Солнце на ладонях - Ирма Кокура

Ирма Кокура

Солнце на ладонях. Сборник стихотворений

Городская романтика

И снова музыка ночейИз прошлого ко мне вернулась,Толкая фонарей качельСреди витрин центральных улиц.

Огни цветов, рекламный прахИ головокруженье в тангоГорящих взглядов, словно страхЭкстазом стал, и было жарко.

Автомобильных фар восторг,Минуя во влюбленном ревеМосты, отчаянье исторгВеселья красок или крови.

Красив безумно город был,Запечатлевшись фейерверком,Из детства выветрился дым,И поцелуи были терпки,

На крашеных губах цветя,Стремились стать движеньем танца,И там была, вертелась яИ не одна, но жизнь сквозь пальцы.

И, наконец, огни в ночиВновь засветились, охмеляя.Блаженство музыки, молчи,Не рань мне душу в душной яви!

Я и новый век

Бегу, событий пену взбив,Не одинокий, но бесцельныйНа струны просится мотив, —Слова мои он перемелет.

Слова не сказаны еще.Взыграл июнь к последней ноте,Рассыпав локоны её,Он бредит холодом и бродит,

Надвинет ночь на нас с котом! —Дом дышит шумно, и ступениВодой сверкают с двух сторон,Не высохшей, вверх-вниз как время.

И переписку началаВновь народившаяся ЕваС подругой Музой. Как дела?Мы их придумаем в поэмах.

В зеркальности моих картин,В их действе просятся движенья,И – делать нечего – одинНе дал бы власть воображенью

Я, если б не широкий жестФортуны общей несчастливой.На звон ответит Муза. ЕстьРомансы пыльные и в мыле

Десятилетий. Начал векИмпровизацию, как юностьВ Эдеме вызывает смех,В фонтане с мрамором балуясь

И с бесшабашной Евой в час,Когда колпак вновь нахлобучитОна на голову, – шут спасЕё от неба в тучах взбучки.

Узнай её сейчас во мне! —Так я не смог: в глазах троится;Я имя потерял, и нетЛица, – лишь муки в окнах-лицах.

Событий пену взбив, хранитьЖивой пытаюсь облик Музы,А свет крылат, и жизнь летитВ воображаемые узы.

Мои события плодятИ мелят чувства, – не разгаданИх смысл, мотив, но ром – не яд,Сюжет исчерпан, став абстрактным.

«Есть ниже подвала этаж…»

Есть ниже подвала этаж,Где музыка вечно играет,Пускаются духи в кураж,Хотят, чтобы их услыхали.

Когда успокоишься ты,Ты музыку эту услышишь,Подкрутишь всей жизни болтыИ ангела встретишь над крышей,

Из рук его воду возьмёшь.Невидные нам граммофоны, —Ах, с помощью них ты сольёшьНиз с верхом бессмертной природы.

И в эту игру поигратьВозможно, взяв кошку с собоюИ, ей подражая, сплясатьС весёлой и вечной душою.

Умрёшь – ниже дна не падёшь,И ад потому нам роднее,Что там раскрывается ложьДля сходного с нами общенья.

«Тот, в ком остался чувств переизбыток…»

Тот, в ком остался чувств переизбыток,Тот счастье беспокойное несёт.Сквозь зиму теплится улыбка —Души горящий уголёк.

И месяцем декабрьским поцарапан,С Венерою, светящейся в глазах,Он, вдохновлённый хвойной лапой,На звёздах имя написал.

Снега кружились и ложились —Непреходящая природы нить, —Так грёзы вешние умылись,Чтобы ему не разлюбить.

Я вижу странную картину:Овчаркою своей ведомПо снегу к музыке старинной,Под клавесин не умер он.

Но он упал в переизбытке,На ухо нежно вдаль шепнул,С рождественской цветной открыткиВ последний раз на нас взглянул.

Где мне найти такие чувства,Как высказать мне душу вслух,Когда б никто меня не слушал,И смутен был как призрак друг?

«Через чужие впечатленья…»

Через чужие впечатленья,Через шаги чужие вдальИ через облачность на небеЯ ухожу, моя печаль.

И уж совсем без возвращеньяУходят дети через мирС недетскою прощальной песней,Не представляя пантомим.

И небеса всегда печальны,И льётся песня через крайИ, тень свою не различая,В стихах плачу печали дань.

«И топчет розу дирижёр…»

И топчет розу дирижёр,Оркестр потерян в зёве зала.Глубокий взор приворожёнК стихам, что опера бросала.

Во время действия пружинСнежинки мечутся, несутся.О, ария моей души!Когда ж огни вокруг зажгутся?

И звёзды будто рассмеялисьВ бессильной силе петь в связиС ночами и теряя глянец,Что дирижёр нам отразил.

«А утром идет, как ни в чём не бывало…»

А утром идет, как ни в чём не бывало,Порывистый, дерзкий и белый снежок.Ночная стихия как дым миновала,И после попойки душе хорошо.

И звякнули окна, и ветер холодный,Как честь благодатный прохладу несёт.Опять я возьму главной краской лиловый,Чтоб белый совсем рисовать небосвод.

А рифма пришпорено, дико несётся,И не различишь ты в сумятице лет,Как солнечный луч через тучи пробьётсяК далекой и близкой ручьистой весне.

«Остался белый лист на краешке Вселенной…»

Остался белый лист на краешке Вселенной,Как нежное бесстрастие Марии.Орган, исполненный любовью веры,Наполнил звуками картину мира.

И были эти звуки столь прекрасны,Что воду чистую постигло вдохновенье,И стал живым скрипучий кладезь,И раздавалось певчее моленье.

Как ни казалось нам холодным небо,А все ж любовно обнимало Землю,Но вот, беда, что озеро мелелоС солоноватым всех эпох взросленьем.

От ангелов, к струе припавших,Воображения благословеньеХудожник получил, признавшиНе суету, а тихое творенье.

И одинокая свеча горела,Ночь темную даруя освещеньем.Бумага в эту ночь белелаНа самом краешке Вселенной.

Санкт-Петербург

Ступеней в небо крутизна, —И распростёр крыла ИсакийНад Петербургом. Дух узнавЕго парящий, дунь на знаки.

И полукамень-полупар —Величественно строгий город,Вперед толкает тротуар,И ветер с рек ползет за ворот.

В гармонии летящих птицИ набережные стремятсяВ рисунки узких улиц-жрицАрхитектурного богатства.

О, как Атланты здесь трезвы,И как щедра вода-богиня! —Железа с мрамором узлыВ осеннем золоте тугие

И город весь един как вздохНебес, под ним слегка горящих,От куполов своих оглох,Но острый слух в летящих башнях.

С мостами дружат здесь дворцы,С изяществом – грома величья.В Москве – грачи, а здесь – скворцы, —Людей меняется обличье.

В Москве – вразвалочку душа,А Петербург, отняв вначалеЯзык, вкруг купола вершаВеликолепье, впечатляет.

«Синеет Царское Село…»

Синеет Царское СелоВ дожде, чуть косо моросящем,Зашло в пожарище быломЗдесь солнце, марш сыграл здесь я ящик

Оркестр. Но с легкой грустью яДождём дышу, вхожу в музеи,Где всё на близорукий взглядРоскошно, чтобы мы глазели,

И чтобы с зеркала душиНе облетала позолота,Что Бог искусств душе внушил,Ваяя до сих пор, измотан.

Зачем Екатерине стольОбширные в дворцах покои?От окружения извольЗависеть, царственная воля.

О, мира сильные сего,Власть – тяжкий крест из обольщенья;Пусть скромно Царское Село,Богатство – это духа щели.

Никто фарфоровых китайцевНе забирает у царицы,И потолки – в античных танцах,Державный дух у стен клубится,

Но нет былой помпезной славыДержавных олицетворенийВ России, исстари кровавой,Корона растворилась в пене.

А Муза кружит в листопаде,И начинают волшебствоДни эти в акварельной гладиУ поразительных дворцов.

Зарисовка

Я прощаюсь с тобой, Петербург,И теперь ты паришь надо мною, —Твой жестокий речной драматургВозвышает тебя над Невою.

Вместе с пригородным волшебством,Вместе с арками, с парками, с ливнем,С завершённостью в ритме колоннИ атлантов и в гулкости ритма

Камень в краеугольность своюВсех дворцов твоих вносит свободу,И стремление ветра поютПротив ветра летящие своды.

Солнце измельчено ли в тебе,Петербург, и лучится сквозь каменьКружевами, и тонет во тьмеУгловатых колодцами зданий?

О, величье соборов твоих!В облаках – вечность архитектуры;Воспаривший, размноженный ликОтраженьями строгой культуры —

Лик твой, город, и тени скользятПо божественно-строгим ланитам,Обращается вдаль синий взгляд,В нём мольба с мрачным знанием слиты.

Я прощаюсь с тобой, Петербург,Так пари надо мной облаками! —В средоточье твоем – драматургЭти стены вдаль отодвигает.

«Портрет. Повторенье…»