Переход - Петр Калиновский

Петр Калиновский

Переход

последняя болезнь, смерть и после

.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Автор книги "Переход" – Петр Петрович Калиновский оказался вместе со своими родителями в Германии еще ребенком в 20-е годы. Он получил медицинское образование. По специальности врач-хирург. После второй мировой войны П. П. Калиновский живет и работает в Австралии. Он православный, принадлежит к Русской Зарубежной Православной Церкви. Примечательно то, что П. П. Калиновский соединяет в одном лице ученого и христианина.

Первое, что хочется сказать о книге доктора Калиновского, это то, что она написана очень по – доброму, человеком глубокой веры и подлинного опыта христианской духовной жизни. Ссылаясь на самых разных авторов, приводя многочисленные выдержки и цитаты, автор доносит то, что объединяет все использованные источники,- мир и любовь, которые несет каждому человеку вера в Иисуса Христа.

Книга посвящена самому главному для человека вопросу – вопросу о смерти. Несомненно, что от того, что думает человек о смерти, зависит образ его жизни: моральные ценности, поступки, характер и многое, многое другое. В нашем обществе самое распространенное отношение к смерти: "Все равно когда-нибудь наступит, так нечего о ней думать!" Но ведь смерть – конец нашей земной жизни, ее итог. "Конец – всему делу венец" – гласит народная пословица. Если же не думать об итоге, то и само содержание жизни становится бездумным, ни на что не направленным.

Итак, речь идет о фактах продолжения существования личности, человеческого "Я" после смерти нашего физического тела. К этим фактам относятся, прежде всего, свидетельства людей, переживших клиническую смерть и вернувшихся "обратно" либо спонтанно, либо, в большинстве случаев, после реанимации.

В начале 60-х годов мне довелось хорошо знать одного человека, пережившего подобное и засвидетельствовавшего о своем пребывании вне тела, видевшего свое собственное тело со стороны и вернувшегося вновь в наш мир с полным убеждением, что душа человека продолжает жить и после того, как покидает тело. Пережитое превратило этого человека из равнодушного к религии в глубоко верующего православного христианина.

Спустя много лет, в 1977 году, когда я уже, оставив биологию, служил в Церкви, я прочитал о том, что некто Раймонд Муди написал книгу, в которой он суммировал опыт 150 человек, переживших клиническую смерть и свидетельствовавших о продолжении жизни после смерти тела. Книга так и называлась "Жизнь после жизни". В ней рассказывалось об опыте, очень похожем на тот, который пережил мой знакомый. В скором времени эту книгу мне удалось достать, и я дал ее прочесть нашему известному генетику Николаю Владимировичу Тимофееву-Ресовскому, с которым был хорошо знаком, чтобы заручиться мнением этого крупнейшего биолога. Николай Владимирович книгу целиком одобрил и горячо поддержал идею ее перевода на русский язык. Вскоре я сделал перевод и стал давать его читать своим друзьям. (Книга быстро расходилась в самиздате.)

Конечно, в конце 70-х годов было трудно ожидать, что эти удивительные данные смогут достичь нашего массового читателя через государственные издательства. То, что это наконец стало возможным, быть может, один из важнейших плодов перестройки.

Если говорить о самом феномене жизни после жизни, то для нашего читателя-материалиста, настроенного скептически, характерно предположить самые разнообразные механизмы, объясняющие удивительные факты, сопровождающие клиническую смерть. Не буду здесь излагать аргументацию в пользу посмертного существования личности человека – читатель найдет ее в предлагаемой книге, – скажу лишь, что ни одно из возражений не может быть признано удовлетворительным, а убежденность самих людей, переживших этот опыт, совершенно непоколебима.

Сомнения в реальности посмертного существования вполне естественны. Человек устроен так, что он воспринимает наиболее полно лишь то, что переживает сам, лишь то, с чем он сталкивается ежедневно, и в той интерпретации, какая принимается теми, кто его окружает. Убежденность в существовании только видимого мира, подавляющего нас своей очевидностью, суетой и грохотом современной, особенно городской, жизни, с трудом может быть подвержена даже малейшему сомнению просто потому, что для опыта мира иного в нашей жизни не остается ни места, ни времени. Когда же мы встречаемся с пока необъяснимыми явлениями, то мы готовы принять сколь угодно поверхностное объяснение, чтобы только не отказаться от привычного мировоззрения, так как инстинктивно чувствуем, что в этом случае придется слишком многое пересмотреть в нашей жизни, слишком многое поменять.

Человек – существо чрезвычайно консервативное. Любая новая научная теория принимается не ранее, как лет через 10 – 20 после ее появления. Ничему не учат и многочисленные свидетельства о том, что даже научные истины оказываются в полном противоречии с тем, что представляется очевидным обычному ежедневному опыту. Так, людям всегда казалось, что Земля плоская, и прошли века, прежде чем все согласились, что это не так. Представлялось очевидным, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли; и лишь после ожесточенной борьбы утвердилась точка зрения, известная теперь каждому школьнику. До XIX века существование метеоритов всячески отрицалось и осмеивалось. Шельмование теории относительности, кибернетики и генетики еще живо в памяти старшего поколения наших современников.

Неприятие идеи о существовании нашей личности после смерти физического тела в виде некоей части – "души", – отделяющейся от тела в момент его смерти, особенно понятно в нашем советском обществе. Мы представляем собой, в сущности, уникальное явление в мировой истории, так как нигде и никогда не существовало еще государства, в котором миллионы людей на протяжении 70 лет всеми мыслимыми способами убеждали в том, что ни Бога, никакого другого мира, кроме видимого, не существует. Не будем сейчас оценивать результаты, которые принесла эта атеистическая цивилизация, – они очевидны всему миру, да и сами мы начинаем задумываться над тем, почему мы, имея 50% мировых черноземов, ввозим пшеницу из Америки.

Бездуховность нашего общества проявляется и в повышенной агрессивности и в росте преступности, по которой мы уже обогнали США, где 400 убийств за неделю вызвали газетную панику, а наши средние 416 за неделю принимаются нами как неизбежное зло. Когда нет веры в Бога, когда жизнь ограничена только видимым, тогда нет ничего, что удерживало бы человека от любых действий ради достижения сиюминутного желания. Без личного бессмертия исчезает и личная ответственность за прожитую жизнь. Приобщенность к культуре и науке здесь мало что добавляет, поскольку цивилизованные нормы взаимоотношений охватывают лишь узкую прослойку, которая не в силах перенести их на остальное общество, так как не имеет для их обоснования ничего более убедительного, кроме личной приверженности.

Личное бессмертие, декларируемое в виде славных дел, остающихся после нашей смерти, – утешение весьма слабое, так как такими "делами" могут похвалиться лишь единицы, да и для них ясно, что уже в следующем поколении об этом никто не вспомнит. Наша советская цивилизация, а именно так только и возможно характеризовать наше общество, лишенное христианской и любой другой религиозной культуры, ориентирована лишь на сильных, успешных, молодых. Неудачи, болезни и смерть в нашей жизни – это лишь какие-то неприятные казусы, не предусмотренные движением к светлому будущему.

Отсюда и отношение к смерти как к чему-то такому, о чем лучше не говорить. На этот неизбежный и важнейший момент нашей жизни простирается та же ложь, которая до недавнего времени камуфлировала практически все стороны бытия. Впрочем, у нас не принято говорить больному о подлинном характере его болезни. Быть может, на первых этапах смертельного заболевания это как-то и оправдано. Родные и близкие вместе с врачом обманывают умирающего. Вместо приготовления к будущей жизни, человек оказывается в обстановке обмана и, соответственно, в одиночестве.

Между тем, как показывает опыт работы врачей, последние дни и часы жизни человека, знающего, что ему предстоит переход в другую жизнь, наполнены важной духовной работой переоценки всей жизни, ее осмыслением, отбрасыванием всего мелкого, ненужного, глубоким общением с близкими. Всего этого мы лишаем миллионы наших соотечественников, оставляя их умирать в полном одиночестве на больничных койках, как отработанный и ставший уже никому не нужным человеческий материал. И все потому, что представление о продолжении жизни после смерти не вписывается в концепцию нашего общества, и мы не знаем, как вести себя с умирающими.

В этом отношении особенно важна 18-я глава книги доктора Калиновского, в которой резюмируется опыт исследователей, проводивших многие часы у постели умирающих. Здесь содержатся простые, но очень важные советы, как следует вести себя в таких ситуациях. Это особенно важно для нас, советских людей, утративших все веками наработанные традиции и не создавших, естественно, никаких новых. Эти советы могут быть восприняты и верующими, и неверующими. В таких случаях важно знать о тех стадиях, которые проходит человек, когда он узнает или догадывается, что болезнь его смертельна. Соответственно с этими стадиями необходимо то или иное отношение со стороны близких. Об этом необходимо знать всем нам, если мы не хотим более оставаться по отношению к умирающим цивилизованными дикарями, куда более темными и невежественными, чем любая русская крестьянка 100 лет назад.