Фолия - Роже Гренье

Роже Гренье

Фолия

Roger Grenier

LA FOLLIA

Перевод Л. Завьяловой

Редактор M. Финогенова

© Éditions Gallimard, 1980

…Эти прелестные чаконы, безумия Испании…

Senza alcun ordine la danza sia: chi il minuetto, qui la follia, qui l’alemanna farai ballar.

1

Им было лет по тринадцать-четырнадцать, и все четверо учились в лицее Лафонтен. Как-то в воскресенье они отправились на дневной сеанс в кино «Орфелен» в Отейе. Шел фильм «Скала буйных ветров» с Лоуренсом Оливье. В антракте Валери Понс купила пакетик конфет. Да, в памяти Нины Ору запечатлелось, что их купила именно Валери Понс. Эта худышка только и думала о еде. Девочки заметили, что на каждой конфетной обертке написано какое-нибудь предсказание. Когда Нина прочла: «Вы выйдете замуж дважды», подруги захихикали и заверещали. Валери Понс было предсказано: «Вы проживете 99 лет». Они сочли, что это не слишком интересно, но расхохотались, уже настроившись на смешливый лад. Наступила очередь Барбары Крюзон. Нина снова увидела перед собой ее лицо — такое невыразительное, — прямые волосы и челку. «Вас ждет блестящая артистическая карьера». Ерунда. Женевьева Вико еще не развернула свою конфетку. Подружки торопили ее, и она впопыхах надорвала обертку. Наконец, расправив бумажку на ладони, Женевьева прочитала: «Вы станете миллионершей». Девочка, пожав плечами, тряхнула темными локонами:

— А я уже миллионерша! — Она сунула конфетку в рот, и лукавые складочки затаились в уголках ее губ.

Вместо того чтобы сразу забыть эту сценку, Нина Ору запомнила ее навсегда. С того дня миллионеры не шли у нее из головы. Она не могла забыть, с какой неподражаемой простотой Женевьева Вико заявила, ни капельки не задирая нос и не стыдясь, словно речь шла о вещах самых обыденных, хотя вместе с тем и необычайных: «А я уже миллионерша!» Хотя Нина жила в Шестнадцатом округе, лишь много лет спустя ей довелось наблюдать жизнь настоящих богачей. Отец Нины был инженером в Дорожном ведомстве. Сразу после войны его перевели в Ажан главным инженером. Примерно в это же время Нина закончила лицей. Она не поехала следом за родителями, а осталась в Париже учиться на курсах декоративного искусства. Затем она устроилась в фирму, где стала работать под началом известного декоратора. В двадцать четыре года она вышла замуж за художника Алексиса Валле. Чтобы заработать на жизнь, он поступил оформителем на полставки в большой универсальный магазин. После двух лет супружеской жизни Нине и Алексису стало ясно, что между ними нет настоящего взаимопонимания, хотя они и не желали в этом себе признаваться. Нина, которая считала, что искусство, безусловно, требует жертв, в конце концов пришла к выводу, что ее муж слишком долго «пробивается» как художник и что жертвы тут, может быть, вовсе ни к чему. Похоже, живопись никогда не принесет Алексису ни славы, ни денег. Он и сам не был уверен, что когда-нибудь станет великим мастером или хотя бы просто неплохим художником. Возможно, он всего лишь один из двадцати тысяч пачкунов, поселившихся в Париже. Во всяком случае, он предпочитал не задаваться подобными вопросами. Живопись, которая поначалу была для него привычкой, в конце концов стала необходимостью. Рисовал он, в общем-то, ради собственного удовольствия, что особенно выводило из себя его жену. То были послевоенные годы, когда жилищному кризису, казалось, не будет конца. Алексис отдавал себе отчет в том, что Нине надоело жить в двух комнатах, заставленных картинами, красками и прочими материалами, с малюсенькой кухней, без ванной, с крошечной туалетной комнатой, где невозможно было даже оборудовать душ. Кроме того, квартира эта находилась в центре Семнадцатого округа, в скучнейшем квартале, в доме, затерявшемся где-то между проспектом Вилльерс и бульваром Мальзерб. Нина была в полном смятении. Она не могла оборудовать по своему вкусу две комнаты, превращенные в мастерскую, хотя и была художником по интерьеру.

А что думал он, Алексис Валле, о своей супруге? С тех пор как рассеялась иллюзия любви и миновали дни, когда возлюбленную скорее выдумываешь, нежели оцениваешь трезво, он хладнокровно взвешивал достоинства и недостатки своей спутницы жизни. В конце концов все женщины далеки от идеала. Он еще не вполне понимал, что рассуждения такого рода разрушительнее любой страсти.

2

Однажды вечером Нина пришла с работы очень возбужденная.

— Знаешь, кого я встретила? Женевьеву Вико.

— Женевьеву Вико?

— Да, «миллионершу», которая училась вместе со мной в лицее Лафонтен. Да я тебе говорила о ней сто раз. Впрочем, теперь она и в самом деле похожа на миллионершу больше, чем когда бы то ни было. Кажется, вышла замуж за какого-то сказочно богатого типа. Сегодня утром патрон объявляет нам, что получил крупный заказ — особняк на авеню Анри Мартена, который предстоит весь отделать заново — сверху донизу. Он ведет нас на стройку. Я начинаю ползать на четвереньках — измерять комнату, и тут вдруг появляется женщина, останавливается в дверях, словно боится мне помешать, поднимаю голову и узнаю Женевьеву. Оказывается, это на нее мы будем работать.

— А она тебя узнала?

Нина резко вскинула голову, словно вопрос этот был неуместен.

— Конечно. Мы расцеловались. Патрон был совершенно потрясен.

Шли дни, и Нина сообщала Алексису новые подробности о своей бывшей однокашнице. Мужем Женевьевы оказался коммерсант по имени Шарль Тремюла, занимавшийся внешнеторговыми сделками.

— У меня есть два пригласительных билета на футбольный матч, — однажды объявила Нина. — Мне предложила их Женевьева. Вдобавок ко всему ее муж еще и президент спортивного клуба. Это очень ответственный матч в розыгрыше кубка. Если команда выиграет, она попадет в полуфинал.

— Ну, раз это доставит тебе удовольствие…

— Ты ничем не интересуешься. Я так и сказала Женевьеве: Алексис — медведь, не уверена, удастся ли мне оторвать его от живописи. В конце концов, неужели тебе не хочется познакомиться с моей подругой после того, как я тебе о ней столько рассказывала? Мне, например, очень хотелось бы увидеть ее мужа. Он ведь еще ни разу не появлялся на стройке. Невероятно занятой человек! Похоже, он страшно устает, буквально падает от усталости. Каждую минуту ему приходит в голову новая идея. Так, недавно он создал сеть прачечных-автоматов по всей Франции, и все они оборудованы американскими стиральными машинами.

— Я его непременно поблагодарю. Спасибо, мсье, благодаря вам я ношу чистое белье.

— Не нужно презирать всех на свете. Ты считаешь себя настолько выше других, что на остальных тебе наплевать. Тебя ничем не проймешь. Ты погряз в себялюбии и снобизме. А между прочим, этот человек с его прачечными облегчает нам жизнь и наверняка способствует нашему прогрессу больше, чем какой-то там художник.

Надувшись, Нина удалилась в другую комнату. Но вскоре вернулась.

— Так или иначе, а на этот матч пойти надо. Было бы очень невежливо не воспользоваться приглашением.

Таким образом, в воскресенье днем они сели в поезд на вокзале Сен-Лазар и отправились на стадион в Коломб. Их усадили на трибуне для почетных гостей, неподалеку от Женевьевы и Шарля Тремюла. Они поздоровались. Глаз художника быстро схватывал особенности каждого лица, но внешность бизнесмена Алексис Валле нашел ничем не примечательной, мужчина как мужчина, только несколько склонен к полноте. Он оказался старше своей жены, очевидно, старше и их с Ниной, правда, лет на пять, не больше. Женевьева Тремюла была брюнетка с короткими вьющимися волосами, но с такой светлой кожей, какая редко встречается у брюнеток, с большими черными глазами — в этом он убедился несколько позже, когда она сняла солнечные очки. Ростом она была немного ниже Нины.

Апрель радовал одним из своих первых погожих деньков, когда в бледно-голубом небе плывут легкие облачка. Мадам Тремюла сняла жакет и осталась в блузке с короткими рукавами. Руки и ноги у нее отличались необыкновенным изяществом.

Какое удовольствие было сидеть на этой трибуне для избранных! Пока шел матч, Алексис расслабился, следя за движением желто-белых и сине-красных игроков на зеленом прямоугольнике футбольного поля — настоящий калейдоскоп. Это было похоже на «движущуюся картину», где яркие детали то собираются вместе, то разбегаются в разные стороны. Солнце садилось, и тень от трибуны, закрывшая часть поля, перерезав его по диагонали, еще более усложняла картину, которая действовала на Алексиса гипнотически. Он воображал себя Раулем Дюфи[2], который с восторгом передвигает эти цветные пятнышки. Затем он попытался представить себе, как это поле и две команды из одиннадцати игроков могли бы выглядеть на гобелене Люрса[3]. Команда Тремюла вышла победительницей. Алексис и Нина пошли поздравить своих благодетелей и поблагодарить.