Смерть в ритме танго - Георгий Ланской

Георгий Ланской

Смерть в ритме танго

Каждое утро начиналось для него одинаково. Будильник трезвонил в ухо ровно в семь часов. Он перевалился через безмятежно спящую жену, нажимал на кнопку и неохотно покидал теплую постель. Затем он шел в душ, включал горячую воду и стоял под струями воды ровно семь минут, втирая в согревающееся тело гель для душа «Мидсаммер». Его свежий запах придавал бодрости. Затем он надевал халат и выходил на кухню. Там он доставал из холодильника продукты, жарил себе яичницу или делал нехитрый бутерброд, не дожидаясь пока встанет зевающая домработница. Жена давно перестала вставать по утрам и провожать его на работу. Его это вполне устраивало. Когда ей в голову приходила эта странная блажь, он чувствовал себя неловко. Иногда ее присутствие вызывало у него раздражение. Беседовать с ней ему не хотелось. Жена давно перестала его интересовать. Холеная кошка, думающая только о нарядах и развлечениях – вот какой она стала, забыв, что начиналась их семейная жизнь в тесной квартирке на окраине города. Тогда им приходилось добираться на работу в тесных автобусах, битком набитыми злыми потными людьми. Сейчас эти времена были позабыты. Тогда поводом для расстройства была задержанная на полгода зарплата, сейчас – отсутствие икры в холодильнике, потому что эта идиотка-домработница опять забыла ее купить. Когда он приходил домой, жена висела на телефоне, обсуждая очередную шубку какой-нибудь приятельницы или взахлеб пересказывая серию очередной мыльной оперы, упуская из вида, что подруга тоже ее видела. Он не пытался бороться с этим. Они были женаты давно, слишком давно для того, чтобы по-прежнему интересовать друг друга. Он заводил любовниц, она любовников. Он это знал, и она это знала. И, тем не менее, они морально были верны друг другу. Ни у него, ни у нее не было связей, которые способны были разбить их семейную жизнь.

Выходя из кухни, он каждый раз натыкался взглядом на семейное фото, стоящее в рамочке на мебельной стенке. Всякий раз он чувствовал разные эмоции. Иногда это было раздражение, когда он вспоминал об испорченном накануне настроении, иногда удовольствие, когда думал об успехах сына, спавшего в соседней комнате. Сын периодически радовал своих родителей то успешным окончанием семестра, то первому месту на спортивных соревнованиях, то просто неожиданно хорошим настроением. Иногда он гордился сыном, иногда откровенно не понимал, но в целом семнадцатилетний Вадим вызывал положительные эмоции, кроме тех моментов, когда просил денег на очередную дорогостоящую безделушку.

В семь сорок он выходил из дома, садясь за руль своего серебристого «Вольво». Иногда ему удавалось выехать со двора беспрепятственно, иногда приходилось звонить соседям, дабы те убрали с проезда свой полуразвалившийся «Фольксваген». Всякий раз он с трудом сдерживал раздражение, выслушивая бесконечные извинения соседа, прячущего под вежливой маской плохо скрываемую зависть и холодную ненависть. Сосед был мелким торговцем, которому никогда не светили бы райские кущи. Свой бизнес сосед начал достаточно поздно и строил его до ужаса неумело, постоянно влипая в разборки братвы и вяло отражая нападки налоговой полиции. Иногда он вежливо выслушивал соседа, иногда холодно обрывал разговор, но всякий раз беседы с этим неудачником выбивали его из колеи. Он охотно купил бы квартиру соседа, только бы больше не видеть его в своем дворе, но тот не желал переезжать. Однажды он заметил в зеркало заднего вида, как сосед, злобно окрысившись, плюнул вслед его машине. В тот момент он с трудом сдержал желание выйти из машины и набить соседу морду. Однако настроение было испорчено на целый день. На работе он ни за что наорал на секретаршу так, что бедная девочка полчаса ревела в туалете. С клиентами он тоже разговаривал в тот день излишне резко, на что его постоянный помощник Глеб не раз недвусмысленно покашливал, а один раз даже пнул под столом ногой. Пришлось быстро брать себя в руки.

Но в последнее время его настроение было замечательным с утра и так стало происходить почти ежедневно. Машина соседа сломалась и стояла в гараже ненужным железным хламом. Он слышал, как механик дядя Миша, за небольшие суммы чинивший машины всем желающим, махнув рукой, назвал «Фольксваген» металлоломом. Видимо, восстановлению машина уже не подлежала. Сосед перестал докучать по утрам и загораживать проезд своей колымагой. Он беспрепятственно ехал на работу, предвкушая момент, когда, наконец, увидит ЕЕ.

Вот уже целый месяц по дороге на работу он видел на автобусной остановке девушку. Всякий раз он даже снижал скорость, чтобы полюбоваться ею, пока она не скрывалась в железном нутре городского транспорта. Рядом с остановкой был светофор. Иногда он останавливался и рассматривал ее, пожирая взглядом с головы до ног.

Девушка была молода. Конечно, ее уже нельзя было назвать соплячкой, как тех хихикающих курочек, иногда приходивших с Вадимом. Ей было что-то около двадцати трех-двадцати пяти лет. Вид девушки не говорил о большом достатке, как и то, что ей приходилось ездить на автобусе. Однако весь ее облик казался удивительно гармоничным, выдержанным в идеальных пастельных тонах. Всякий раз он пытался представить, кем она работает. Секретарь в какой нибудь конторе? Вполне вероятно. Он как-то заметил, что ее ногти, покрытые бежевым лаком, коротко острижены. Наверняка приходиться много печатать. Под распахнутым светло-бежевым плащом он видел строгий костюм черного цвета и белую блузку. Помада на ее губах отливала бронзой. Иногда, когда на ней не было темных очков, он видел ее глаза странного шоколадного цвета. Из общего пастельного тона выбивались только ее волосы, выкрашенные в пламенный рыжий цвет. Она всегда дожидалась автобус стоя, не присаживаясь на скамейку, хотя там всегда были свободные места. Он по достоинству оценивал ее длинные ноги прекрасной формы. Туфли на высоких каблуках выгодно подчеркивали их линию. Да и вся фигурка, насколько позволял рассмотреть распахнутый плащ, была первоклассной. Ее размашистая небрежная походка, напоминавшая ленивую грацию сытой кошки, вызывала у него странное томление внизу живота. Она была странным воплощением сытой пантеры, принадлежащей какому нибудь богатенькому Буратино с толстым-толстым кошельком. В то же самое время чувствовалось, что она безобидна, пока сыта. В иные моменты этот холеный котенок выпускал свои устрашающие когти и оскаливал нешуточные клыки. В этой девушке чувствовался высокий класс. Он чувствовал, что никто никогда не будет указывать ей, что и когда ей делать. Она казалась слишком независимой, слишком гордой для того, чтобы прыгать через высоко поднятый обруч.

Каждый раз все заканчивалось одинаково. Прекрасное видение входило в распахнутые двери автобуса и исчезало. Однако весь день у него было замечательное настроение. Каждый раз он проезжал обратно по тому же маршруту, надеясь встретить ее по дороге домой, но это желание никогда не сбывалось. Наверное, часы ее работы не совпадали с его распорядком. Оно и неудивительно. Вряд ли она задерживалась на работе до семи вечера, а потом шла в сауну с голыми девками, чтобы размякший клиент подписал необходимые для контракта бумаги. И, тем не менее, всякий раз, возвращаясь домой, он с надеждой глядел на автобусную остановку, желая очередной раз увидеть красавицу.

Для Олега этот день не заладился с самого начала. Утром он опоздал на работу, потому что накануне забыл завести будильник. На работе он получил выволочку от начальника и строгое предупреждение, что это – в последний раз. Мало этого – пришлось скандалить с одной манекенщицей, возомнившей из себя невесть что. Снявшись однажды для очень модного журнала, эта девица требовала для себя особых условий труда и баснословных гонораров. Олег с огромным трудом сдерживал желание дать обнаглевшей кукле по физиономии. Однако эта девица имела не только сволочной характер, но и крутого покровителя, ходившего в начальниках того модельного агентства, в котором работал Олег. Поэтому приходилось убеждать избалованную модель, применяя ласку и уговоры. Более неприятно, что именно эта девица, узнав о нетрадиционной ориентации Олега, и распространяла все сплетни и слухи, осложнявшие и без того не самую приятную жизнь. Нормальные мужчины сторонились Олега, не давая особого труда скрыть презрение к его скромной персоне. Подумаешь, менеджер, да еще и гомик! Не та персона, перед которой стоит кланяться. Олег давно перестал обращать на это внимание, но, тем не менее, всякий раз скрытая издевка больно ранила его душу. Единственным светом в окошке был Богдан.

Богдан появился в агентстве недавно, примерно пару месяцев назад. Олег сразу обратил на него внимание. Еще бы! Там было на что посмотреть. Фигура Богдана была словно высеченной из мрамора гениальным скульптором, а про лицо и речи не было. Иногда казалось, что сама природа с удовольствием лепила это роскошное тело, любуясь собственной работой. Богдан был вызывающе красив, и он знал это. Многие девочки и некоторые мальчики, работающие в агентстве, томно вздыхали, проходя мимо. Но никаких романов Богдан не заводил, во всяком случае, ни разу ни в чем подобном его не замечали. Он держался удивительно ровно со всеми, отвечая на все интриги против него презрительной усмешкой. Фотографы работали с ним с искренним удовольствием, поскольку на фото Богдан нисколько не терял своей красоты. Очень скоро лицо Богдана стало все чаще мелькать на страницах журналов и рекламных плакатов на улицах города. Его гонорары неуклонно росли, но он оставался прежним – двадцатипятилетним мальчишкой в джинсах, с лицом Брэда Питта. Лицо было востребованным, а кандидатура его обладателя вполне подходящей. От заказчиков отбоя не было.