Воспитание Гаврилова - Кир Булычев

Кир Булычев

Воспитание Гаврилова

Гаврилов рос без отца.

Отец где-то существовал и присылал телеграммы к праздникам.

Мать боялась, что Гаврилов вырастет бездельником, и потому была к нему строга. В то же время отказывала себе во всем, чтобы ребенок был счастлив.

Бездельника из Гаврилова не получилось, но и трудиться он не любил, и в классе не был первым учеником. А любил он читать, слушать очень громкую музыку, купаться, играть в волейбол, спать после обеда, а также утром, когда надо вставать в школу.

По мнению жильцов дома № 16 по Пушкинской улице, Гаврилов был плохо воспитан и груб.

Вот с этими его качествами связана история, которую помнит старик Ложкин.

Гаврилову тогда было пятнадцать лет.

Он сидел на подоконнике и, включив на полную мощность систему, из которой несся голос певца Хампердинка, радовался июньскому солнцу.

В этот момент во двор вошел старик Ложкин, который с грустью взирал на юное поколение, представители которого не уступали ему места в автобусе и не хотели слушать его рассказов о славном трудовом прошлом. На Гаврилова Ложкин посмотрел с негодованием и крикнул ему, чтобы тот немедленно прекратил шум. Но Гаврилов не услышал.

Тогда Ложкин прошел на первый этаж к известному самоучке Александру Грубину и сказал:

– С этим надо кончать.

Так как Грубин был согласен, что с этим надо кончать, он согласился принять от Ложкина рабочее задание на изобретение.

Вечером Ложкин принес ему такое задание:

«Среди нашей молодежи еще часто встречаются случаи хулиганства, баловства, неуважительного отношения к старикам и девушкам. Существующие воспитательные меры эффекта не дают. Полагаю, что надо бороться на уровне условных рефлексов (по академику Павлову).

Требуется создать легкий, не стесняющий движений прибор, который крепится к подростку. Этот прибор должен реагировать в общественном транспорте на приближение старика или беременной женщины и заставлять подростка уступать место. Он должен улавливать неуважительные слова и выражения и производить наказание. Наконец, желательно чтобы прибор вызывал в носителе желание трудиться».

Грубин долго читал задание, размышлял, ворошил шевелюру, а потом сказал:

– Зайди через недельку.

Через неделю Грубин показал Ложкину прибор.

Он представлял собой две небольших плоских пластиковых подушки, которые крепились к телу жертвы подобно жилету. От подушек тянулись датчики.

– И будет работать? – спросил недоверчиво Ложкин.

– Питается от батарейки карманного фонарика, – сказал Грубин.

Сомнений, к кому прикрепить воспитательный прибор, не было.

– Коля, ты нам нужен! – крикнул Ложкин.

– Зачем? – откликнулся Гаврилов из окна.

– Ты примешь участие в испытаниях прибора, – сказал Грубин.

– На какую тему прибор?

– Для перевоспитания молодого поколения.

– Мне ни к чему, – сказал Гаврилов. – Меня с утра до вечера перевоспитывают. Мать, учителя и кому не лень.

– А результат? – спросил Грубин.

– К счастью, нулевой, – ответил трудный подросток.

– Значит, не хочешь? – Ложкин был огорчен. Он понимал, что силой прибор на Гаврилова не навесить.

Но Грубин знал, что отрицательные натуры склонны к коррупции.

– Мороженого хочешь? – спросил он.

Гаврилов снисходительно улыбнулся. Мороженое он уже перерос, и Грубин это понял.

– А что нужно? – спросил Грубин.

– Кассеты, – ответил Гаврилов.

– Сколько?

– Пять.

– Ты с ума сошел!

– Две.

– По рукам. Заходи ко мне, установим аппаратуру.

Когда процедура окончилась, Грубин поставил условия:

– Датчики не срывать. Прибор носишь сутки, несмотря на все неудобства. Стараешься перевоспитаться.

– Если будешь себя вести достойно, – сказал Ложкин, – никаких неудобств прибор тебе не причинит.

– Потерпим, – сказал Гаврилов. – Гонорар приличный. Следить за мной будете?

– Ненавязчиво, – сказал Грубин.

– Тогда три кассеты.

– Грабитель! – закричал Ложкин. Но пришлось согласиться.

Гаврилов сообщил, что намерен отправиться в парк на автобусе.

В автобусе он сразу бросился вперед и занял свободное место.

Тут в проходе возникла старушка с сумкой и медленно пошла вперед, поглядывая, где сесть. Когда она поравнялась с подростком, тот вдруг подскочил и замер в неудобной позе.

Бабушка сказала спасибо и села, а Коля глазами отыскал наблюдателей, и губы его сложились в обиженной гримасе. Грубин ободряюще улыбнулся подростку, а Ложкин спросил Грубина:

– По какому принципу?

– Когда бабуся приблизилась на критическое расстояние, фотоэлемент включил цепь, и Гаврилов получил легкий удар током в нижнюю часть спины.

Гаврилов уже протолкался к испытателям.

– Вы чего? – спросил он. – Издеваетесь?

– Нет, – сказал Грубин. – Воспитываем.

– За что током били?

– Место в автобусе надо старшим уступать. Не слышал?

– Не буду я воспитываться.

– И не надо. Кассет не получишь.

Гаврилов взвесил все «за» и «против». Тут как раз автобус остановился у парка, он выпрыгнул из него и побежал по аллее, возможно, надеясь, что наблюдатели его потеряют.

Но спешка его подвела. Он на бегу врезался в крепкого пожилого мужчину, открыл рот, чтобы произнести неуважительное слово, но так и замер с выражением крайнего отчаяния на лице.

– В чем дело? – спросил Ложкин Грубина.

– Уловив специфическое сокращение гортани, – разъяснил Грубин, – включилась парализующая система. Сейчас отпустит...

– Что же делается? – крикнул Гаврилов наблюдателям. – За что?

– Ты что хотел тому мужчине сказать?

– Но ведь не успел!

– Отказываешься от опыта?

– Потерплю, – махнул рукой Гаврилов, перед которым маячили три кассеты, и понуро побрел по аллее.

Навстречу шла Люся Сахарова, девочка из Колиного класса, тоненькая рыжеватая блондинка, нос и щеки которой украшали изящные веснушки.

– Коля! – воскликнула она. – Ты на меня не обиделся?

– Нет, – Коля проглотил слюну и кинул взгляд через плечо. В самом деле он был смертельно обижен.

– Меня вчера мама в кино не пустила, – сказала Люся. – Они в гости пошли, а меня с Петькой оставили.

Гаврилов Люсе не поверил, потому что из его разведданных следовало, что Люся была в кино, но с неким Матвеем Пикулой. В иной ситуации он сказал бы все, что думает об этом предательстве. Но на этот раз он лишь выдавил:

– К сожалению, я не могу принять ваших извинений, так как они не соответствуют действительности.

– Дурак, – обиделась Люся, которой очень хотелось сцены ревности.

Она застучала каблучками по дорожке, убежала, а Гаврилов грустно улыбнулся, глядя ей вслед.