Путешествие двадцать второе - Станислав Лем

Станислав Лем

Путешествие двадцать второе

Сейчас я очень занят: привожу в порядок редкости, которые привез из своих путешествий в самые отдаленные уголки Вселенной. Я уже давно решил передать эту единственную в своем роде коллекцию в музей: позавчера хранитель музея сообщил мне, что подготавливает для этого специальный зал.

Не все экспонаты мне одинаково дороги: одни пробуждают приятные воспоминания, другие напоминают о зловещих, мрачных происшествиях, но все они в равной мере являются свидетельством подлинности моих путешествий.

К экспонатам, воскрешающим особенно яркие воспоминания, относится помещенный на маленькой подушечке под колпаком совершенно здоровый зуб с двумя большими корнями; я сломал его на приеме у Октопуса, повелителя мемногов с планеты Уртама; там подавали превосходные, но слишком твердые кушанья.

Такое же почетное место в собрании занимает трубка, расколотая на две неравные части; она выпала у меня из ракеты, когда я пролетал над каменистой планетой в созвездии Пегаса. Я не мог смириться с потерей и потратил полтора дня на поиски, блуждая над пропастями скалистого мира.

Немного дальше в маленькой коробочке лежит камешек чуть крупнее горошины. Его история весьма своеобразна. Когда я отправился на Герузию, отдаленную звезду в двойной туманности NAC 887, я несколько переоценил своя силы; путешествие длилось так долго, что я чуть не отступил; особенно мучила меня тоска по Земле, и я себе места не находил в ракете. Бог знает, бы это кончилось, если бы на двести шестьдесят восьмой день путешествия я вдруг не почувствовал, что в левом ботинке что-то мешает, я снял его и со слезами на глазах вытряхнул из носка камешек, крохотный обломок настоящего земного гравия — очевидно, он попал в носок еще на космодроме. Прижимая к груди этот крохотный, но такой близкий кусочек родной планеты, я воодушевился и долетел до цели; эта реликвия мне особенно дорога.

Неподалеку на бархатной подушечке покоится обыкновенный желто-розовый кирпич из обожженной глины, немного потрескавшийся и выкрошенный с одной стороны; если бы не счастливое стечение обстоятельств и не моя находчивость, из-за этого кирпича я бы уже никогда не вернулся из экспедиции в туманность Гончих Псов. Я привык брать его в путешествия в наиболее холодные районы космоса; у меня была привычка на некоторое время совать его в атомный двигатель, чтобы потом, когда он как следует нагреется, положить в постель перед сном. В верхнем левом квадранте Млечного Пути, там, где звездное облако Ориона соединяется с созвездием Стрельца, я был свидетелем столкновения двух огромных метеоров. Зрелище огненного взрыва в темноте так меня взволновало, что я схватил полотенце, чтобы вытереть лоб. Я совсем забыл, что перед этим завернул в полотенце кирпич, и, взмахнув рукой, чуть не проломил себе череп. К счастью, у меня великолепная реакция.

Рядом с кирпичом стоит небольшая деревянная шкатулка, в ней лежит перочинный нож, мой товарищ по многочисленным экспедициям. О том, насколько я к нему привязан, свидетельствует история, которую я расскажу, поскольку она действительно того заслуживает.

Я покинул Сателлину в два часа пополудни с ужасным насморком. Местный лекарь, к которому я обратился, прописал мне отсечение носа, операцию, для аборигенов привычную, поскольку носы у них отрастают, как у нас ногти. Обиженный этим предложением, я прямо от лекаря отправился на космодром, чтобы полететь в те области неба, где медицина развита лучше. Путешествие было неудачным. Уже в самом начале, когда я удалился от планеты всего на 900 тысяч километров, я услышал сигнал вызова какой-то ракеты и запросил по радио, кто меня вызывает. В ответ раздался тот же самый вопрос.

— Скажи ты первый! — буркнул я довольно резко, раздраженный невежливостью чужака.

— Скажи ты первый! — ответил он.

Это передразнивание очень рассердило меня, и я откровенно сообщил ему, что я думаю о его наглости. Он в долгу не остался. Мы начали ругаться все ожесточеннее, пока спустя некоторое время, возмущенный до предела, я не догадался, что никакой другой ракеты нет, а голос, который я слышу, — просто эхо моих собственных радиосигналов, отражающихся от поверхности луны Сателлины, мимо которой я как раз пролетал. До сих пор я не замечал ее, потому что она была обращена ко мне своим ночным темным полушарием.

Немного позже, намереваясь очистить себе яблоко, я обнаружил, что потерял перочинный ножик. Я сразу же вспомнил, где держал его в последний раз, — это было в буфете на сателлинском космодроме; я положил ноги на наклонную стойку, и он, наверное, соскользнул на пол. Я представил себе все это так отчетливо, что мог найти его с закрытыми глазами. Я повернул обратно и только тут понял, в каком затруднительном положении оказался: все небо кишело подмигивающими огоньками, и я не знал, где искать Сателлину. Она является одним из 1480 миров, обращающихся вокруг солнца Эрипелазы. Большинство этих миров имеет к тому же по нескольку лун, крупных, как планеты, что еще больше затрудняет ориентацию. Обеспокоенный, я пытался вызвать Сателлину по радио. Мне ответило несколько десятков станций, так что получилась ужасная какофония; вы должны знать, что обитатели системы Эрипелазы столь же вежливы, сколь и безалаберны, и присвоили название «Сателлина», пожалуй, 200 различным планетам. Я смотрел в окно на мириады крохотных огоньков; на одном из них находился мой перочинный ножик, но легче было бы найти иголку в стоге сена, чем нужную планету в этом звездном муравейнике. В конце концов я отдался на волю случая и помчался к планете, которая находилась прямо по носу.

Через четверть часа я уже опустился на космодром. Он был точно такой же, как тот, с которого я недавно вылетел, и, обрадовавшись, что мне так повезло, я направился прямо в буфет. Но каково же было мое разочарование, когда, несмотря на самые тщательные поиски, я не нашел ножика. Поразмыслив, я пришел к выводу, что либо его кто-нибудь уже забрал, либо я нахожусь на совершенно другой планете. Расспросив туземцев, я убедился, что правильным было второе предположение. Я находился на Андригоне, ветхой, рассыпающейся планете, которую давно уже следовало изъять из обращения, но до нее никому нет дела, так как она лежит в стороне от главных ракетных трасс. В порту меня спросили, какую Сателлину я ищу, ибо планеты эти пронумерованы. Я оказался в тупике, нужный номер вылетел у меня из головы. Тем временем, уведомленные космодромным начальством, в порт прибыли местные власти, чтобы торжественно меня приветствовать.

Это был большой день для андригонов: во всех школах проходили экзамены на аттестат зрелости. Один из представителей власти спросил, не желаю ли я своим присутствием придать экзаменам особую торжественность. Поскольку меня приняли чрезвычайно гостеприимно, я не мог отказать в этой просьбе. Таким образом, прямо с космодрома мы поехали на пидлаке (это большие безногие пресмыкающиеся, похожие на змей, которые широко используются здесь для верховой езды) в город. Представив меня многочисленной молодежи и учителям как уважаемого гостя с планеты Земля, представитель власти покинул зал. Учителя усадили меня на почетном месте у жрава (разновидность стола), после чего прерванный экзамен продолжался. Ученики, возбужденные моим присутствием, сначала смущенно запинались, но я ободрял их сердечной улыбкой, иногда подсказывал кому-нибудь нужное слово, так что вскоре лед был сломан. В конце все отвечали гораздо лучше. Но вот перед комиссией предстал молодой андригон, обросший такими прелестными здрыгами (род устриц, используемых как одежда), каких я давно не видел, и начал отвечать на вопроса с несравненным красноречием и выразительностью. Я слушал его с удовольствием, отметив, что уровень науки здесь весьма высок.

Но вот экзаменатор спросил:

— Можете ли вы доказать, почему жизнь на Земле невозможна?

Изящно поклонившись, юноша приступил к исчерпывающим, логически построенным рассуждениям, в которых неоспоримо доказал, что большую часть Земли покрывают холодные, Чрезвычайно глубокие воды, температура которых около нуля из-за постоянно плавающих ледяных гор; что не только полюсы, но и окружающие их пространства — это районы жестоких вечных холодов и что в течение полугода там царит вечная ночь; что, как это отлично видно в астрономические приборы, сушу, даже в областях с более теплым климатом, несколько месяцев в году покрывает замерзший водяной пар, так называемый снег, толстым слоем лежащий на горах и в низинах; что большая Луна Земли создает на ней приливные и отливные волны, имеющие уничтожающее эрозионное действие; что с помощью мощнейших зрительных приборов можно увидеть, как часто огромные пространства планеты тонут в полумраке, вызванном облачным покровом; что в атмосфере возникают страшные циклоны, тайфуны и бури и что все это вместе взятое полностью исключает возможность существования жизни в каких бы то ни. было формах. Если же, закончил звучным голосом молодой андригон, какие-нибудь существа попытались бы высадиться на Земле, они неминуемо погибли бы, сокрушенные огромным давлением тамошней атмосферы, которое на уровне моря Составляет один килограмм на квадратный сантиметр, или 760 миллиметров ртутного столба.