КИНО - Андрей Дмитрук

Андрей Дмитрук

КИНО

Повесть-фантазия

В стране, незримой для нас, но куда более

реальной, чем наша реальность…

МОРСКОЙ БЕРЕГ НОЧЬЮ

Нет, Кирилла никто не просил уйти, – упаси Бог, ребята были так приветливы. Но он понял: наступает момент, когда третий становится лишним. Тем более, для молодожёнов.

– Ну, и куда же ты намылился? – спросила Мими, услышав, что Кевин собирается покинуть бар. – Сейчас, между прочим, принесут пирог с корицей. Ты заказывал.

– Пусть официант завернёт, а коридорный отнесёт ко мне в номер. Я его утром съем, с кофе. О’кей?

– Слушай, ковбой, а ты, вообще, в порядке? – поинтересовался Гай, вздёргивая брови, отчего его лемурьи глаза стали ещё больше. – Что-то ты мне сегодня…

– Кевин ещё не отошёл от вчерашнего, – сочувственно сказала Мими – и нежную прохладную ладонь положила на руку Кирилла.

– Да чего там… – Он нарочито беспечно пожал плечами. – Деньги были при мне. По сути, считай, ничего и не украли, просто перерыли вещи.

– Куда же ты пойдёшь? – спросил Гай.

– Хочу погулять у моря. Когда ещё сюда попаду… если попаду.

В их лицах и позах ничего не изменилось, но Невредимов заметил радостную переглядку. Что ж, пускай поворкуют. Три дня ведь, как поженились. Временная приставка, обязательная для «реальности-два». И эта вчерашняя попытка кражи испортила им настроение: топотня отельной прислуги, дурацкие вопросы местного детектива… Хорошо, что завтра придёт «Богемия» и увезёт их в свадебное путешествие. Но, с другой стороны, – как же не хочется прощаться с Мими!..

Миновав стойку бара, он вышел на белую наружную лестницу, освещаемую матовыми шарами на столбиках. Спускаясь по ней, Кирилл сверху любовался огромным танцполом, расчерченным узором в виде солнца с расходящимися лучами. Балетмейстеру эти лучи помогали выстраивать ряды танцующих. Здесь по ходу фильма полсотни чёрно-белых пар отплясывали зажигательный «Континентал». Кирилл даже стихи сложил в такт (он иногда писал свои тексты к песням из американских мюзиклов): «Кто «Континентал» будет танцевать, подругу в танце должен целовать…» В заэкранье эта феерия повторялась ежевечерне, к радости постояльцев отеля. Они сидели за ресторанными столиками с трёх сторон площадки, – а в тылу её высился, сверкая, центральный корпус «Белла Висты». Из него на построение для «Континентал» выбегали пары через ряд крутящихся дверей, по широким ступеням. Два крыла отеля обнимали танцпол и ресторан. По ним на этажах тянулись балконы; там тоже пили, и веселились, и смотрели вниз, на калейдоскоп танца.

В этом мире, в отличие от своего родного, Кирилл не нуждался в очках, они просто исчезли при переходе. Принцип совместимости снабдил Кевина Филлипса отличным зрением, и физик наслаждался, без натуги рассматривая ловкие движения танцоров, стройные ноги девушек.

Но сегодня «Континентал» уже отгремел, да и музыканты, наверное, пошли пропустить по рюмочке. Зато впереди у Кирилла, внизу, там, где оканчивалась лестница, чирикал легкомысленный джаз. Сойдя поближе, он услышал, как на самом берегу, в ярко освещённом шатре с флагом на макушке, дружно стучат каблуки.

Миновав клумбу с розами, Невредимов подошёл к шатру. Динамики надрывались, но сквозь разухабистую музыку проступал глухой рокот прибоя. Его ничто не могло заглушить в эту ночь. На полосу светлеющего песка, кипя, накатывались из мрака пенные гряды. Дальше качались, словно буйки, головы нескольких ночных купальщиков – и, наконец, вставала помеченная редкими бликами тьма.

В шатре столики располагались кругом под стеной, середина пола была пуста, и на ней прыгала молодёжь. Кто из парней в летней пиджачной паре, кто в футболке и шортах; на девушках закрытые пляжные костюмы и кокетливые шапочки. 1934 год, напомнил себе Кирилл. Счастливое время целомудрия, когда нудистов разгоняла полиция, а педиков не стеснялись называть их настоящим именем. С другой стороны, физику до сих пор не хватало компьютера в номере и мобильника у пояса.

– А-а, вот и Кевин! Здорово, парень! Ты ещё трезвый, почему?..

Пэм, в своём белом атласном комбинезоне с широкими развевающимися брюками, кудрявая, раскрасневшаяся, вырвалась из толпы, волоча за собой долговязого партнёра.

– Вы не знакомы? Это Эгберт Фитцджеральд. Представляешь, он адвокат из Нью-Йорка!

Чмокнув Пэм в обе яблочные щеки, что доставило ему немалое удовольствие, Невредимов потряс руку брюнету с правильным, но брюзгливым и глуповатым лицом. Эгберт совершенно не загорел и выглядел нелепо в майке, трусах и сандалиях.

– Кевин Филиппс, очень приятно.

– Он тоже янки, – всё ещё трудно дыша, сообщила девушка. – У него табачный магазин в Цинциннати. Кевин там – король вирджинских табаков!..

– Ну, ты и скажешь, Памела! – Кирилл игриво обнял блондинку, Пэм прижалась к нему на пару секунд – и отскочила. Ртуть, не в первый раз подумал Невредимов. Резва, как молодая собака. По фильму, имени у неё нет: просто девчонка на курорте, охмуряющая долдона адвоката. Здесь, в «реальности-два», она тоже небольшая шишка: Пэм Карпентер из маникюрного салона, душа молодёжной компании. Зато в мире прототипов её играет Бетти Грейбл, будущая голливудская кинозвезда. Наверное, надо быть именно такой шустрой, неуёмной, чтобы тебя заметили режиссёры и возвели на пьедестал.

Пэм, несомненно, нравилась Кириллу, в заэкранье «Весёлого развода»[1] – Кевину. Но, как ни странно, несмотря на её задор, свежесть и, честно говоря, доступность, в его влечении было очень мало от секса. Хотелось целовать её, тормошить и тискать, будто ребёнка или щенка, – не более… Всех женщин, безусловно, затмевала собой Мими, абсолютно прекрасная молодая жена лопоухого лемура, жидковолосого Гая Холдена. Но Холден был гениален, и физик не хотел даже пытаться нарушить его супружеское счастье. Правда, по большому счёту, великим танцором и певцом был не Гай, а его земной прототип – давно скончавшийся Фред Астер. Как, собственно, ослепляла собой и кружила голову не Мими, а сыгравшая её Джинджер Роджерс. Однако в фильмомире это дела не меняло.

Итак, Пэм влекла Невредимова, да и он ей, пожалуй, не был безразличен. Сейчас Кирилл умыкнул бы девушку, но мешал Фитцджеральд, с его скрипучим голосом и миной презрительного превосходства. (Кстати, как звали актёра, который его сыграл? Тоже какое-то имя… с вывертом!) Поэтому, выпив с этой парой один коктейль и от души напоследок чмокнув девушку в розовые губки, – он сослался на некую встречу и отчалил. Хотелось окунуться в безлюдье ночи, побродить над грохочущим накатом.

«Белла Виста», большой курортный отель, со своими пристройками, павильонами и пляжными кафе, царил над всем, словно гора сияющих жемчужин. Но по мере того, как физик удалялся, ровно шагая по влажному упругому песку, – и громада отеля занимала всё более скромное место под звёздным небом, и властная, громкая музыка, доносившаяся из баров и ресторанов, отступала, пряталась за торжествующим голосом моря. До следующего острова света и музыки было далеко. Назойливые запахи еды, спиртного и женских парфюмов пополам с потом – сменились живительной струёй соли, йода и гниющих водорослей. Кирилл остался один на один с морем и ночью.

Болью сжав сердце, припомнилось: вот так-то, в провале времён, под Феодосией, где они снимали частный домик, мама водила Кирюшу вдоль успокоительно вздыхающего наката. В летние крымские ночи ему разрешали не ложиться рано. Однажды босая нога мальчика наткнулась на красивую раковину…

Он понятия не имел, куда направляется. Заэкранный курорт был ещё плохо известен, не говоря уже обо всей этой вселенной. Слава Богу, физик нашёл над собой пару знакомых созвездий: светлячки Плеяд, пояс Ориона… Конечно, спасибо этому миру за то, что в нём работает закон, Кириллом и его партнёрами по проекту названный принципом совместимости. Стоило Невредимову, ещё во время телефонных бесед с четой Холденов, назваться Кевином Филиппсом из Цинциннати, владельцем табачного магазина, как этот универсум принял его в своё естество – и при переходе снабдил всем необходимым. Материализовавшись в пустынном месте, Филиппс заявился в отель с полным чемоданом костюмов и хорошего белья, со всеми положенными документами и суммой наличных, достаточной для безбедного проживания на модном британском курорте. Понятно, здесь действовали ещё неведомые науке законы вероятности, – но всё же этот принцип изрядно напоминал живое, разумное божество…

Странная выдалась ночь. Небо почти что свободно, лишь пряди облаков скользят, полускрывая звёзды; ветер ласков, – но некая сила вздымает и обрушивает прибой, мало отличный от штормового. Что за мышцы играют в глубинах моря?.. В сплошной тьме, на рейде, движется группа огней: возможно, то маневрирует «Богемия», чтобы утром подойти к причалу. Слева, в двадцати шагах, цепью горят на столбах фонари, там проходит прибрежная автострада. Рассеянный свет достигает пляжа. Впереди, килем кверху, лежит гребная шлюпка – и на её выпуклом боку сидит человек.