вырывается у него из голосовых связок. Я не обижаюсь, могу и потерпеть. И, самое главное, ведь он прав! Курение вредит Вашему здоровью.

— Ладно, Сашок, я понял так, что ты в Бога уверовал. В таком случае, давай выкладывай — когда, где и при каких обстоятельствах.

Он еще громче гогочет, женщину какую-то с сумками напугал, поклонился ей, убегающей, развеселился, хлопает меня по плечу.

— Роман, это неважно! Просто когда Он пришел ко мне — я не спал, не был пьян, не смотрел ящик. Я не был зол на кого-то и так далее. Понимаешь? Я был на стрёме! И это случилось!

Ослепительная улыбка, открытый смеющийся взгляд. «Он другой, — думаю я про себя, — он точно другой! Он изменился! А может, он с ума сошел? Не курит, не пьет! Библия в руке! Красота! Вот как бывает с людьми!»

— Ах ты, жук! Мне же интересно! Как Он хоть выглядел, во что был одет? Такой же крупный, как ты, или — как Его изображают — в виде. в лике Христа?…

— Да говорю тебе: неважно! Ты только будь на чеку, не отключайся, держи своё сознание в ежовых рукавицах, не расслабляйся. А когда Он явится к тебе, в каком бы то ни было виде, мальчиком с крылышками или бомжом вонючим. Ты Его узнаешь! Но, повторю еще и еще раз, будь на стрёме!

Так мы стояли у рынка и трепались, не совру, полтора часа, хотя у меня было дел по горло и у него тоже. Но мы смотрели друг другу в глаза и чувствовали, что, во-первых, я должен был его выслушать очень внимательно, а, во-вторых, он должен был мне это сказать. И говорили мы не только о Боге, но и о других, каких-то, казалось, не менее значимых вещах. Про одногруппников, кто, где и как живет, про баб, конечно же, про деньги, про цены. Я и не вспомнил бы этот разговор, особенно про то, что надо быть на стрёме, когда Он придет. Мы разошлись — он в одну сторону, я в другую. До следующей такой же случайной встречи. Я и не вспомнил, если бы через 5 дней Он не подошел ко мне. А Он подошел.

17 марта, в пятницу, Люба оставила мне 200 рублей заплатить за телефон. Около десяти утра было. Помню, небо чистое, солнце многообещающее и легкий западный. Прогулялся пешочком по грязному снегу от Калинки до Центра. Зашел в Переговорный, отстоял очередь, заплатил по квитанции, еще и сдачу получил. Живем, думаю. Ступаю к выходу, пересчитываю деньги. И тут Он ко мне подошел.

Я, естественно, не узнал Его сразу. Темная, словно загорелая кожа, узкие щели глаз, цвет зрачков не виден, выдаются скулы — опух, наверное, пить-то самогонку. Переносица слегка искривлена и примята. Губы тонкие, темно-малиновые, длинные. Все казалось мне потом, что он улыбается. Нарочно. На голове — вязаная шапочка, не местная, неуловимо серо-бежевая, холмиком, такие не носят здесь и так — на ухо, как пилотки носили солдаты-Тёркины в 45-ом. В зеленой гастарбайтовской курточке, брюки черные (кстати, не мятые и ни пятнышка), обувь — прощай молодость — войлочные с молнией поверху, я такие ботинки последний раз видел в восьмидесятых, уже у бомжей. А он и был — бомж! С узелком.

И вот он даже не подошел ко мне, а подскочил, испугавшись, что я могу уйти, тогда как он все-таки меня выбрал. И не ошибся, вероятно.

— … (первые слова, которые я не запомнил), не найдется несколько рублей… позвонить?

Я оценил его краем глаза, создалось первое впечатление — моего роста, не злой, без денег, просит.

— Денег, что ли? — говорю я громко и весело. — Сейчас выйдем, сигарет куплю, а все что останется — твоё!

Вижу, точнее, почувствовал я, что он обрадовался и подчинился. Пошел за мной. Выходим из Переговорного. Рядом, левее, магазин «Овен», продуктовый. Заходим, он за мной. Покупаю «Яву» красную в мягкой пачке. Сгребаю оставшиеся рубли и копейки, ссыпаю ему в выставленную ладонь.

— … - поблагодарил он.

Пальцы не белоручки, рабочие, мозолистые, сильные. Ногти коротко подстрижены, чистые. Выходим из магазина.

А солнце светит, тепло, хорошо. Закурил. И он закурил.

— Вот какое дело. А не подскажешь, где тут у вас в городе можно подработать?

И вроде слова обычные он произнес, по-русски, без акцента, но так мягко, так спокойно, так в каждом слове затаились и надежда, и тепло какое-то, и легкая осторожная еле-еле приметная боль. Я прямо взглянул на него. Печально улыбается. Но это не он, а губы его. Щурится. Чукча, большой китаец. Бурят или монгол. Небритый дней за пять. Голова яйцевидная: углы подбородка вровень со скулами, а макушка вверху сужается. Волосы черные с подкупающей проседью. Сколько ему лет? 40–45? Смешной. Топчется на месте, узелок (сумка-пакет, и в нем одежда свернута) в правой руке. Курит не явно, а скрытно. Я вижу даже, что он хочет присесть. На корточки. Сидел, что ли?

— А ты не местный? — поддерживаю разговор.

— Из Якутии я.

— Она как тебя занесло! Давно в наших краях?

— С первого марта. В Лукьянцево жил, потом — в Махре.

— Да-а-а? — я честно заинтересовался. — Таки зачем тебе здесь работа?

Тут он в первый раз не смог мне вразумительно ответить, замялся. Мы сидели на корточках у магазина, курили. Слева «жигуленок» в яму провалился, никак вылезти не мог. Водила ругался, смотрел по сторонам, но подмогу не решался позвать. Я встал, за мной, в нерешительности, якут. Толкнули. Ни с места. Еще толкнули. Сдвинуться может, но сил маловато. Вышли из Переговорного на крыльцо хачики, увидели. Присоединились, дружно выкинули «жигуленок» на дорогу. Одобрение, удовольствие от того, что сделали все маленькое доброе дело. Шумно, по-цыгански, ушли.

Мы почистили руки в снегу, присели снова.

— Работу, конечно, можно найти, — говорю я. — Есть Центр занятости, и туда разные деловые заглядывают, рабочих хотят на день, на два, на неделю. Платят сразу же. Строительные или ремонтные работы ведутся повсюду.

— Да, хорошо бы! — оживился якут. — Я по дереву умею.

— …Плотники, штукатуры, каменщики. Есть кирпичный завод. Грузчики всегда частникам требуются. А тебе деньги, наверное, в этот же день нужны? Сегодня?

— Сегодня, желательно.

— Тут сложнее!