Крыша. Устная история рэкета - Евгений Вышенков

Вышенков Евгений

Крыша. Устная история рэкета

Репортеры интернет-газеты « Фонтанка. Ру» и питерские юристы из компании Pen & Paper искренне кланяются всем, кто поделился своими воспоминаниями. Особенно тем, кто прямо на страницах книги не стал скрывать свою прошлую принадлежность к организованной преступности.

Отдельное спасибо редакция говорит бывшим представителям «малышевского», «тамбовского», «пермского» преступных сообществ. Пусть на условиях анонимности, а они передали нам сотни фотографий, настойчиво помогали в уточнении фактов.

Разумеется, многое в книгу не уместилось. Но не пропало.

Однако при всем уважении к их вниманию мы все же считаем, что истинное раскаяние «человека чести» — невероятная редкость, а их признания — это всего лишь последнее оружие проигравшего.

Все персонажи в книге реальны, любые совпадения неслучайны.

Гангстеры — не стихия.

И в 90-х они не были внезапным бедствием ниотхупа.

Десятилетиями в городе Ленина убедительно формировалась Cosa Nostra невского разлива.

В августе 1991 года организованная преступность, убежденная в своем превосходстве над государственными институтами, просто первая стартовала. Этот текст о незаметном ее мужании.

В длинную дорогу книгу не берите. Она написана в стиле устной истории мафии и читается быстро.

Фонтанка.ру

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Словосочетание «лихие 90-е» — моветон. Оно изжевано. Даже тот, кто в это время лишь учился говорить, может сейчас поболтать о бритых затылках победоносного вида. Тогда организованная преступность оказалась на правом фланге истории, временно подобрала власть и вместе с только что рожденной буржуазией, сама не ведая того, активно создавала новую нацию. Поход братвы стал событием и изменил нашу жизнь. Другое дело, что сегодня их забываемый триумф кажется фантасмагорией. А еще через двадцать лет они превратятся в миф наподобие тамплиеров.

Уже вначале 2000-х традиция стрелок[1] и наездов прервалась. Началось же становление мафии не при развале СССР и не в годы перестройки, а десятилетиями раньше, еще при коммунистах. Впрочем, в середине 70-х ни у одного мудреца от советской власти не возникало предчувствия, что в городе трех революций формируется явление, которое через двадцать лет станет cosa nostra невского разлива.

Рэкетиры же обкладывали данью сотни людей в день. Но страшно было не это, а то, что правительство стояло рядом и подсчитывало доходы.

Тем не менее жизнь этих рэкетиров ушла на то, чтобы выжить, потому что любая мафия до самозабвения оттачивает лишь два навыка — нанесение максимального вреда ближним и уничтожение себе подобных. Это ее главные репутационные активы.

С начала 90-х это явление умышленно приняло не свойственные формы. В конце прошлого тысячелетия в городе Ленина диктовали правила бывшие чемпионы спорта. В отличие от других регионов страны их группировки не считались с ортодоксальным воровским миром, столь популярным в провинции и Москве. Эта особенность и повлияла на их содержание.

ПЫЛЬНИК

В первый раз советские спортсмены столкнулись с миром профессиональных преступников задолго до того, как слово «крыша» получила второе значение. Произошло это в начале 50-х годов. Сразу после войны в Ленинграде вновь открылись спортивные секции. Приучать подрастающее поколение к физической культуре стали вернувшиеся с фронта мастера, в их числе и Григорий Кусикьянц. Сегодня его имя — символ побед советского бокса; его ученики — легенды. Его подопечный Валерий Попенченко стал чемпионом Олимпийских игр в Токио в 1964 году и единственным из советских боксеров обладателем кубка Вэла Баркера как самый техничный боксер. А за 15 лет до этого Кусикьянц был лишь рядовым тренером милицейского общества «Динамо». Ребята, которые ходили к нему заниматься, жили в коммуналках, играли в пристенок, знали о существовании сыра, но редко его видели, а еще реже ели. Домой они приходили только ночевать, а с утра до вечера бегали по дворам и улицам. Дети этого поколения верили: можно недоедать, десять лет носить отцовскую байковую рубашку — лишь бы не было войны. Для большинства из них бокс оказался не столько возможностью сделать карьеру или укрепить здоровье, сколько способом научиться постоять за себя в разрушенном агрессивном послевоенном мире. И все же не спортсмен был главной фигурой в проходном дворе начала 50-х: там царствовала шпана. Героем времени был тот семнадцатилетний, кто уже успел отмотать первый короткий срок по малолетке, умел лихо сплевывать через передние зубы, носил блатные сапоги в гармошку — прохоря, кепку капитанку, потрепанное серое полупальто с высокими накладными карманами и белое офицерское кашне на голую шею. В прохоря обязательно должна была быть вложена финка. Таких уважали и боялись. Даже те мальчики, которых родители заставляли разучивать гаммы на рояле, стремились манерами походить на блатных. Уличная шпана не дралась, она «делала». В карманах у них всегда лежала смесь из соли и перца, чтобы неожиданно швырнуть ее в глаза обидчику, а за щекой они порой держали кусочек бритвы, так называемую «мойку», которой всегда можно было полоснуть кого-нибудь по лицу. Как бы боксер ни изучал технику боя, хулиган морально все равно оказывался сильнее.

Между тем в ЦПКиО имени Кирова, на Елагином острове, проходили танцы на траве под живой оркестр, исполнявший песни Леонида Утесова и Марка Бернеса. От сотен ног над землей поднималась пыль, и это место стали называть «пыльником». Тогда с местами досуга в Ленинграде было туго, так что на «пыльник», кроме студентов, приходили и блатные, и новодеревенские ухари. Чтобы воспитывать в своих учениках не только силу, но и характер, Григорий Кусикь-янц решил отправлять их на танцы на Елагином острове, намеренно провоцируя столкновение с миром уличных хулиганов и воров. Разумеется, как только спортсмены приходили на «пыльник», шпана начинала к ним задираться. Молодым боксерам предстояло научиться выстаивать против тех, у кого слово «дуэль» вызывало нехорошую ухмылку. Подопечные Ку-сикьянца усвоили главное правило: сила не в том, чтобы не пропустить удар, а в том, чтобы подняться с земли после колотухи из-за угла. Блатные всегда ценили духовитость. Как только они начали получать отпор от спортсменов, они задумались о том, как обратить их силу в свою пользу. Они годами оттачивали умение втягивать человека в разговор, так что они без труда завязали знакомство с боксерами. Пронырливые, искушенные в интригах карманные воры предложили им поработать вместе. Не воровать, конечно, а подстраховывать. Сейчас пойманному за руку в транспорте карманнику не грозит ничего, кроме возмущения окружающих и нецензурной брани. После войны же вора могли избить до полусмерти. Боксерам нужно было ездить с ними в трамваях и троллейбусах и в случае палева отбивать от толпы. Получали они за это небольшую долю от заработанного, не больше десяти процентов. Однако в условиях всеобщей нищеты и это оказывалось важным заработком. Родители, как правило, не могли давать им даже мелочь на завтраки, а за день езды в трамвае с ворами они получали 100—200 рублей, сумму, сравнимую со студенческой стипендией.

В карманах у них всегда лежала смесь из соли и перца, чтобы неожиданно швырнуть ее в глаза обидчику, а за щекой они порой держали кусочек бритвы, так называемую «мойку», которой всегда можно было полоснуть кого-нибудь по лицу. Как бы боксер ни изучал технику боя, хулиган морально все равно оказывался сильнее.

Постепенно боксеры перешли на новую ступень — стали работать на прополе, то есть забирать у вора украденный кошелек и выходить с ним из транспорта на ближайшей остановке. Это занятие предполагало большее доверие между вором и боксером, теперь им платили уже четверть от наживы.

Они стали отдыхать вместе в ресторанах — местах, о которых до знакомства с воровским миром спортсмены и мечтать не могли. Государство предлагало им многолетний тяжелый труд, а в случае удачи и таланта почет и материальное благополучие, позволяющее раз в месяц ужинать не дома. У воров же была другая мораль — «не надо выслуживаться, надо брать свое прямо сейчас», они проводили в ресторанах практически каждый вечер. Боксеры были молоды и впечатлительны и мгновенно обратили внимание на то, что метрдотели и швейцары всегда кланяются им, независимо от того, кто они такие,— лишь бы были деньги.

Все это не сделало из птенцов общества «Динамо» плохих спортсменов — они так же ходили на тренировки, некоторые побеждали в соревнованиях, сами становились тренерами. Они продолжали всеми силами стремиться к новым рекордам. Однако на политические лозунги и передовицы газет уже смотрели с нескрываемым скепсисом.