Полоса препятствий - Елена Владимирова

Елена Викторовна Владимирова

Полоса препятствий

Глава 1

Ворлог плыл в запаянной коробке трамвая вместе с людьми. Открытые настежь форточки и люки от жары не спасали. А жара в городе всегда стояла особенная: изматывающая и безнадёжная.

Ворлог жадно вдыхал запах разгорячённых человеческих тел, один на всех запах пота, пыли и дурного настроения. Здесь люди от соприкосновения друг с другом теряли свои, особенные запахи, и это нравилось Ворлогу.

Его толкали так же, как и остальных. Ворлог был бесплотен. Но он научился внушать людям ощущение, что они прикасаются к чужому телу. Не всегда получалось идеально. Некоторые вздрагивали от странного чувства и старались отодвинуться подальше от Ворлога.

Он впустил в себя звуки человеческой речи. Они осели внутри, как сажа, как автомобильная копоть. Ворлог прислушался. Слова звучали по-разному. Люди ещё не научились терять голоса так же, как запахи. Это не нравилось Ворлогу. Он тихо рокотнул. На него покосились. Ворлог затаился. Надо сдерживаться. Он хорошо умел притворяться человеком, особенно в толпе. Но сейчас надо было сдержаться. Тем более что до цели осталось всего ничего. Пара остановок.

Ворлог сыто заурчал. Сегодняшний день начался удачно. Сначала собака, задавленная машиной. Потом перекрёсток. Не было и десяти утра, а зной уже стал непереносимым. Ещё ничто не предвещало трагедии, но Ворлог, ставший невидимым, возбуждённо рыскал вокруг, как домашнее животное, потерявшееся на улице. Он чуял.

Люди столпились у перехода, словно у края пропасти. Все ждали, когда на светофоре загорится зелёный человечек, который разрешит идти. Но горел красный, такой же безжалостный, как озверевшее июльское солнце, красный и горячий, красный и горячий, красный…

— А-а-а!

Все обернулись. Это было то самое, чего ждал Ворлог.

— А-а-а! — кричал человек. Он бестолково размахивал руками, не спуская глаз с бесстрастного светофора.

Ворлог вытянулся, впитывая флюиды предполуденного помешательства. Он насыщался. Он был невидим.

Человека увезли на воющей машине.

Ворлог очнулся.

День продолжился.

Ворлог влез в трамвай и притворился человеком. Он ещё не знал, куда именно едет и что увидит, но маршрут был верным. Ворлог точно знал, в каких местах город даёт трещины. Днём сквозь них изливалось безумие, ночью сочилась тоска. А иногда вылезала сама смерть.

Это же был его город. Он давал ему пищу. Он учил его выживать и крепнуть.

У самого выхода стояла милая с виду девушка, которая тихо ненавидела влепившуюся в неё сзади бабульку. Бабулька тяжело дышала и утиралась концами белой косынки. Она поневоле пихала измученных теснотой и духотой соседей. Дверь открылась. Ворлог потянулся за переполненной раздражением девушкой и покинул трамвай раньше, чем нужно. Это, впрочем, было не страшно. Ворлог всё равно не мог опоздать.

На улице он вновь стал невидимым. Он больше не отвлекался на случайные эмоции. Теперь он знал, куда шёл.

Судя по нежданной пробке на дороге, всё уже случилось. В аварии особенно пострадал светло-зелёный мини-вэнчик. Нос встречной машины ушёл внутрь ровно на место водителя. Тем не менее запрокинутое лицо молодой женщины, погибшей за рулём, не было обезображено не только ушибами, но даже гримасой страдания. Видимо, всё произошло мгновенно.

На переднем сиденье рядом с ней лежали бадминтонные ракетки. Наверное, возвращались из-за города, с какой-нибудь летней дачи. Ворлог отыскал в себе что-то похожее на злорадное торжество: от города нельзя спрятаться!

Ворлог сладко заурчал в предвкушении пищи, но тут взгляд его задержался на мальчишке, стоявшем недалеко от автомобиля. Бледный, царапина на лбу, что-то беззвучно шепчет… Вероятно, сын. Уцелел на заднем сиденье. Рядом с мальчишкой стоял инспектор, удерживающий его за плечо.

Мальчик посмотрел в сторону Ворлога и замер. Он открыл рот, глаза его округлились. Ворлог понял, что замечен. Такое иногда случалось. Некоторые его видели. Неизвестно почему, но видели. Как бы то ни было, делать здесь больше было нечего. Ворлог глухо зарычал. У людей такое чувство называлось яростью. Не дожидаясь, пока мальчишка поднимет шум, он стремительно повернулся, просочился сквозь толпу и исчез.

Глава 2

Санька не сразу понял, что это будильник. Когда сообразил, прихлопнул его ладонью. Потом привстал на кровати, пытаясь осознанно понять, который час, и снова повалился на подушку. Он, может быть, заснул бы снова, но за стеной громыхнули посудой, потом дверью — вышел отец, — потом ненавистный Леркин голос пообещал, что они не опоздают, и опять хлопнула дверь — судя по всему, уже за Мариной.

Санька полежал ещё немного, вздохнул и перевернулся на спину. Сон улетучился. Впрочем, всё равно пора было вставать.

В дверь постучали.

— Отвали! — откликнулся Санька.

Проигнорировав его враждебный настрой, из-за двери показалась Леркина голова.

— Тебе звонили. Вставай уже!

Санька запустил в неё подушкой. Как и положено, голова моментально скрылась. Санька к тому же промахнулся, и подушка шмякнулась в стену.

Сознавая, что утро испорчено, он поплёлся в ванную. На кухне Лерка постукивала ножом по доске, сооружая бутерброды. Санька уселся на своё место, не удостаивая Лерку взглядом.

— Ешь, я для тебя тоже сделала, — сказала Лерка.

Санька покосился на гору бутербродов с сыром и колбасой, поколебался и отвернулся наливать чай.

— Кто бы тебя просил, — запоздало буркнул он.

— Как хочешь, — беспечно откликнулась Лерка, беря очередной бутерброд. — Спать по утрам меньше надо. Опять полночи гоблинов отстреливал?

— Тебе какое дело?

— Да так. Я из-за тебя в школу опаздывать не собираюсь.

— Ну и вали в свою школу. Держу я тебя, что ли? Я с тобой всё равно вместе не пойду.

— Можно подумать, я только об этом и мечтаю! — фыркнула Лерка. — Ты всегда такой злой, когда проснёшься?

— Нет, только когда тебя вижу.

— М-м-м! — протянула Лерка с набитым ртом.

— Терпеть не могу ни тебя, ни мамочку твою, — распалялся Санька. — Припёрлись тут…

— Дурак, — спокойно произнесла Лерка.

В их с Санькой нередких стычках всегда происходило так: Санька разорялся и сыпал оскорблениями, а Лерка сохраняла невозмутимость, за что Санька её просто ненавидел.

Санька и отец давно жили вдвоём. Мамы, конечно, не хватало, но в общем Саньке всё нравилось. Только вот примерно год назад отец познакомился с Мариной, молодой сотрудницей из планового отдела. Они стали встречаться. Санька, как он сам полагал, не был против того, чтобы отец наладил свою личную жизнь. Но оказалось, что только гипотетически. Когда он узнал про Марину, три дня дулся на отца.

У Марины оказалась дочь, Санькина ровесница, эта самая Лерка, девчонка, по мнению Саньки, ехидная и наглая. Уже вторую неделю, испортив Саньке последние дни летних каникул и начало учебного года. Лерка с Мариной жили в их с отцом квартире, отчего Санька, конечно, был не в восторге.

Лерка по утрам по-хозяйски распоряжалась на кухне, а в остальное время суток лезла с разными дурацкими советами и замечаниями. Это Саньку бесило.

Марина его тоже бесила уже тем, что изо всех сил старалась Саньке понравиться: в спорах с отцом вставала на его, Санькину сторону, заступалась, даже если он был не прав. Она, как казалось Саньке, проявляла бурное беспокойство по каким-то пустячным поводам, вроде позднего возвращения домой или того, что Санька много сидит за компьютером. С отцом в этом отношении проблем никогда не возникало. Он разрешал Саньке всё. Или почти всё.

С того дня, как мама погибла в автомобильной аварии, отец перестал считать Саньку маленьким мальчиком. В доме жили двое мужчин, которые уважали друг друга и друг другу доверяли. До тех пор, пока не появились эти…

Пару раз Марина даже пыталась вызвать Саньку на откровенный разговор, про маму и вообще про личное. Санька бестрепетно такие веши пресекал. Марина расстраивалась. Санька однажды случайно подслушал, как Марина с отцом разговаривали, и отец сказал: «Не торопи события…» Это насчёт Саньки он советовал не торопиться, надеялся, что со временем он всё-таки подружится с Мариной. Но Санька поклялся себе: ни за что!

Санька покосился на Лерку. Она уже допила чай и мыла за собой посуду. Санькин взгляд она почувствовала, но не подала виду. Не торопясь, поставила чашку на место, сполоснула руки, вытерла полотенцем и уселась напротив Саньки.

— Что? — спросил тот.

— Я тебя тоже терпеть не могу, — сказала Лерка. — Жду не дождусь, когда мы свалим из вашей дурацкой квартиры.

— Чем это она дурацкая? — возмутился Санька.

— Всем. Увидел бы, как мы с мамой живём, понял бы разницу.

— Представляю! Искусственные цветы и плюшевые игрушки. Тьфу! — Санька даже плюнул от отвращения.