Русь Татарская. Иго, которого не было - Константин Пензев

Константин Пензев

Русь Татарская. Иго, которого не было

© Пензев К.А., 2013

© ООО «Издательство «Алгоритм», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Есть разница между знанием фактов и пониманием их полного значения.

От автора

В конце XIX века историк Н. Загоскин в книге «Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси», выпущенной в Казани, рассмотрел происхождение 915 знатных российских служилых фамилий. В результате проведенных разысканий выяснилось следующее.

229 аристократических семейств имели западноевропейское происхождение. Большинство их родоначальников, что любопытно, осело в России в XVII веке, т. е. еще до начала Петровских реформ.

223 фамилии оказались польско-литовского происхождения, но в данном случае следует учитывать некоторые обстоятельства. Дело в том, что Литва, которая одно время составляла конфедерацию с Польшей, вообще-то являлась княжеством Русским, Литовским и Жемойтским. Литвины же – это предки нынешних белорусов, но вовсе не аукштайты, как утверждает справочная литература. Впрочем, по данному вопросу сломано немало копий, и желающие могут заняться изучением литвинского вопроса самостоятельно, изучив аргументы как сторонников белорусской версии, так и аукштайтской.

При этом 42 фамилии из числа исследованных Н. Загоскиным являлись «неуточненными» русскими, 97 – неопределенного происхождения, 168 относились к Рюриковичам, и 156 фамилий – к татарам. Среди этих татарских родов, в частности: Аксаковы, Алябьевы, Апраксины, Аракчеевы, Арсеньевы, Ахматовы, Бабичевы, Балашовы, Барановы, Басмановы, Батурины, Бекетовы, Бердяевы, Бибиковы, Бильбасовы, Бичурины, Боборыкины, Булгаковы, Бунины, Бурцевы, Бутурлины, Бухарины, Вельяминовы, Гоголи, Годуновы, Горчаковы, Горшковы, Державины, Епанчины, Ермолаевы, Измайловы, Кантемировы, Карамазовы, Карамзины, Киреевские, Корсаковы, Кочубеи, Кропоткины, Куракины, Курбатовы, Милюковы, Мичурины, Рахманиновы, Салтыковы, Строгановы, Таганцевы, Талызины, Танеевы, Татищевы, Тимашевы, Тимирязевы, Третьяковы, Тургеневы, Турчаниновы, Тютчевы, Уваровы, Урусовы, Ушаковы, Ханыковы, Чаадаевы, Шаховские, Шереметьевы, Шишковы, Юсуповы[1].

На первый, весьма поверхностный взгляд ничего удивительного в данной ситуации нет и быть не может, поскольку из учебников российской истории известно, что злые татаро-монголы завоевали Русские княжества и утвердили на их территории «иго». По воскресеньям, как следует полагать, гнусные оккупанты пили кровь трудового народа, по будням жгли и разоряли имущество, а во все дни недели насиловали и терроризировали угнетенное крестьянство. Между тем подобный взгляд, который бытует в широкой массе, не обремененной особыми историческими знаниями даже в пределах школьного курса, крайне далек от истины и никогда к ней не приближался.

Проблема состоит в том, что Русские княжества не были оккупированы, а все «монголо-татары» дислоцировались в Орде (по словам историков – «угрожали набегами»). Русскими княжествами во времена «ига» управляли Рюриковичи. Первые ордынские аристократы, согласно Типографской летописи, появились на службе у московских государей в 1391 году. «В лето 6900… Тое же осени приехаша изъ Орды к великому князю три Татарины двора царева, постелници его сущи, хотяще креститися и слоужити великому князю; беша же имена ихъ: Батыхозя и Хидырхозя, Маматхозя. И крести же ихъ самъ митрополитъ Кипреанъ на реце на Москве, а нарече имена ихъ: Онаниа, Озариа, Мисаилъ; бе же тоу на крещении томъ самъ князь великый и вси князи и бояре ихъ и весь народъ града Москвы».

Событие, как вы сами, читатель, можете убедиться, оказалось настолько значительным, что при крещении присутствовали сам великий князь, митрополит и весь московский люд.

Автор хотел бы напомнить некоторые детали. В 1380 году на Куликовом поле состоялось так называемое «Мамаево побоище», по результатам которого русский народ якобы «скинул татарское ярмо». Представьте себе, читатель, что через 11 только лет, не успели еще толком зажить боевые раны, пресловутые «татары» едут в Москву креститься и служить, а их принимают как почетных гостей. Дело оказывается настолько диковинным, что весь московский народ высыпает на это чудо посмотреть, при этом никто не берет с собой вилы или топор.

Между тем, событие 1391 года – это только начало. Дальше, что называется, больше, т. е. все больше ордынских царевичей и ордынцев попроще едут в Москву. Все едут и едут. Москва же, как это известно, не резиновая, но это не препятствует «татарам» угнездиться здесь в количестве 156 аристократических родов, с родословной до Чингис-кагана включительно, т. е. всего лишь на 12 родов меньше, чем Рюриковичей.

Но как так может быть? Во времена разгула «монголо-татарского ига» ордынцы, в большинстве случаев, появлялись в Московии в составе экспедиционных воинских контингентов, выделяемых ордынскими царями в помощь русским князьям. Какого-либо особого желания переселиться на земли будущей Великороссии они не испытывали, особенно после событий 1262 года. Но как только иго закончилось и русские освободились от гнета, так сейчас же в Московию понаехали татары.

Что это были за «татары»?

Первое замечание заключается в следующем. Г.В. Вернадский, к примеру, указывает: «К 1450 г. татарский (тюркский) язык стал модным при дворе великого князя Василия II Московского, что вызвало сильное негодование со стороны многих его противников. Василия II обвиняли в чрезмерной любви к татарам и их языку («и речь их»). Типичным для того периода было то, что многие русские дворяне в XV, XVI и XVII веках принимали татарские фамилии. Так, член семьи Вельяминовых стал известен под именем Аксак (что значит «хромой» по-тюркски), а его наследники стали Аксаковыми. Точно так же, одного из князей Щепиных-Ростовских звали Бахтеяр (bakhtyar по-персидски значит «удачливый», «богатый»). Он стал основателем рода князей Бахтеяровых, который пресекся в XVIII веке» («Монголы и Русь»). Таким образом, под некоторыми «татарскими» фамилиями могли выступать не собственно «татары», а, если так можно выразиться, «татарствующие».

Второе замечание состоит в том, что под тюрко-иранскими именами Батыр-ходжа, Хидыр-ходжа и Мамат-ходжа могли скрываться самые что ни на есть славянские физиономии, еще и по той причине, что основную часть ордынского войска составляли русские рекруты. Данный вопрос мы обсуждали в книге «Русский царь Батый».

Однако какова же ирония истории! Авторы российских учебников утверждают, что после 1480 года иго закончилось, т. е. закончилось вообще, хотя бы и «номинального» характера. Якобы Иван III по этому поводу рвал и топтал ханскую грамоту, а русским детям, и автору этой книги в частности, в XX веке показывали в школьном учебнике соответствующую высокохудожественную картину известного живописца, на которой вышеупомянутый Иван III указывал ханским послам направление на юг. Между тем оказывается, что к 1450 году «татары» и их культура вошли в моду, вроде того, как сейчас в России в моде голливудские фильмы и английский язык.

При этом следует отметить вот еще какое обстоятельство.

Как указывает М.Д. Приселков, представлять которого здесь не требуется, в конце XV века состоялось первое «постордынское» переписывание российской истории, точнее, русских летописей: «Гибель Византии (1453 год. – К.П.) и свержение татарского ига резко сказываются на летописных текстах той поры, так как Москва начинает переработку летописных материалов в духе торжествующего московского единодержавия, предназначая уже теперь это чтение для политического воспитания подданных. Переработка эта, любопытная для характеристики политических взглядов и вкусов своего времени, но гибельная для точности передачи старых летописных текстов, захватывает не только московское великокняжеское летописание, но и летописание всех других феодальных центров. Нет никакого сомнения, что при поглощении Москвою того или иного княжества в числе прочих унизительных подробностей этого поглощения, как срытие крепостей, увоз в Москву исторических и культовых ценностей, было пресечение местного летописания как признака самостоятельной политической жизни и уничтожение официальных экземпляров этого летописания. Только так можно себе объяснить, что, несмотря на значительное число летописных центров древности, одна Москва теперь предстоит перед нами в своем официальном летописании, а все прочие местные летописцы сохранились до нас или в составе московских сводов, или в частных списках, причем только в исключительных случаях не прошедших московской обработки» («История русского летописания XI–XV вв.»).