Наш диалог мог быть скомпрометирован - Том Торк

Том Торк

Наш диалог мог быть скомпрометирован

«Что живёт однажды, но умирает дважды?»

Пробуждение

Яркий белый свет тухнувшего солнца слепил черноволосую девушку, бессознательно распластавшуюся на промятой траве, поднявшейся после ночного то ли преклонения, то ли страха. Это была, конечно, Анастасия. Она не ошиблась — действительно, ей удалось и «возродиться», и «умереть» после того, как не сомневающаяся толпа перерезала её горло. Теперь же самопровозглашённый Бог «справедливости» пытался прийти в себя после длительного пребывания в Бездне. Быть может, у кого-то всё ещё держится в голове вполне логичный вопрос: «как же ей удалось перехитрить смерть?», — однако на него возможно получить лишь, на первый взгляд, не логичный ответ: «она и не перехитрила, но, в действительности, Анастасия и не мертва». Противоречие это строится на том факте, что «Гаргес», даже отказавшись от сомнения и рассудителя, продолжал нуждаться в «справедливости», а раз миссия существа так и не была выполнена, следовательно отправится на «тот свет» ей не удастся. Боги, пускай даже и самопровозглашённые, не могут умереть в привычном для всех понимании, единственное, что значительное может с ними случиться произойдёт лишь тогда, когда о них все позабудут. Нет памяти — нет веры, а значит и Богов. Разве Боги не бессмертны? Но что их делает таковыми? Разве призрачная высшая сила?

Воздвигнув остатки стен сознания, Анастасия приоткрыла глаза, сонно и дрожа рассматривая действительность вокруг. Это был всё тот же мятежный и устало-спокойный «Гаргес». По синему давящему небу двигались всё те же стальные облака, будто бы прикрывающие чей-то настойчивый взгляд. Ниже, в их тени, росли кривые деревца, создающие благодаря перипетиям веток образы людей, осуждающе взирающих на существо. Земля, дышащая, где плесневелой сыростью, где мёртвой сухостью, была настолько холодна, будто бы она успела впитать в себя реки крови.

В полной звенящей тишине самопровозглашённый Бог поднялся, растирая горло, где прошёлся нож. Окончательно отряхнувшись и придя в себя, Анастасия, заприметив мужичка, сидящего на скамейке, двинулась к нему.

Мужичок тот оказался никем иным, как Василием Фёдоровичем, бывшим градоначальником, трагически кем-то убитым и, загадочным образом, исчезнувшим с места преступления. Он имел растрёпанный, немного глуповатый вид, быстро моргал, видимо стараясь скрыть подступавшие слёзы, смотрел себе под ноги и, кажется, что-то напевал. Живой мертвец (хотя такое определение является больше ироническим) даже не заметил подошедшую гостью, не сразу откликнулся на заданный вскользь вопрос: «что у вас произошло?». Тем не менее, когда существо село рядом с градоначальником, тот, будто бы отойдя от забытья, вскочил и принялся кричать:

— Как смеют они так пренебрежительно ко мне относиться? Я воспитал их, помог, и как они мне отплатили? Свергли! Нет уж, я буду писать в высшие инстанции, непременно! Пускай сюда приедут все, кто только может, о революции, беспределе нужно и должно кричать! Это ведь не согласовано с руководством! С бюрократическим, религиозном, консервативным, демократичным, республиканским, либеральным, судебным отделом! Заграничные партнёры не высказали своё мнение, а без них возможно ли что-то решить?!

Отрицание, бурей вспыхнувшее в остатках замкнутого сознания градоначальника, так сильно обострило внутренние убеждения, что породило несметное количество противоречий, с которыми он, безусловно, никак не мог справиться. Потому ему лишь оставалось метаться и кричать, обращаясь ко всем и ни к кому, словом к приказывающему существу за дверью. Анастасия слушала дальше:

— Теперь же они заявляют: как же! нужно читать, по-другому стать политиком никак нельзя. Как же им стал я? Они противоречат друг другу в каждом слове! — заплетаясь языком, кричал Василий Фёдорович в сторону Анастасии, хотя, впрочем, его стеклянные глаза говорили об обратном. — Учат меня как жить! Воспитывают! У них дети сходят с ума, а они власть менять! В критический, исторический момент! Говорят всё: книжки, книжки, — там ответы на все вопросы, но что же? Они не могут ответить на детскую загадку! А нечитающие детишки их, право, поголовно дают верный ответ. О чём же это говорит? Книги, книги, книги — вот корень всех проблем, их-то и нужно жечь, не должен человек думать слишком много. Работать, работать, работать, — тараторил бывший градоначальник, краснея от долгого монолога, — вот, что должен делать каждый человек. Не мыслить, не читать — зарабатывать деньги, вот какую жизнь должен вести всякий. В этом счастья главный предел, это единственный ключ ко всем дверям, — произносил бывший градоначальник, подползая к существу за дверью в панике, — чтение — корень зла и предрассудков!

Василий Фёдорович прекратил говорить, упав от отсутствия сил на траву и начав горько-горько плакать. Так рыдает всякий, кто, потеряв всё, что было, начинает судорожно искать ответы на разразившуюся беспокойную пропасть, да так и валится в неё, не найдя должной опоры.

Свидетельница полного душевного опустошения подошла к пропащему и, смотря тому прямо в глаза, сказала:

— Я помогу вам. Где теперь новая власть? И многие ли из тех людей читают?

Василий Фёдорович вскочил, хотя давно перешёл предел своих физических сил, будто бы отойдя ото сна, он начал быстро-быстро говорить, проглатывая части фраз:

— Конечно, нам надо бы дождаться армии! Однако, конечно, с союзником проще! Что вы хотите по завершении?

— Многие из тех людей читают? — переспросила Анастасия, желая удостовериться в оправданности дальнейших «неоправданных» действий.

— Могу выдать вам охрану! Она-то понадобится! Хотя знаете, ладно, так уж и быть, устрою вас в бумажную канцелярию! — не слыша вопросов, хрипло кричал Василий Фёдорович.

Анастасия подхватила того под руку и заставила идти в нужном направлении.

И вот пара подошла к девятиэтажному строению (самому высокому в «Гаргесе»). На карнизе того здания чёрными буквами на чистом потемневшем золоте была высечена фраза: «Третьего не дано». Гоферовые двери никем не были охраняемы и существо с бывшим градоначальников вошли. Внутри было пусто. Слышал только сильный басовитый голос, произносивший громко речь вслух:

— Человек всю свою жизнь живёт в оковах противоречий, — говорил низенький старик, вырядившийся в серый костюм и жёлтую соломенную шляпу. К паре он стоял спиной и, по всей видимости, своей фигурой кого-то загораживал, — однако вместо того, чтобы использовать противоречия, как огромный молот для стеклянных стен, он бьёт им собственное тело! Ты разбил себя и теперь никак не можешь собрать воедино. Что же, ты даже не в состоянии бежать, как прежде, не в силах поднять уздечку внутренних столкновений. Ты, быть может, спросишь меня что делать? И я отвечу тебе, что восстать аки феникс из пепла возможно, но