Четыре птицы - Давид Бурлюк

Четыре птицы

Давид Бурлюк

«Катафалкотанц»

Пусть свиньи топчут

побежденного рыцаря!

Comme un nageur que

poursuit un requin.

Осень 1915 г.

Хор блудниц

Мы всегда тяготели ко злу,Завивая свой танец нескромный,Собирался роще укромной,Поклонялись любовно козлу.И носили извивы одежд,Штоб греховней была сокровенность,Для блудящевзыскующих веждНежноформ обольщающих пенность —(Не луны замерзающий луч)И не мрамор блестяще каррарскийИсступленною страстью тягучТетивы сухожилья татарской.Остролоктных угольники рук,Ненасытность и ласк и свиваний —Жгучепламенный розовый круг,Что охочей, длинней и желанней…Мы всегда прибегали козлу,Распустив свои длинные косыИ нас жалили жадные осы,Припадавших истоме ко злу.

Книжная оседлость

И впредь тебе стараться надо,Не быть кочующим номадом.Слов торопящееся стадоГони Поэзии оградам!

«Разбойники больших дорог…»

Автору «Стеньки».

Разбойники больших дорогПри свете киноварь-луны.Корчме пьянит жигучий грогДальневосточно-стороны.Тесовой горнице купец —Набитый туго кошелек,Отбросив блеклый поставец,Ужасозрит смертенкурок.И тройка скачуща опорЛиловоискроглаз волковСнегами занесенных гор,Яблококрупных рысаков.Исходотваг — прошлостолет?Поэзия больших дорог:Кистикарминнопистолет,Корчме синедымящий грог.

Античная драма

Г.И. Золотухину.

«rien que la nuance»

Наполнив золотую ваннуПлещеослиным молокомИ видеть розомрамор странно,Торчащий локтя острием.Хрусталькабине благовоний,На фонебело глаз эмальРасцвеченных взволнованноСиньиндиана шаль.Изнеженная нереида,Сидящая спина дельфинЗа эфиопкою сердитой,Руках утонченный графин.Брегокеан красы подушекПростерт влек, щевластный пляж.Цепей браслет, колец, игрушек,Насилий, войн обманов, краж.

Природа

Маши воздушным опахалом

У лона древлестарых стенТы занялася цветоводством,Чаруя сетью тонких венНа ножек белом превосходствеСлежу, смотря тебе во след,Што ты взрастишь трудом прилежнымНа склоне изощренных лет,На фоне тускло-безнадежном.Вначале желтых мотыльковРазвеять звонко над полями,Где снега царствует покров.«Гонимы вешними лучами»Вслед землю — Новую ДанаюНизринешь цветмонетоливень.И станут дни подобны раю,Не нужен штык!.. Излишен бивень!

Земля забинтована ватой,Совсем израненный Герой.Мое согласие! права ты, —Зима, упавшая горой!..  И это, следовательно, надо,  Штоб бубенцы и лет саней,  И блеск, и скрежет рафинада,  И лес, зеркально, без теней!..Вошед привычку, став натурой,Лишение зеленых красИ кочек пашни темнобурой  Не удивляет больше нас, —  Внезапу вверженных белизны  Сугробы североотчизны.

Катафалкотанц

Подумать страшно, што пучинуНисходит все, што зримое вокруг,По-днесь безвестному починуНа бессловесный смерти струг.Равнялся высоким чиномПростейшим нищим старикомМогил измерены аршином,Под земляной раскисший ком.И сколько было ярких песен,Любовных сожигавших чувств,Горячих лет, безмерных весен,Помпезно радостных искусств,И сколько было гордых знаний,И точно выспренных умов,Высоких скал, роскошных зданий,Все, все ушло под гнет холмов.Все стало незаметным прахом,Зловонную сочася гниль,Заране вычисленным, крахомРуководящих жизнесил!..

«Мы должны б помещаться роскошном палаццо…»

…l'artiste est… hante par la nostalgie d'un autre sincle.

Где друзья? — разбежались на брег океана

Где подруги? — ушли очарованный лес.

Мы должны б помещаться роскошном палаццоАпельсиновых рощ золотых Гесперид.Гармоничным стихом, наготой упиваться,Но не гулом труда, не полетом акрид.И должны бы ходить облаченные злато,Самоцветы камней наложивши персты,Вдохновенно, изысканно и (немного) крылато —Соглядатаи горних долин высоты.Глубочайшие мысли, напевы и струныНам несли б сокровенно-упорный прилив;Нам созвездья сияют светила и луны…Каждый час упоеньем своим молчалив.А питаться должны мы девическим мясом,Этих легких созданий рассветных лучейВедь для нас создана невесомая раса.Со земли, ведь для нас, увлекли палачей…Ароматов царицы — цветочные сокиНам — снесли, (изощренно кухонный секрет)!Нам — склоняются копья колосьев высоких,И паучья наука воздушных тенет,И для нас — эта пьяная тайная ЛетаВин древнейших, — (пред ними помои — Нектар!)Нам — улыбок, приветов — бессменное лето,Поцелуи, объятья — влюбленности дар.

Редюит срамников

Заброшенной старой часовне,(Благочестия лун лишаи),Где пристрастнее, лучше, готовнейГолубые цветы тишины,

  Под покровом нелепицы темной,  Из ножон вынимая ножи,  Собралися зарницей погромной  Обсудить грабежей дележи.

Золотая церковная утварьИ со трона навес парчевой,Гнев-слепец окунув эту тварь,

  Злобоссорой обострили спор,  Где сошлись говорить меж собой  Взгляд-предатель, кинжал и топор.

Аршин гробовщика

На глаз работать не годится!..Сколотишь гроб, мертвец нейдет:Топорщит лоб иль ягодица,Под крышкой пучится живот…

Другое дело сантиметромОбмеришь всесторонне труп:Готовно влез каюту фертом —Червекомпактнорьяный суп.

  На глаз работать не годиться!..  И трезвый, пьяный гробовщик  Не ковыряет палкой спицы

  Похабноспешной колесницы,  Что исступленно верещит  Подоплеухою денницы.

Обращенные землю

На косогоре — неудобномДля пахоты, работ, жилья,Лежит общении загробномПерсон различная семья.

  Над каждой — холмик невысокий  И шаткий перегнивший крест,  Овитый высохшей осокой,  (могильных угрызений перст)?

  Иль сплошь… лишившись поперечин,  Торчит уныло черный кол —  Так погибающее судно

  Пустую мачту кажет нудно  Над зыбью влаги скоротечной,  Биющей вечности аттол.

Блок колб

На пустынноулицу осениСиний и красный пузыриПротянули свои мечи;Осенили ветхие домикиГоребегущие лохмы туч;Одну неделю, 2 недели, триПо невылазной грязи скачи!..

  Шлепает далеко эхо…  Вытекает, слюнится, сочится…

«Вы помните „аптеку“ Чехова»?Банок, стклянок вереница;Фигура, лица еврей аптекаря,Наливающего oleum ricini…Отраженная стекле харя;Диавол таращится синий.

  За перегородкой аптекарша,  Сухощава: сплошная кость —  Смерть — безживотая лекарша,  Палец — ржавый гвоздь.  Занимается готовит лекарства,  Что не знает аптекарь, она знаток.  Аптека грязеосеннего царства  Беженцелиловопоток.

Перед аптекою гробикиНаструганы, сколочены кое-как.Детские гладкие лобики —Жизни безаппелляционный брак!..

Скрежет флюгарки