Начальник Генерального штаба: Какую армию мы строим - Николай Макаров

Николай Макаров

Начальник Генерального штаба: Какую армию мы строим

В двух шагах от СНВ

Российская газета: Николай Егорович, кто или что затягивает подписание нового Договора о стратегических наступательных вооружениях?

Николай Макаров: Он готов процентов на 95, осталось согласовать некоторые моменты. В том числе получить для нас принципиальное согласие американцев на включение в договор проблематики ПРО. Это связанно с планами Соединенных Штатов по возможному развертыванию элементов системы противоракетной обороны в Польше, Румынии, Чехии и Болгарии.

Российская делегация на переговорах отстаивает принципиальную позицию, отвечающую нашим национальным интересам. По сравнению с закончившим свое действие договором о СНВ от 1991 года, который был для Российской Федерации в значительной мере ущербным, будущий договор должен носить паритетный характер. Возможность и сроки подписания нового договора будут зависеть в первую очередь от готовности сторон учитывать взаимные интересы друг друга.

РГ: Но почему для России так важно увязать СНВ с ПРО? Это ведь оборонительные, а не наступательные вооружения.

Макаров: Тут взаимосвязь очень жесткая. Чтобы ее понять, надо вернуться к предыстории вопроса. Раньше существовал договор, по которому мы и США взяли на себя обязательство не развивать систему ПРО. Суть тех соглашений - американцы будут иметь только одну закрытую систему противоракетной обороны в штате Северная Дакота, а мы - в Московском регионе. Это гарантировало защиту от ядерного удара только этих районов.

Но США из договора вышли, что негативно сказалось на стратегической стабильности в мире. Вот почему мы говорим: новое соглашение должно закрепить минимально необходимое количество боевых блоков и носителей, чтобы ни у кого не появилось мысли о применении ядерного оружия. Но фактор паритета нужно сопроводить фактором стабильности. Если противоракетная оборона американцев начнет развиваться, то она будет нацелена прежде всего на уничтожение нашего ракетно-ядерного потенциала. Тогда баланс сил сместится в пользу США.

РГ: Иными словами, у них появится больше возможностей сбивать российские ракеты еще на подлете к цели?

Макаров: Абсолютно верно. При сложившемся и поддерживаемом паритете уровней стратегических наступательных вооружений создаваемая США глобальная противоракетная оборона уже в среднесрочной перспективе способна оказывать некоторое влияние на сдерживающий потенциал российских стратегических ядерных сил. Таким образом, может быть нарушен стратегический баланс сил и снижен порог применения ядерного оружия.

Несмотря на то что ПРО - оборонительная система, ее развитие фактически означает новый импульс в гонке вооружений. Особенно для "третьих" стран, которые будут стремиться к совершенствованию своих баллистических ракет в направлении эффективного преодоления ПРО. Это неизбежно приведет к гонке ракетных вооружений.

РГ: Не опасаетесь обратного процесса: Россия и США свои ядерные потенциалы сократят, а другие страны увеличат?

Макаров: Мы об этом говорили с американцами и вместе пришли к выводу, что такая опасность существует.

Так, значительным ядерным потенциалом обладают союзники США по НАТО, Китай, Индия, Пакистан. Например, у Франции и Англии - по четыре атомных подводных лодки с полным боекомплектом и авиация. Довольно-таки солидный довесок.

Поэтому как только новый Договор о стратегических наступательных вооружениях будет подписан, следующим этапом должно стать вовлечение в ограничительный процесс всех ядерных держав. Нужно заключать договор, который остановит гонку вооружений во всем мире.

РГ: А в рамках СНВ этого сделать нельзя?

Макаров: Думаю, что СНВ станет существовать сам по себе. А это будет новый договор. Кроме того, надо дальше работать над ограничением систем противоракетной обороны.

РГ: Одним из недостатков предыдущего договора эксперты называют отсутствие контроля за уничтожением боеголовок. Говорят, что это позволило американцам не пускать их "под нож", а складировать, так сказать, до лучших времен.

Макаров: Действительно, старый договор предусматривал только контроль за уничтожением пусковых установок самолетов, ракет и лодок. А так называемый возвратный потенциал наращивался. Но чисто контрольных функций в прежнем договоре было даже избыточно.

Хочу заметить, что количество инспекций по контролю за выполнением положений будущего договора должно значительно сократиться, что позволит экономить ежегодно значительные финансовые средства. С американской стороной по этому вопросу у нас взаимопонимание достигнуто. Думаю, налогоплательщики обоих государств от этого только выиграют.

При этом мы четко прописали верификационный механизм, порядок инспекторского контроля на базах. При уничтожении, складировании боеприпасов и носителей будут полностью учитываться интересы обеих сторон. Это очень существенный момент, он занял много времени при обсуждении, но мы вышли на согласованные позиции.

РГ: Все-таки когда ожидать подписание нового договора?

Макаров: Я не могу точно назвать дату. Думаю, что подписание может состояться в первых числах апреля. Наш президент постоянно контактирует с президентом США по данному вопросу, оба очень глубоко погружены в эту проблематику, в те механизмы, которые пока сдерживают выход на окончательный вариант документа и его утверждение. Могу с уверенностью сказать только одно: вопрос будет решен на паритетных основаниях и абсолютно точно - без какого-либо ущерба для Российской Федерации.

Война без прямого контакта

РГ: А крупное сокращение Вооруженных сил такого ущерба не нанесет? Ликвидация воинских частей в то время, как НАТО подтягивается к нашим границам, выглядит по меньшей мере странно.

Макаров: Мы исходили из того, что в последние 15-20 лет мир в значительной степени изменился. России нужны Вооруженные силы, способные своевременно реагировать на любые угрозы и вызовы. Наша армия, если взять первую чеченскую кампанию, с этими функциями справиться не могла. Для выполнения задач мы вынуждены были по ходу боевых действий комплектовать воинские части из, как правило, неподготовленных солдат и офицеров.

РГ: И какие выводы последовали из этих событий?

Макаров: После 1996 года в Российской армии появилось несколько полков постоянной готовности, укомплектованных на 80 процентов от штата военного времени. Но для того, чтобы ими воспользоваться, требовалось в течение минимум суток пополнять воинские части личным составом и техникой. Да и таких полков было очень мало - не более 13 процентов от имеющихся тогда в Вооруженных силах. Все остальные части были сокращенного состава, у которых техника и запасы хранились на складах и базах. На приведение их в боеготовое состояние требовалось длительное время. Это касалось практически 87 процентов воинских частей Вооруженных сил. Мы содержали армию, которая проедала громадные средства, но, по существу, не могла решать возложенные на нее задачи.

РГ: Думаете, что в нынешнем составе она их решит?

Макаров: У нас имелись строго определенные параметры - выйти на численность Вооруженных сил в 1 миллион человек, сделать из этого миллиона полноценную армию. При этом мы столкнулись с кадровым дисбалансом - офицеров было в избытке, вместе с прапорщиками они составляли почти 50 процентов личного состава. А солдат не хватало.

Прорабатывалось много вариантов, и в результате пришли к тому, что целесообразно создать структуру, которая бы находилась в постоянной готовности и могла бы решать широкий круг боевых задач. Так, перешли на бригадную систему. Сегодня любой бригаде на подготовку к действиям отводится всего один час.

РГ: Что же все-таки послужило причиной отказа от полков и дивизий?

Макаров: Поясню. Возьмите боевые действия в Афганистане. Там никогда не применялись полк или дивизия. Только батальон, усиленный артиллерией, зенитными средствами, разведывательными, техническими, тыловыми подразделениями. В результате батальон штатной численностью 450-500 человек увеличивался вдвое. Он был "обвешан" средствами усиления и в таком виде выполнял задачи. Но воевать комбату все равно было сложно, потому что приходилось командовать "не своей" структурой, организовать взаимодействие между приданными подразделениями, согласовать их действия, знать их возможности и способы применения.

В Чечне - то же самое. Из полка формировали только один боеготовый батальон, из дивизии - один полк. Тогда мы задались вопросом: почему это сразу не сделать? Почему заранее не ввести в штатный состав батальонов все необходимое - артиллерию, танки, ПВО, разведку? С тем чтобы комбат еще в мирное время досконально знал их возможности и мог грамотно их применять. Чтобы в бою ему не пришлось организовывать управление и взаимодействие с приданными и подчиненными подразделениями, поскольку оно уже заложено в саму структуру нового формирования. Это позволило бы перейти от организации взаимодействия между силами и средствами различных родов войск к непосредственному управлению ими.