Стихотворения 1835 - Александр Пушкин

Пушкин Александр Сергеевич

Стихотворения 1835

Полное собрание сочинений с критикой

(ИЗ АНАКРЕОНА). (отрывок)

Узнают коней ретивыхПо их выжженным таврам,Узнают парфян кичливых:По высоким клобукам;Я любовников счастливыхУзнаю по их глазам:[В них сияет пламень томныйНаслаждений знак нескромный.]

ОДА LVI. (ИЗ АНАКРЕОНА)

Поредели, побелелиКудри, честь главы моей,Зубы в деснах ослабели,И потух огонь очей.Сладкой жизни мне немногоПровожать осталось дней:Парка счет ведет им строго,Тартар тени ждет моей.Не воскреснем из-под спуда,Всяк навеки там забыт:Вход туда для всех открытНет исхода уж оттуда.

ОДА LVII.

Что же сухо в чаше дно?Наливай мне, мальчик резвый,Только пьяное виноРаствори водою трезвой.Мы не скифы, не люблю,Други, пьянствовать бесчинно:Нет, за чашей я поюИль беседую невинно.

* * *

Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея.И улыбалась ему, тихие слезы лия.

* * *

Что белеется на горе зеленой?Снег ли то, али лебеди белы?Был бы снег - он уже[?] бы растаял,Были б лебеди - они б улетели.То не снег и не лебеди белы,А шатер Аги Асан-аги.Он лежит в нем, весь люто изранен.Посетили его сестра и матерь,Его люба не могла, застыдилась.Как ему от боли стало легче,Приказал он своей верной любе:"Ты [не] ищи меня в моем белом доме,В белом доме, ни во всем моем роде".Как [услышала] мужнины речи,Запечалилась бедная Кадуна.Она слышит, на двор едут кони;Побежала Ас[ан]-агиница,Хочет броситься, бедная, в окошко,За ней вопят две милые дочки:"Воротися, милая мать наша,Приехал не муж Асан-ага,А приехал брат твой Пинтор[ович][?]."Воротилась Асан-агиница,И повисла она брату на шею"Братец милый, что за посрамленье!Меня гонят от пятерых деток."

ПОЛКОВОДЕЦ.

У русского царя в чертогах есть палата:Она не золотом, не бархатом богата;Не в ней алмаз венца хранится за стеклом:Но сверху до низу, во всю длину, кругом,Своею кистию свободной и широкойЕе разрисовал художник быстроокой.Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадон,Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,Ни плясок, ни охот, - а всё плащи, да шпаги,Да лица, полные воинственной отваги.Толпою тесною художник поместилСюда начальников народных наших сил,Покрытых славою чудесного походаИ вечной памятью двенадцатого года.Нередко медленно меж ими я брожуИ на знакомые их образы гляжу,И, мнится, слышу их воинственные клики.Из них уж многих нет; другие, коих ликиЕще так молоды на ярком полотне,Уже состарелись и никнут в тишинеГлавою лавровой...

Но в сей толпе суровойОдин меня влечет всех больше. С думой новойВсегда остановлюсь пред ним - и не свожуС него моих очей. Чем долее гляжу,Тем более томим я грустию тяжелой.

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,Высоко лоснится, и, мнится, залеглаТам грусть великая. Кругом - густая мгла;За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый,Он, кажется, глядит с презрительною думой.Свою ли точно мысль художник обнажил,Когда он таковым его изобразил,Или невольное то было вдохновенье,Но Доу дал ему такое выраженье.

О вождь несчастливый!... Суров был жребий твой:Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.Непроницаемый для взгляда черни дикой,В молчаньи шел один ты с мыслию великой,И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,Своими криками преследуя тебя,Народ, таинственно спасаемый тобою,Ругался над твоей священной сединою.И тот, чей острый ум тебя и постигал,В угоду им тебя лукаво порицал...И долго, укреплен могущим убежденьем,Ты был неколебим пред общим заблужденьем;И на полу-пути был должен наконецБезмолвно уступить и лавровый венец,И власть, и замысел, обдуманный глубоко,И в полковых рядах сокрыться одиноко.Там, устарелый вождь! как ратник молодой,Свинца веселый свист заслышавший впервой,Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,Вотще! - [1]....................................................................................

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!Жрецы минутного, поклонники успеха!Как часто мимо вас проходит человек,Над кем ругается слепой и буйный век,Но чей высокий лик в грядущем поколеньеПоэта приведет в восторг и в умиленье!

ТУЧА.

Последняя туча рассеянной бури!Одна ты несешься по ясной лазури.Одна ты наводишь унылую тень,Одна ты печалишь ликующий день.

Ты небо недавно кругом облегала,И молния грозно тебя обвивала;И ты издавала таинственный громИ алчную землю поила дождем.

Довольно, сокройся! Пора миновалась,Земля освежилась, и буря промчалась,И ветер, лаская листочки древес,Тебя с успокоенных гонит небес.

ИЗ А. ШЕНЬЕ.

Покров, упитанный язвительною кровью,Кентавра мстящий дар, ревнивою любовьюАлкиду передан. Алкид его приял,В божественной крови яд быстрый побежал.Се - ярый мученик, в ночи скитаясь, воет;Стопами тяжкими вершину Эты роет;Гнет, ломит древеса; исторженные пниВысоко громоздит; его рукой ониВ костер навалены; он их зажег; он всходит;Недвижим на костре он в небо взор возводит;Под мышцей палица; в ногах немейский левРазостлан. Дунул ветр; поднялся свист и рев;Треща горит костер; и вскоре пламя, воя,Уносит к небесам бессмертный дух героя.

* * *

I. На Испанию роднуюПризвал мавра Юлиан.Граф за личную обидуМстить решился королю.

Дочь его Родрик похитил,Обесчестил древний род;Вот за что отчизну предалРаздраженный Юлиан.

Мавры хлынули потокомНа испанские брега.Царство готфов миновалось,И с престола пал Родрик.

Готфы пали не бесславно:Храбро билися они,Долго мавры сомневались,Одолеет кто кого.

Восемь дней сраженье длилось;Спор решен был наконец:Был на поле битвы пойманКонь любимый короля;

Шлем и меч его тяжелый.Были найдены в пыли.Короля почли убитым,И никто не пожалел.

Но Родрик в живых остался,Бился он все восемь днейОн сперва хотел победы,Там уж смерти лишь алкал.

И кругом свистали стрелы,Не касаяся его,Мимо дротики летали,Шлема меч не рассекал.

Напоследок, утомившись,Соскочил с коня Родрик,Меч с запекшеюся кровьюОт ладони отклеил,

Бросил об земь шлем пернатыйИ блестящую броню.И спасенный мраком ночиС поля битвы он ушел.

II. От полей кровавой битвыУдаляется Родрик;Короля опередилаВесть о гибели его.

Стариков и бедных женщинНа распутьях видит он;Все толпой бегут от мавровК укрепленным городам.

Все, рыдая, молят богаО спасеньи христиан,Все Родрика проклинают;И проклятья слышит он.

И с поникшею главоюМимо их пройти спешит,И не смеет даже молвить:Помолитесь за него.

Наконец на берег моряВ третий день приходит он.Видит темную пещеруНа пустынном берегу.

В той пещере он находитКрест и заступ - а в углуТруп отшельника и яму,Им изрытую давно.

Тленье трупу не коснулось,Он лежит окостенев,Ожидая погребеньяИ молитвы христиан.

Труп отшельника с молитвой[Схоронил] король,И в пещере поселилсяНад могилою его.

Он питаться стал плодамиИ водою ключевой;И себе могилу вырыл,Как предшественник его.

Короля в уединеньиСтал лукавый искушать,И виденьями ночнымиКраткий сон его мутить.

Он проснется с содроганьем,Полон страха и стыда;Упоение соблазнаСокрушает дух его.

Хочет он молиться богуИ не может. Бес емуШепчет в уши звуки битвыИли страстные слова.

Он в унынии проводитДни и ночи недвижим,Устремив глаза на море,Поминая старину.

III. Но отшельник, чьи останкиОн усердно схоронил,За него перед всевышнимЗаступился в небесах.

В сновиденьи благодатномОн явился королю,Белой ризою одеянИ сияньем окружен.

И король, объятый страхом,Ниц повергся перед ним,И вещал ему угодник:"Встань - и миру вновь явись.

Ты венец утратил царской,Но господь руке твоейДаст победу над врагами,А душе твоей покой".

Пробудясь, господню волюСердцем он уразумел,И, с пустынею расставшись,В путь отправился король.

* * *

Менко Вуич грамоту пишетСвоему побратиму:"Берегися, Черный Георгий,Над тобой подымается туча,Ярый враг извести тебя хочет,Недруг хитрый, Милош ОбреновичОн в Хотин подослал потаенноЯнка младшего с Павл.[ом]-Осердился Георгий П.[етрович],Засверкали черные очи,Нахмурились черные брови

[HA ДОНДУКОВА-КОРСАКОВА.)

В Академии наукЗаседает князь Дундук.Говорят, не подобаетДундуку такая честь;Почему ж он заседает?Потому что [----] есть.

* * *

Кто из богов мне возвратилТого, с кем первые походыИ браней ужас я делил,Когда за призраком свободыНас Брут отчаянный водил?С кем я тревоги боевыеВ шатре за чашей забывалИ кудри, плющем увитые,Сирийским мирром умащал?

Ты помнишь час ужасный битвы,Когда я, трепетный квирит,Бежал, нечестно брося щит,Творя обеты и молитвы?Как я боялся! как бежал!Но Эрмий сам незапной тучейМеня покрыл и вдаль умчалИ спас от смерти неминучей.

А ты, любимец первый мой,Ты снова в битвах очутился...И ныне в Рим ты возвратилсяВ мой домик темный и простой.Садись под сень моих пенатов.Давайте чаши. Не жалейНи вин моих, ни ароматов.Венки готовы. Мальчик! лей.Теперь не кстати воздержанье:Как дикий скиф хочу я пить.Я с другом праздную свиданье,Я рад рассудок утопить.

СТРАННИК.

I. Однажды странствуя среди долины дикой,Незапно был объят я скорбию великойИ тяжким бременем подавлен и согбен,Как тот, кто на суде в убийстве уличен.Потупя голову, в тоске ломая руки,Я в воплях изливал души пронзенной мукиИ горько повторял, метаясь как больной:"Что делать буду я? Что станется со мной?"

II. И так я сетуя в свой дом пришел обратно.Уныние мое всем было непонятно.При детях и жене сначала я был тихИ мысли мрачные хотел таить от них;Но скорбь час от часу меня стесняла боле;И сердце наконец раскрыл я по неволе.

"О горе, горе нам! Вы, дети, ты жена!Сказал я, - ведайте; моя душа полнаТоской и ужасом, мучительное бремяТягчит меня. Идет! уж близко, близко время:Наш город пламени и ветрам обречен;Он в угли и золу вдруг будет обращенИ мы погибнем все, коль не успеем вскоре;Обресть убежище; а где? о горе, горе!"

III. Мои домашние в смущение пришлиИ здравый ум во мне расстроенным почли.Но думали, что ночь и сна покой целебныйОхолодят во мне болезни жар враждебный.Я лег, но во всю ночь всё плакал и вздыхалИ ни на миг очей тяжелых не смыкал.Поутру я один сидел, оставя ложе.Они пришли ко мне; на их вопрос, я то же,Что прежде, говорил. Тут ближние мои,Не доверяя мне, за должное почлиПрибегнуть к строгости. Они с ожесточеньемМеня на правый путь и бранью и презреньемСтарались обратить. Но я, не внемля им,Всё плакал и вздыхал, унынием тесним.И наконец они от крика утомилисьИ от меня, махнув рукою, отступилисьКак от безумного, чья речь и дикий плачДокучны, и кому суровый нужен врач.

IV. Пошел я вновь бродить - уныньем изнываяИ взоры вкруг себя со страхом обращая,Как узник, из тюрьмы замысливший побег,Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.Духовный труженик - влача свою веригу,Я встретил юношу, читающего книгу.Он тихо поднял взор - и вопросил меня,О чем, бродя один, так горько плачу я?И я в ответ ему: "Познай мой жребий злобный:Я осужден на смерть и позван в суд загробныйИ вот о чем крушусь; к суду я не готов,И смерть меня страшит."

- "Коль жребий твой таков,Он возразил, - и ты так жалок в самом деле,Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?"И я: "Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?"Тогда: "Не видишь ли, скажи, чего-нибудь"Сказал мне юноша, даль указуя перстом.Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,Как от бельма врачом избавленный слепец."Я вижу некий свет", - сказал я наконец."Иди ж, - он продолжал; - держись сего ты света;Пусть будет он тебе [единственная] мета,Пока ты тесных врат [спасенья] не достиг,Ступай!" - И я бежать пустился в тот же миг.

V. Побег мой произвел в семье моей тревогу,И дети и жена кричали мне с порогу,Чтоб воротился я скорее. Крики ихНа площадь привлекли приятелей моих;Один бранил меня, другой моей супругеСоветы подавал, иной жалел о друге,Кто поносил меня, кто на смех подымал,Кто силой воротить соседям предлагал;Иные уж за мной гнались; но я тем болеСпешил перебежать городовое поле,Дабы скорей узреть - оставя те места,Спасенья верный путь и тесные врата.

* * *

К кастрату раз пришел скрыпач,Он был бедняк, а тот богач."Смотри, сказал певец без [-----],Мои алмазы, изумрудыЯ их от скуки разбирал.А! к стати, брат, - он продолжал,Когда тебе бывает скучно,Ты что творишь, сказать прошу."В ответ бедняга равнодушно:- Я? я [----] себе чешу.

[ПЛЕТНЕВУ.]

Ты мне советуешь, Плетнев любезный,Оставленный роман [наш] продолжать[И строгой] век, расчета век железный,Рассказами пустыми угощать.Ты думаешь, что с целию полезнойТревогу славы можно сочетать,И что нашему собратуБрать с публики умеренную плату.Ты говоришь: пока Онегин жив,Дотоль роман не кончен - нет причиныЕго прервать... к тому же план счастлив

* * *

Вы за "Онегина" советуете, други,Опять приняться мне в осенние досуги.Вы говорите мне: он жив и не женат.Итак, еще роман не кончен - это клад:Вставляй в просторную[?], вместительную рамуКартины новые - открой нам диораму:Привалит публика, платя тебе за вход(Что даст еще тебе и славу и доход).[Пожалуй - я бы рад -][Так некогда поэт]

* * *

В мои осенние досуги,В те дни, как любо мне писать,Вы мне советуете, други,Рассказ забытый продолжать.Вы говорите справедливо,Что странно, даже неучтивоРоман не конча перервать,Отдав уже его в печать,Что должно своего герояКак бы то ни было женить,По крайней мере уморить,И лица прочие пристроя,Отдав им дружеский поклон,Из лабиринта вывесть вон.

Вы говорите: "Слава богу,Покамест твой Онегин жив,Роман не кончен - понемногуИди вперед; не будь ленив.Со славы, вняв ее призванью,Сбирай оброк хвалой и бранью[Рисуй и франтов городскихИ милых барышень своих,Войну и бал, дворец и хату,И келью и харемИ с нашей публики [меж тем]Бери умеренную плату,За книжку по пяти рублейНалог не тягостный, ей[-ей]."

* * *

... Вновь я посетилТот уголок земли, где я провелИзгнанником два года незаметных.Уж десять лет ушло с тех пор - и многоПеременилось в жизни для меня,И сам, покорный общему закону,Переменился я - но здесь опятьМинувшее меня объемлет живо,И, кажется, вечор еще бродилЯ в этих рощах.

Вот опальный домик,Где жил я с бедной нянею моей.Уже старушки нет - уж за стеноюНе слышу я шагов ее тяжелых,Ни кропотливого ее дозора.

Вот холм лесистый, над которым частоЯ сиживал недвижим - и гляделНа озеро, воспоминая с грустьюИные берега, иные волны...Меж нив златых и пажитей зеленыхОно синея стелется широко;Через его неведомые водыПлывет рыбак и тянет за собойУбогой невод. По брегам отлогимРассеяны деревни - там за нимиСкривилась мельница, насилу крыльяВорочая при ветре...

На границеВладений дедовских, на месте том,Где в гору подымается дорога,Изрытая дождями, три сосныСтоят - одна поодаль, две другиеДруг к дружке близко, - здесь, когда их мимоЯ проезжал верхом при свете лунном,Знакомым шумом шорох их вершинМеня приветствовал. По той дорогеТеперь поехал я, и пред собоюУвидел их опять. Они всё те же,Всё тот же их, знакомый уху шорохНо около корней их устарелых(Где некогда всё было пусто, голо)Теперь младая роща разрослась,Зеленая семья; [кусты] теснятся[Под сенью их как дети.] А вдалиСтоит один угрюмый их товарищКак старый холостяк, и вкруг негоПо-прежнему всё пусто.

Здравствуй, племяМладое, незнакомое! не яУвижу твой могучий поздний возраст,Когда перерастешь моих знакомцевИ старую главу их заслонишьОт глаз прохожего. Но пусть мой внукУслышит ваш приветный шум, когда,С приятельской беседы возвращаясь,Веселых и приятных мыслей полон,Пройдет он мимо вас во мраке ночиИ обо мне вспомянет.

* * *

Я думал, сердце позабылоСпособность легкую страдать,Я говорил: тому, что было,Уж не бывать! уж не бывать!Прошли восторги, и печали,И легковерные мечты.....Но вот опять затрепеталиПред мощной властью красоты.

* * *

О бедность! затвердил я наконецУрок твой горький! Чем я заслужилТвое гоненье, властелин враждебный,Довольства враг, суровый сна мутитель?..Что делал я, когда я был богат,О том упоминать я не намерен:В молчании добро должно твориться,Но нечего об этом толковать.Здесь пищу я найду для дум моих,Я чувствую, что не совсем погибнулЯ с участью моей.

* * *

Если ехать вам случитсяОт **** на *,Там, где Л. струитсяМеж отлогих берегов,От большой дороги справа,[Между полем и холмом],Вам представится дубрава,Слева сад и барской дом.

Летом, в час, как за холмамиУтопает солнца шар,Дом [облит] его лучами,Окна блещут как пожар,И, ездой скучая [мимо] развлечен,Путник смотрит невидимоНа семейство, на балкон.

НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЛУКУЛЛА. ПОДРАЖАНИЕ ЛАТИНСКОМУ.

Ты угасал, богач младой!Ты слышал плач друзей печальных.Уж смерть являлась за тобойВ дверях сеней твоих хрустальных.Она, как втершийся с утраЗаимодавец терпеливый,Торча в передней молчаливой,Не трогалась с ковра.

В померкшей комнате твоейВрачи угрюмые шептались.Твоих нахлебников, цирцейСмущеньем лица омрачались;Вздыхали верные рабыИ за тебя богов молили,Не зная в страхе, что сулилиИм тайные судьбы.

А между тем наследник твой,Как ворон к мертвечине падкой,Бледнел и трясся над тобой,Знобим стяжанья лихорадкой.Уже скупой его сургучПятнал замки твоей конторы;И мнил загресть он злата горыВ пыли бумажных куч.

Он мнил: "Теперь уж у вельможНе стану няньчить ребятишек;Я сам вельможа буду тож;В подвалах, благо, есть излишек.Теперь мне честность - трын-трава!Жену обсчитывать не буду,И воровать уже забудуКазенные дрова!"

Но ты воскрес. Твои друзья,В ладони хлопая ликуют;Рабы как добрая семьяДруг друга в радости целуют;Бодрится врач, подняв очки;Гробовый мастер взоры клонит;А вместе с ним приказчик гонитНаследника в толчки.

Так жизнь тебе возвращенаСо всею прелестью своею;Смотри: бесценный дар она;Умей же пользоваться ею;Укрась ее; года летят,Пора! Введи в свои чертогиЖену красавицу - и богиВаш брак благословят.

* * *

Когда владыка ассирийскийНароды казнию казнил,И Олоферн весь край азийскийЕго деснице покорил,Высок смиреньем терпеливымИ крепок верой в бога сил,Перед сатрапом горделивымИзраил выи не склонил;Во все пределы ИудеиПроникнул трепет. ИереиОдели вретищем алтарь.Народ завыл, объятый страхом,[Главу покрыв] золой и прахом,И внял ему всевышний царь.

Притек сатрап к ущельям горнымИ зрит: их узкие вратаЗамком замкнуты непокорным;Стеной, [как] поясом узорным,Препоясалась высота.

И над тесниной торжествуя,Как муж на страже, в тишинеСтоит, белеясь, ВетилуяВ недостижимой вышине.

Сатрап смутился изумленныйИ гнев в нем душу помрачил...И свой совет разноплеменныйОн - любопытный - вопросил:"Кто сей народ? и что их сила,И кто им вождь, и отчегоСердца их дерзость воспалила,И их надежда на кого?..."И встал тогда сынов АммонаВоеначальник Ахиор[И рек] - и Олоферн [со] тронаСклонил [к нему] и слух и взор.

ПИР ПЕТРА ПЕРВОГО.

Над Невою резво вьютсяФлаги пестрые судов;Звучно с лодок раздаютсяПесни дружные гребцов;В царском доме пир веселый;Речь гостей хмельна, шумна;И Нева пальбой тяжелойДалеко потрясена.

Что пирует царь великийВ Питербурге-городке?Отчего пальба и кликиИ эскадра на реке?Озарен ли честью новойРусской штык иль русской флаг?Побежден ли швед суровый?Мира ль просит грозный враг?

Иль в отъятый край у шведаПрибыл Брантов утлый бот,И пошел навстречу дедаВсей семьей наш юный флот,И воинственные внукиСтали в строй пред стариком,И раздался в честь НаукиПесен хор и пушек гром?

Годовщину ли ПолтавыТоржествует государь,День, как жизнь своей державыСпас от Карла русский царь?Родила ль Екатерина?Именинница ль она,Чудотворца-исполинаЧернобровая жена?Нет! Он с подданным мирится;Виноватому винуОтпуская, веселится;Кружку пенит с ним одну;И в чело его цалует,Светел сердцем и лицом;И прощенье торжествует,Как победу над врагом.

Оттого-то шум и кликиВ Питербурге-городке,И пальба и гром музыкиИ эскадра на реке;Оттого-то в час веселыйЧаша царская полна,И Нева пальбой тяжелойДалеко потрясена.

* * *

На это скажут мне с улыбкою неверной:Смотрите, вы поэт уклонный, лицемерный,Вы нас морочите - вам слава не нужна,Смешной и суетной Вам кажется она;Зачем же пишете? - Я? для себя. - За что жеПечатаете вы? - Для денег. - Ах, мой боже!Как стыдно! - Почему ж?

ПОДРАЖАНИЕ АРАБСКОМУ.

Отрок милый, отрок нежный,Не стыдись, навек ты мой;Тот же в нас огонь мятежный,Жизнью мы живем одной.Не боюся я насмешек:Мы сдвоились меж собой,Мы точь в точь двойной орешекПод единой скорлупой.

* * *

- Не видала ль, девица,Коня моего?- Я видала, виделаКоня твоего.- Куда, красна девица,Мой конь пробе[жал?][?]- Твой конь пробе[жал][?]На Дунай реку___[Бежа[л] твой конь,Тебя проклиналТебя проклинал]

Примечания