Избранные произведения в двух томах. Том 1 [Повести и рассказы] - Дмитрий Холендро

Дмитрий Михайлович Холендро

Избранные произведения в двух томах

Том 1

Писатель и его книги (по страницам творчества Дмитрия Холендро)

Своими литературными «пенатами» Дмитрий Холендро считает Замоскворецкий Дом пионеров в Москве. В неугомонном, жизнерадостном этом Доме, в одной из его комнат в определенные дни проводились занятия кружка поэзии, участником которого в 30-е годы был и пионер Митя Холендро. Как и другие кружковцы, он читал здесь свои стихи, слушал замечания и отзывы товарищей, а иногда — известных поэтов.

Да, самые первые свои шаги в литературе Дмитрий Холендро делал как поэт. Печатался в «Пионерской правде», «Вечерней Москве», после войны его детские стихи публиковались в книге для чтения в начальной школе «Родная речь».

С поэзией он никогда не порывал, однако все больше переходил на прозу, и поныне он — автор многих книг этого жанра, хорошо известных советскому и зарубежному читателю. Его перу принадлежит, кроме того, несколько пьес, шедших во многих театрах страны, и киносценариев, по которым в разное время поставлены кинофильмы («Улица тринадцати тополей», «Яблоки сорок первого года», «Где-то есть сын» и др.).

В двухтомник «Избранное» вошла примерно третья часть из созданного писателем, только проза. И, знакомясь с тем, как Дмитрий Холендро начинал писать, писал, а затем составлял двухтомник, мы поймем, почему он руководствовался не хроникой написания своих повестей и рассказов, а хроникой их событий. И, мне кажется, оправдаем этот принцип.

Дмитрий Михайлович Холендро родился 2 декабря 1921 года в Ташкенте. Со временем семья переехала в Москву. Митя в 1939 году закончил десятилетку и поступил в Московский институт философии, истории и литературы — ИФЛИ. В институте прозанимался лишь два месяца, так как был призван в армию. Направили в артиллерийский полк в город Артемовск Донецкой области, но через год часть передислоцировалась на западную границу. А вскоре началась война, которая во многом и определила его дальнейшую судьбу — человеческую и профессиональную.

Войну Холендро начал наводчиком орудия, в составе батареи проделал тяжелый и горький путь отступления от границы до Днепра, по полям Донбасса, Северного Кавказа, будучи уже не артиллеристом, а военным корреспондентом дивизионной, армейской, а затем и фронтовой газет. В качестве военного журналиста участвовал и в наступлении советских войск, шел на запад, испытывая вместе со всеми радость освобождения родной земли. Участвовал в освободительном десанте в Крыму и в освобождении Севастополя. После взятия Севастополя — 9 мая 1944 года — Отдельная Приморская Армия, где служил Холендро, осталась для защиты полуострова, а когда после войны образовался Таврический военный округ, он получил назначение в окружную газету «Боевая слава».

На войне Холендро был контужен и ранен, за участие в боях награжден двумя орденами Красной Звезды и медалями, а сейчас, в честь сорокалетия Победы, орденом Отечественной войны I степени. В газете прослужил до осени 1947 года, демобилизовался в звании майора.

Картины виденного — трагические и героические, фронтовые встречи, впечатления пережитого оставили в памяти неизгладимый след, стали источником многих произведений будущего писателя о войне. Будущего? А может быть, уже и тогда, в те дни и ночи боев, тревог, переживаний, высоких порывов души, может быть, писателя уже и тогда? Природная художественная одаренность молодого бойца на войне набирала силы изо дня в день, от потрясения к потрясению.

Словом, военные произведения Холендро основываются во многом на личном опыте, художественная фантазия автора черпает из того, чем в разное время одарила его действительность.

Впрочем, личный опыт писателя лежит в основе не только повестей и рассказов о войне, печатью автобиографичности отмечены и произведения, посвященные мирной жизни, нашей современности, о чем подробнее еще будет сказано. Нетрудно понять, почему Холендро всегда стремился как можно больше увидеть, встретить как можно больше интересных людей, интересных прежде всего отношением к главному долгу человека на земле — труду — стремился и стремится как можно лучше узнать и почувствовать наше время.

Демобилизовавшись, Холендро остается в Крыму. Еще будучи военным, он близко сходится с местной писательской организацией, активно участвует в ее деятельности, а сняв погоны, целиком отдается литературной работе — пишет и публикует очерки, рассказы, рецензии, редактирует литературно-художественный альманах «Крым». В 1950 году вступает в Союз писателей, и вскоре его избирают ответственным секретарем крымской организации.

Холендро посчастливилось — на жизненном пути он встретил Петра Андреевича Павленко. Встреча произошла еще на войне, в газете «Вперед за Родину», дружба продолжалась и в последующие годы, когда Павленко поселился в Ялте. Естественно, что многие крымские писатели, особенно начинающие, тянулись к этому маститому прозаику. Павленко организовал альманах «Крым», читал рукописи, помогал молодым.

Холендро вспоминает:

«Ни одной вещи, за исключением рукописей людей бывалых — непрофессионалов, он не правил… Павленко подсказывал начинающему лучшие пути, растил писателя, а не «спасал» одну рукопись. Привычку «дотягивать» рукопись за автора он называл болезнью, приносящей непоправимый вред и литературе, и самому автору, судьба которого после такой первой — и единственной — книги зачастую складывалась трагично».

Чтобы лучше оценить достоинство павленковской помощи, следует сказать, что речь шла о романе Дмитрия Холендро «Горы в цвету», первом крупном произведении молодого автора, за который он и был принят в Союз писателей.

Другим наставником Холендро в годы его литературной молодости был Константин Георгиевич Паустовский. В 1951 году в Ростове-на-Дону проходила творческая конференция писателей Юга. Холендро попал в семинар, которым руководил Паустовский. После того как Холендро прочитал на занятии один из своих рассказов, началось обсуждение. Выступления были весьма критические. Однако, подводя итоги, Паустовский сказал, что верит в автора. Верит, потому что писатель вынес на суд товарищей не тот — в чистом виде — текст рассказа, что уже был напечатан, а основательно поправленный. Ход мысли Паустовского был таков: если человек не довольствуется написанным, а стремится сделать лучше, значит, есть у него искра божия. И эту «искру» Константин Георгиевич старался разжигать.

С душевной теплотой вспоминает Холендро об Эффенди Капиеве, прозаике и поэте, переводчике Сулеймана Стальского, авторе блистательной книги «Поэт». Знакомство с ним, перешедшее в дружбу, произошло в той же фронтовой газете «Вперед за Родину». Капиев рассказывал много интересного о писательском труде, о своем творческом опыте, настоятельно советовал вести записные книжки, даже учил этому. Позднее, отдавая дань уважения Капиеву, Холендро напишет:

«Записная книжка… Капиеву она всегда была необходима, как раздумье, как разговор с самим собой, как тихий собеседник, хранящий следы пережитого. Он полушутливо говорил, что самую меткую фразу можно придумать, пейзаж увидеть снова, а вот мысли… мысли надо записывать, они уходят навсегда. Многие это знают, но не умеют вести записи, ежедневные, постоянные. Он и знал и умел. Это кропотливый труд, великая дисциплина и великая преданность своему делу, избранному пути. Черта и таланта и характера. Он и всех сотрудников газеты приучал к записной книжке. По вечерам устраивались соревнования: кто что записал за день».

К моменту демобилизации Холендро обладал завидным жизненным опытом: семь лет службы в армии, из коих половина на войне, значили очень много. Пережитого за это время хватало на годы и годы творческой работы. И он принялся за работу с жадностью человека, долго рвавшегося к любимому делу, но в силу разных обстоятельств не имевшего возможности отдаться ему целиком.

Однако писать он стал не о войне, а о послевоенной жизни, о мирном труде соотечественников. Почему? Думается, причина этого — чисто психологического порядка. Я вспоминаю разговор с одним из своих товарищей во второй половине войны. «Если останусь жив, — говорил он, — пойду работать лесником. Хочу отойти от грохота артиллерийской канонады, от рева самолетов, от визга мин. Хочу тишины…»

Вот такой тишины, возможно, даже чисто интуитивно, подсознательно хотела и писательская душа Холендро. Он понимал, что если возьмется за военную тему, прошлое засветится на экране памяти с большой силой, война продолжится в его комнате, на рабочем столе. Он словно бы страшился обжигающего огня памяти, минувшему, прежде чем воплощать его в образы, надо было дать отстояться… Подобное психологическое состояние, по моим наблюдениям, испытывали и некоторые другие писатели, вернувшись с войны — первые их книги рассказывали не о людях ратного подвига…