Огромный-огромный мир где-то там - Рэй Брэдбери

Брэдбери Рэй

Огромный-огромный мир где-то там

Рэй Брэдбери

Огромный-огромный мир где-то там

О. Васант, перевод

Это был такой день, когда невозможно улежать в постели, когда необходимо раздернуть шторы и распахнуть настежь все окна. День, в который сердце словно вырастает в груди от теплого горного ветра.

Кора села на постели, чувствуя себя девочкой в старом! измятом платье.

Было еще рано, солнце только показалось из-за горизонта, но птицы уже затеяли переполох в сосновых ветвях, и десять биллионов красных муравьев уже деловито сновали по бронзовой куче муравейника у дверей домика. Муж Коры, Том, был еще погружен в спячку в белоснежной берлоге постели. "И как это стук моего сердца его не разбудил?" -- удивилась Кора.

И тут же вспомнила, почему сегодня -- особый день.

"Сегодня придет Бенджи!"

Она представила себе, как он, еще далеко-далеко, вприпрыжку несется сюда по зеленым лугам, переходит вброд ручьи, по которым весна, перемешав зимний ил и чистую воду, пробивается к морю. Она видела, как его большие башмаки пылят по дорожной щебенке. Она видела его поднятую к солнцу веснушчатую физиономию, видела его долговязую нескладную фигуру, беззаботно размахивающую руками на бегу.

"Ну, скорее же, Бенджи!" -- мысленно взмолилась она распахнула окно. Ветер взъерошил ей волосы, и они серебристой паутинкой упали на глаза. Сейчас Бенджи уже на Железном мосту, а сейчас уже на Верхнем пастбище, а сейчас он поднимается по Речной тропе, бежит через луг Челси...

Бенджи уже там, в горах Миссури. Кора прикрыла глаза. В этих чужих горах, через которые они с Томом дважды в год ездили в город в фургоне, запряженном кобылой; в горах, от которых она тридцать лет назад хотела сбежать навсегда. Тогда она сказала Тому: "Томми, давай лучше будем ехать все прямо и прямо, пока не увидим моря". Но он посмотрел на нее так, словно она его ударила, и лишь молча повернул фургон домой и всю дорогу назад только с кобылой и разговаривал. Есть ли еще люди, живущие на побережье, где каждый день то громче, то тише шумит прилив, Кора этого не знала. И есть ли еще города, где каждый вечер фейерверками розового льда и зеленой мяты вспыхивает неон, она тоже уже не знала. Ее горизонт -- север, юг, восток и запад -- замыкался на этой долине -- и ничего больше, за всю жизнь.

"Но сегодня, -- подумала она, -- Бенджи придет из того мира, придет оттуда; он его видел, он ощущал его запахи, и он мне о нем расскажет. И еще он умеет писать. -- Она посмотрела на свои руки. -- Он будет здесь целый месяц и всему меня научит. И тогда я смогу написать туда, в большой мир, чтобы заманить его в почтовый ящик, который я сегодня же заставлю Тома сделать".

-- Том, подымайся! Слышишь? -- И она стала расталки-вать храпящий сугроб.

В девять, когда кузнечики устроили на лугу чехарду в синем, пахнущем хвоей воздухе, к небу поплыл дымок.

Кора, напевая, начищала горшки и сковородки, любуясь своим отражением на их медных боках, -- более свежим и загорелым, чем ее морщинистое лицо. Том ворчал сонным медведем над маисовой кашей, и песенка жены порхала вокруг него, словно птичка, бьющаяся в клетке.

-- Кто-то тут очень счастлив, -- раздался голос. Кора превратилась в статую. Краем глаза она заметила длинную тень, упавшую на пол.

-- Миссис Браббам? -- спросила Кора, не отрывая глаз от тряпки.

-- Она самая! -- и перед ней предстала леди Вдова, отря-хивающая теплую пыль с пестрого бумажного платья пач-кой писем, зажатых в цыплячьей лапке. -- С добрым утром! Я ходила забирать почту. Дядя Джордж из Спрингфилда так меня порадовал! -- Миссис Браббам вонзила в Кору пристальный взгляд, словно серебряную булавку. -- А когда вы в последний раз получали письма от своего дяди, миссис?

-- Все мои дяди уже умерли. -- Это сказала не Кора, а ее язык, который солгал. Но она знала, что, когда придет время, только ему и придется отвечать за все его грехи.

-- Очень приятно получать письма, знаете ли. -- Миссис Браббам в упоении помахала пачкой конвертов.

Вот всегда ей надо повернуть нож в ране. Сколько уже лет, подумала Кора, все это длится: миссис Браббам, ехидно поглядывая, орет на весь мир, что получает письма, намекая этим на то, что никто кроме нее на многие мили вокруг не умеет читать. Кора закусила губу и чуть не уронила горшок, но вовремя его подхватила и улыбнулась:

-- Совсем забыла вам сказать: приезжает мой племянник Бенджи. У его родителей денежные затруднения, и он проживет часть лета у меня. Он будет учить меня писать. А Том уже сделал для нас почтовый ящик. Правда, Том?

Миссис Браббам прижала свои письма к груди:

-- Что ж, чего уж лучше! Повезло вам, леди! -- И дверной проем мгновенно опустел. Миссис Браббам и след простыл.

Кора вышла за ней. И вдруг увидела что-то похожее на пугало, на яркий солнечный луч, на пятнистую форель, прыгающую вверх по течению через плотину высотой в ярд. Она увидела, как от взмаха длинной руки во все стороны из кроны дикой яблони порхнули перепуганные птицы.

Кора рванулась вперед по тропинке, ведущей к дому, и весь мир рванулся к ней навстречу.

-- Бенджи!

Они побежали навстречу друг другу, как партнеры в субботнем танце, обнялись и закружились в вальсе, перебивая друг друга.

-- Бенджи! -- Кора бросила быстрый взгляд на его ухо. Да, за ним был заткнут желтый карандаш. -- Бенджи! Добро пожаловать!

-- Ой, миссис! -- Он отстранил ее от себя. -- Чего ж вы плачете-то?

-- Это мой племянник, -- сказала Кора.

Том бросил угрюмый взгляд поверх ложки с кашей.

-- Наше вам, -- улыбнулся Бенджи.

Кора крепко держала его за руку, чтобы он никуда не исчез. У нее кружилась голова; ей одновременно хотелось; присесть, вскочить, бежать куда-то, но она оставалась на месте, позволив лишь сердцу громко колотиться в груди и, пытаясь спрятать счастливую улыбку, в которой ее губы сами расплывались. В одну секунду все дальние страны оказались ближе; рядом с ней стоял долговязый мальчик, освещающий комнату своим присутствием, словно факел из сосновой ветви; мальчик, который своими глазами видел все эти города, моря и другие места, когда у его родителей дела шли получше.

-- Бенджи, сейчас я принесу тебе завтрак: бобы, маис, бекон, кашу, суп и горошек.

-- Чего суетишься! -- буркнул Том.

-- Помолчи, Том. Мальчик голоден как зверь после дальней дороги. -- Она повернулась к племяннику: -- Бен-джи, расскажи мне о себе все. Ты правда ходил в школу?

Бенджи скинул ботинки и пальцем ноги написал в золе очага одно слово.

-- И что это значит? -- исподлобья взглянул Том.

-- Это значит, -- ответил Бенджи, -- кэ-и-о-и-рэ-и-а -- Кора.

-- Это мое имя, ну посмотри же, Том! Бенджи, детка, как это здорово, что ты умеешь писать! Как-то здесь у нас жил мой двоюродный брат, который утверждал, что знает грамоту вдоль и поперек. Ну, мы его всячески ублажали, лишь бы он писал для нас письма, вот только ответов мы никогда не получали. Лишь потом выяснилось, что его грамоты хватало только для того, чтобы все письма шли аккурат в корзину для невыявленных адресатов. Боже, Том выдернул из забора жердину и давай гонять его по дороге, да так, что, наверное, согнал с него все жиры, которые он тут нагулял за два месяца.