Мальчик с саблей - Иван Наумов

Иван Наумов

МАЛЬЧИК С САБЛЕЙ

— Как жить, профессор, как теперь жить? — почти закричал пациент. — Когда можно стерпеть, но нельзя смириться?!

И с размаху саданул себя в грудь кулаком. По маленькому кабинету загуляло тугое беззвучное эхо, словно замотанной в тряпье гирей ударили в глиняный колокол.

— Вы бы поосторожней, — опасливо сказал доктор. — Ненароком повредите себе что-нибудь.

— Не тревожьтесь, ломаться давно уже нечему, — горько ответил пациент. — Там всего лишь старое никчемное сердце.

Вторник

Серое китовое брюхо «семьдесят шестого» проплыло над их головами, протянуло за собой рябь раскаленных воздушных струй, накрыло громовым ревом.

Тайга придержал фуражку обеими руками и вжался спиной в сиденье, а Охрименко резко затормозил, свернул на обочину и, причитая, полез в придорожную канаву за улетевшим беретом.

Пока обогнули взлетную полосу да пока прошли посты — бельгийский и свой, — транспортный самолет уже заглушил движки и встал под разгрузку. Заворочался на выезде из пожарного ангара обшарпанный бензовоз, зарычали одна раскатистее другой разномастные фуры, выстроившиеся на краю поля. Замельтешили техники, интенданты всех рангов и званий, какие-то бедолаги из «Красного Креста», сомнительные штатские — местная аэропортовая братия…

Но из всей этой суеты взгляд сразу выхватывал искомый объект — единственного прилетевшего пассажира.

— Шо, вон та цаца? — непритворно удивился Охрименко и заложил достойный пикадора вираж, чтобы разминуться со стальными бивнями чадящего, как самовар, погрузчика.

Пассажир и впрямь выделялся на фоне пейзажа как фотомодель на трамвайной остановке. Он так и не сошел с трапа, задержавшись на нижней ступеньке, и словно с пьедестала оглядывал летное поле поверх голов. А одет был и вовсе странно. Летний светло-бежевый костюм с иголочки — кстати, совсем еще не по погоде, дурацкая шляпка — хорошо, если не соломенная, позор, да и только! У ног — добротный саквояж телячьей кожи.

Охрименко остановил «уазик» с открытым верхом в тени крыла. Тайга, расправив плечи, зашагал к трапу.

— Вот только честь тут отдавать не вздумайте, — упреждающе сказал гость, ступая навстречу. — Улыбаемся, здороваемся — и вперед. И так вон пол-Европы повылупилось.

Два сонных фландра, белокурые увальни, кровь с молоком, лениво косились в их сторону со скамейки у глухой стены склада. Прокопченные солнцем грузчики-тополинцы сваливали с полуопущенной рампы брезентовые валики палаток в открытый кузов подъехавшей таратайки. Украдкой поглядывая на приезжего, они то и дело покатывались со смеху.

— Полковник Кривцов. Виктор Маркович, — пассажир первым протянул руку.

Цепкую жилистую узкую ладонь следователя военной прокуратуры.

— Майор Тайга… — и с непривычки через силу, — Роман Егорович. Еще багаж будет?

Кривцов отрицательно мотнул головой и направился к машине. Охрименко уже вытянулся по струнке перед водительской дверцей, надул грудь колесом, намереваясь продемонстрировать командный голос, но Тайга так строго зыркнул, что лейтенант сдулся, как проколотый мячик, без хлопка, и только широко раскинул руки:

— Ласкаво просимо!

Кривцов не сдержал улыбки, а Тайга почувствовал, как румянец заливает щеки.

— Лейтенант Охрименко, — негромко пояснил он гостю, исподтишка показывая шоферу кулак. — Инженер-механик. Сегодня за водителя — и за культмассовый сектор заодно. Вперед, назад сядете, товарищ полковник?

— Виктор Маркович, — повторил гость и без подготовки, с места, запрыгнул через борт на заднее сиденье. — Как тут с границей? Таможней? Волынки не будет?

— Все оговорено, — Тайга и Охрименко синхронно захлопнули дверцы, и «уазик» тронулся с места. — Отштампуем вас как штатского, на пассажирском терминале. Пройдете через зал, а на выходе мы вас снова встретим.

Кривцов никак не отреагировал. Откинулся назад, жмурясь, подставил лицо солнцу и длинным костлявым носом втянул дурманящий весенний средиземноморский воздух.

Сначала на юг, потом на восток, и все по горам, с серпантина на серпантин, через узкие неосвещенные тоннели, по рассыпающимся виадукам, вдоль клокочущих горных речушек, под ажурными арками переплетенных ветвей, мимо одиноких хуторов, сквозь пыльные и пустынные городки, — и выцветшие тополинские лидеры смотрят вслед с предвыборных плакатов десятилетней давности…

В ста километрах от столицы асфальтовая дорога приказала долго жить. Охрименко выписывал «уазиком» затейливые кривые, костеря местных автодорожников, всеобщую разруху и международное вмешательство.

— Та это же балаган, а не миротворческие силы, товарищ полковник! — отсутствие на госте формы явно способствовало словоохотливости лейтенанта. — Чехи прислали горных стрелков, англичане — военную полицию, французы — вообще морпехов. Плюс польские егеря и итальянские карабинеры-парашютисты. Цирк на выезде! Порезали страну на лоскутки — типа под контроль взяли? Курам на смех!

Затяжной извилистый подъем, наконец, закончился, и за очередным поворотом открылся вид на круглую чашеобразную долину.

Кривцов цокнул языком.

— Остановить, товарищ полковник? — обернулся Охрименко.

— Не затруднит?

Большая часть территории Тополины скрывалась под густыми лиственными лесами, но в пологом блюдце котловины деревьев почти не было.

— Местные иногда называют долину Божьей Ладонью, а иногда — по имени города: Плешнино Горсце, Плешинской Горстью, — сказал Тайга. — Представьте, что мы сейчас на основании большого пальца левой руки. Тогда вон те горы, — он показал на четыре круглых скалы, ограничивающих долину с востока, — как кончики пальцев согнутых. А сама ладонь — видите? Вся в морщинах, складках, как настоящая! Овраги да балки, ни пройти ни проехать.

— А это, я так понимаю, линия жизни? — иронично спросил Кривцов.

Тонкая линия реки выбегала из ущелья между указательным и средним пальцем, разделяла долину пополам и спокойным полноводным потоком утекала в запястье.

— Да, — сказал Тайга. — И жизни, и судьбы сразу. Это Тополяна. Все, что по эту сторону, — тополинские земли, а на том берегу — уже Алтынщина… Извините, Алтина.

Кривцов попросил бинокль и долго разглядывал Плешин. Тайга смотрел на черепичные крыши старого города по обе стороны реки, пунктир разрушенного пять лет назад моста, серые коробки новостроек, заброшенный трехглавый замок, белый квадратик казарм российского гарнизона, крошечные зернышки «бэтээров» — и пытался угадать, куда смотрит следователь.

— Красивая долина, — констатировал Кривцов безо всякого выражения. — А вон те хутора ближе к Пальцам — это чьи?

— В восточной и южной части — больше алтинские. Тополинцы к городу жмутся.

Тайга почувствовал смутную ревность, показывая полковнику свой нынешний дом. Будто гость мог вмешаться в налаженную жизнь хозяев, влезть со своими представлениями о том, как содержать контингент в этом не самом простом для жизни уголке мира.

— Дорог мало, — продолжал Кривцов. — И сколько ведет наружу?

— Одна — через Полуденный перевал на юге, к французам и итальянцам. Другая — по берегу Тополины на запад, за грядой — опять же итальянская зона. Ну, а если пешком — то тысяча троп, непроходимых гор нет.

Следователь слушал внимательно и чуть заметно кивал. На короткое мгновение майору показалось, что гость все знает и без него.

— Итак, Роман Егорович, — оставшись с Тайгой один на один в его кабинете, Кривцов сразу взял совсем другой тон, — имеет место прискорбный факт хищения военного имущества во вверенном вам подразделении. Не портянок, не котелка с полевой кухни, а боеприпасов и огнестрельного оружия. Слушаю вас внимательно. Что думаете о случившемся?

Тайге произошедшее до сих пор казалось мистикой. Аккуратист и педант Рожнов содержал оружейную комнату роты в образцовом порядке с первого дня, как гарнизон развернулся на этом берегу Тополины. За три года — ни одного ЧП, ни единого недочета, тишина-покой-ажур.

Пять дней назад Рожнов, весь зеленый, ввалился в медчасть и потерял сознание. Пока дневальные бегали к реке, чтоб договориться о лодке до госпиталя, пока на носилках оттаскивали Рожнова к причалам, никто и не обратил внимания, что дверь оружейной комнаты не опечатана. Закрыта, заперта на ключ, но не опечатана. Но ведь не вечером дело было, не ночью — в два часа пополудни! В расположении части!

Тайга постарался обойтись без оправдательных интонаций:

— У меня нет оснований немедленно предъявить обвинение капитану Рожнову. В связи с его внезапной болезнью передачи дел в стандартном понимании не было. Проверка еще идет, и окончательные выводы делать рано…