Форсайт (СИ) - Лукьяненко Сергей Васильевич

Форсайт

Глава первая

Больше всего в форсайте бесит ясность сознания и полнота ощущений.

Я был в комнате. Маленькой и тёмной от глухих плотных занавесей на окне. Пахло одновременно плесенью и пылью. Угадывались очертания шкафа, широкой кровати с бугрящимися одеялами, двух тумбочек, стула, заваленного скомканной одеждой.

Я тяжело дышал, стоя у дверей, вслушиваясь в тишину.

А тишина была мёртвая, гробовая.

Меня зовут Никита, мне двадцать пять лет, я занимаюсь ценными бумагами, я абсолютно здоров. Так было, когда я несколько часов назад ложился спать.

Сейчас всё несколько иначе, поскольку у меня форсайт.

Пошарив по стене, я нащупал выключатель, как можно мягче щёлкнул клавишей. Свет не зажёгся. При всей нелепости поступка он имел смысл: порой лампочки начинают светиться.

Не в этот раз.

Я тихо обошёл кровать. Левая нога привычно ныла у щиколотки, я когда-то потянул связки. Слегка раздвинул шторы. Посмотрел наружу сквозь мутный лист тонкого пластика.

Улица была пуста, если не считать автомобилей, большей частью припаркованных вдоль обочин, иногда застывших посреди проезжей части. Некоторые проржавели в хлам, два были расплющены в цветные железные блины. Несколько машин стояли на удивление чистенькие и новенькие, словно только что приехали из салона.

Только боковые зеркала на всех были расколочены вдребезги.

Людей, конечно, не видно.

Над городом тяжёлым куполом висели серо-багровые облака. Свет шёл от них, нездоровый мрачный свет Мира После.

Я отпустил штору, оставив щель, и повернулся к кровати.

Там, как я и ожидал, лежали двое. Мужчина и, судя по длинным волосам, женщина. Тела давно мумифицировались, ссохлись, превратились в тёмных восковых кукол. На тумбочке стояла пустая бутылка из-под вина с осадком на дне, два грязных бокала и упаковка каких-то таблеток, которые пара запила вином, прежде чем обняться и навсегда уснуть.

Я нагнулся над стулом и принялся аккуратно рыться в одежде.

Подобные форсайты уже случались, и я знал, что ничего ценного там не найду. Я просто собирался с духом. Была одна хитрость, на которую не все решаются, но я уже кое-чему научился.

Шкаф!

Это может быть опасно, поэтому многие туда даже не заглядывают. А ведь зря. Зачем рыться в одежде, которую люди сняли, прежде чем покончить с собой, потом открывать тумбочки, где нашлась лишь упаковка презервативов, какие-то подсохшие крема и детектив Дарьи Донцовой, когда в комнате стоит огромный шкаф?

Допустим, мне не нужна одежда, но чистое бельё, носки… мало ли, что может оказаться в шкафу?

Оружие, там может быть оружие.

Или еда.

Или бутылка алкоголя.

Некоторые люди хранят хорошее спиртное в платяном шкафу. Я в этом абсолютно убеждён. Там стоит большая деревянная коробка. А в ней — какой-нибудь редкий старый виски. И ещё коньяк. И канистра со спиртом. Крепкий алкоголь — это ведь не только и не столько для того, чтобы напиться. Он годится для самых разных целей.

Я закончил проверять тумбочки. Спрятал в карман упаковку презервативов, это тоже многофункциональная вещь, почти как спирт. И посмотрел на шкаф.

К сожалению, имелись серьёзные причины не открывать его...

Ну же!

Главное — первый шаг.

Я напрягся. Сделал шаг, через силу, как будто в воде. Через мгновение сопротивление отпустило, тело покорилось и стало слушаться. Я подошёл к шкафу. Помедлил. И потянул на себя дверцу.

В полутьме блеснуло большое зеркало на задней стороне двери. Не просто шкаф, а шифоньер, опасения оправдались! К счастью, я был готов и сразу же отвёл глаза, мельком успев заметить своё небритое исхудавшее лицо и одежду серо-зелёной камуфляжной расцветки.

Искушение внимательно себя разглядеть было велико, но некоторым искушениям не стоит поддаваться.

Я стал быстро выдвигать ящики, выбрасывая из них на пол одежду. Женские трусики и маечки, полотенца, свитера, пачка денег, шкатулка с драгоценностями — всё было безжалостно выброшено.

А вот пошли и мужские ящики.

Из одного я достал упаковку новых носков и вскрытый пакет трусов. Мельком глянул размер и тоже отложил вместе с носками. Быстро перебрал рубашки и взял одну, слегка ношенную, но из хорошего плотного хлопка.

Потом заглянул в низ шифоньера.

Там действительно стояла картонная коробка с коньяком «Мартель».

Надо же!

Я снял с плеч тощий рюкзак, сложил туда чистое бельё, рубашку и бутылку, достав её из коробки. Снова набросил рюкзак на плечи.

И увидел, самым краем глаза, как в зеркале что-то мелькнуло.

Что-то большое, неуклюжее, мерцающее, словно подсвеченное фонариком.

Не повезло…

Оборачиваться я даже не пытался. Вместо этого выдернул из ножен на поясе здоровенный нож из тёмного металла и несколькими ударами вслепую разбил зеркало, после чего захлопнул дверцу шифоньера.

Прислонился к шкафу, качая головой. Стукнул по дверце кулаком, злясь на самого себя. Хрустнул осколок зеркала, застрявший в двери.

Разумеется, в форсайте имелась причина не заглядывать в шифоньеры.

Нож в ножны. К дверям. Через прихожую (зеркало у дверей было кем-то разбито до меня). В открытую дверь, в подъезд, вниз. Пятый этаж — я знал, хоть и не помнил, как поднимался.

Ненавижу форсайты! Самым мерзким был третий, но и этот набирал обороты.

Я вышел из подъезда в красно-серый сумрак. Было прохладно, но при этом как-то неожиданно спёрто, словно воздух на улице застоялся. Быстро оглядевшись, я пошёл к перекрёстку. Там, вдали, виднелась большая красная буква «М» — не светящаяся, конечно, но безошибочно узнаваемая.

Собираюсь спуститься в метро? Или просто пройду мимо?

Не факт, что я это узнаю.

Но попробовать стоило.

Я прошёл вдоль двух высоких многоэтажных домов (увы, ни номеров, ни табличек с названием улицы на них не было). Стёкла, конечно, выбиты, кое-где окна заколотили фанерой, затянули плёнкой или вставили полупрозрачные пластиковые листы. Под самой крышей вызывающе отсвечивали красным несколько окон с рифлёным стеклом. Большая ценность, насколько я понимаю.

У крайнего подъезда я увидел табуретку, на ней сидела девочка-подросток в ослепительно-белом платье до колен и лакированных великоватых босоножках (на всякий случай я отвёл от них взгляд). Перед ней на асфальте стоял стакан из мутного стекла с горящим огарком свечи внутри. Девочка молча и сосредоточенно провожала меня взглядом. Лицо у неё было неестественно спокойным, волосы уложены, кажется, даже губы и глаза слегка подкрашены.

Как ей не холодно-то?

Я прошёл мимо. В Мире После не особо принято с кем-то общаться. Теперь впереди был сквер — деревья с голыми, мёртвыми, будто зимой, ветками, редкие павильоны.

«М» приближалась. Хоть бы название станции увидеть или получше рассмотреть павильон метро!

Потом позади бухнуло.

Я обернулся, уже зная, что увижу.

На полпути между мной и подъездом, где сидела девочка, в облаке пыли стоял зверь.

Больше всего он походил на волка размером с лошадь. Мех на шее и загривке топорщился пышной гривой — так в старину в Европе рисовали львов.

Глаза зверя мерцали красным. Он медленно поворачивал голову — то ко мне, то к девочке на табуретке. Пыль медленно оседала.

Сейчас зверь примет решение и прыжками умчится к подъезду. Девочка беззащитнее, чем я, и, наверное, должна быть вкуснее. Хищники всегда предпочтут напасть на слабую добычу.

А я побегу вперёд и постараюсь нырнуть в метро…

Волк тряхнул гривой. И пошёл в мою сторону. Вначале медленно, а потом всё быстрее и быстрее, молча и неотвратимо.

Чёрт!

Не стоило всё же лезть в шкаф!

Я побежал, стараясь не замечать боли в ноге. Быстро, отчаянно, понимая, что не успею добраться до метро, а если и успею, там не укрыться. Кроме меня и странной девочки, никого на улице не было. Я бежал вдоль разбитых витрин одноэтажного павильона, обшитого серым металлическим сайдингом, раньше тут размещались какие-то магазины. Местами витрины были заколочены досками и фанерой, местами зияли пустотой, но прятаться там было самоубийством. Словно залезть в кормушку и закричать: «Кушать подано!»