Проводы Пятого солнца - Александр Стесин

Александр Стесин Проводы Пятого солнца

Давай, Команданте Же, еще раз про пернатого змея. И про город — как он у них там назывался, Тянитолкай? Теночтитлан. Но и Тянитолкай неслучайно вертится на языке: по сходству звучания с именами науатль; по ассоциации с теми проволочными фигурками мифических животных, коими до отказа завален рынок Бальдерас. Впрочем, сувенирные тянитолкаи из Оахаки — это одно, а их пращуры, обитатели ацтекского пантеона-зоомузея, — совершенно другое. Обсидиановая бабочка Ицпапалотль с когтями ягуара, бог дождя и грома Тлалок с глазами совы и змеиными завитками перед носом, бог землетрясений Тепейоллотль с руками, похожими на надувные лодки; полурыба-полукрокодил Сипактли, принцесса Иламатекутли с лицом, скрытым бахромой из кинжалов, пернатый змей Кецалкоатль и колибри левой стороны Вицлипуцли. Сон разума порождает сакральных чудищ. Давай, Же, про Вицлипуцли.

Же не любит про ацтеков. Любит про мексиканскую революцию, про Каррансу, Обрегона и Панчо Вилью. Про самонадеянного генерала Санта-Ану, трижды объявлявшего войну Соединенным Штатам и не выигравшего ни единого сражения, кроме потешной «кондитерской» кампании 1838 года. «Дети мои, за мной!» — командует генерал, надувая обвисшие щеки. Же рассказывает в лицах, входит в образ. Мексиканскую историю он знает как свои пять пальцев. Давние знакомые, мы не общались несколько лет, с тех пор как он покинул Нью-Йорк в поисках новых рубежей. Тогда я знал Же как человека разносторонне одаренного, немало пьющего и, кажется, склонного к меланхолии на предмет собственной нереализованности. А сейчас, путешествуя с ним по Мексике, видел перед собой счастливого первопроходца, обретшего новую родину среди ушастых кактусов «нопаль» и котловин Сьерра-Мадре.

— Ладно, на чем мы остановились? На Теотиуакане? Теотиуакан был одной из самых продвинутых цивилизаций. Когда пришли чичимеки…

— Чучмеки?

— Сам ты чучмек. Тольтеки и чичимеки, которые подмяли под себя теотиуаканцев и, в общем, присвоили их культуру. Раньше считалось, что тольтекская цивилизация — это что-то оригинальное и значительное. А когда раскопали Теотиуакан, выяснилось, что у тольтеков не было ничего своего, все заимствованное. Просто дикие племена с севера, кажется, из Колорадо. Кстати, и ацтеки из тех же краев. Но ацтеки — это вообще не цивилизация, а черт знает что. Сплошные войны да человеческие жертвоприношения. Они и пленных брали с единственной целью принести их в жертву своему Вицлипуцли. Так что в итоге соседние племена были только рады посодействовать конкистадорам. Хотя, конечно, Кортес тоже по головке никого не гладил. Но по сравнению с Писарро и другими был вполне приличным человеком.

— Слышь, Же, а что это там за вышки торчат?

— Вот как раз туда я вас и везу. Город-призрак.

Все предыдущие дни — с того момента, как наша группа из шести человек погрузилась в салон микроавтобуса с забулдыгой-водителем, откликавшимся на нежное русское имя Люся, — Мексика представала чередой уютных колониальных городков, никак не вязавшихся с моими наивными представлениями о «диких южных соседях» цивилизованной Америки. Вместо сугробов мусора и оцинкованных кровель лачуг — фотогеничные фасады двухэтажных зданий, облицованных изразцовой плиткой или украшенных лепниной, с вазообразными балясинами баллюстрад и балконными цветниками. В Керетаро мы глазели на гонки старинных автомобилей и, замирая от ужаса, аплодировали подростку, жонглировавшему факелами в местном цирке; в Гуанахуато проталкивались через уличный бал-маскарад, посвященный творчеству Сервантеса. Окна гостиницы выходили на площадь с ратушей и фонтаном, с медленной воскресной толпой и пожилыми парами, вальсирующими под духовую музыку в парке, со шкатулочной мелодией мороженщика и продавцом воздушных шаров, издали похожим на двуногое дерево с клубящейся кроной разноцветных осенних листьев. Картины будничной жизни, будто специально созданные для изумленного взгляда туриста, наводили на мысль о том, что весь «магический реализм» латиноамериканских классиков — не более чем зарисовки с натуры.

Теперь же, наблюдая однообразный ландшафт сквозь стекло микроавтобуса, я впервые увидел ту дикую Мексику, о которой, как и большинство американцев, имел смутное, но устойчивое представление априори: сухая жара, изобилие кактусов, редкие фигуры людей в сомбреро, куда-то бредущих на фоне странных пирамидальных построек. При ближайшем рассмотрении постройки оказались заброшенными штольнями, а пустынная местность — историей государства в миниатюре.

Первыми бледнолицыми обитателями этих пустот стали иезуиты, посланные в Сан-Люис-де-ля-Пас в середине XVI века с целью усмирения индейцев-чичимеков. Последние из некогда многочисленных чичимеков то и дело нападали на повозки с рудой, идущие из Сакатекас, где в то время были обнаружены залежи серебра. Ситуация грозила обернуться еще одной кровопролитной кампанией. Однако, поборники казуистики и приспособительной морали без труда справились со своей миссией, навязавшись в друзья к воинственным, но простодушным аборигенам. Тут же обнаружилось и новое месторождение: по легенде легковерные индейцы сами привели клерикалов к серебряной жиле, после чего с евангелизацией коренного населения было покончено и иезуитская миссия полностью посвятила себя развитию горной промышленности. В 1576-м были построены первые шахты и на карте Мексики появился новый город, получивший название Палмар-де-Вега. Так началась серебряная лихорадка, продлившаяся до 1767 года, когда иезуитский орден был изгнан из Новой Испании. Все произошло за считаные дни: многочисленные выработки опустели, плавильные печи остыли. На смену иезуитам пришли бездеятельные францисканцы.

Добыча полезных ископаемых возобновилась в середине XIX века. Оказалось, что чичимекская земля богата не только серебром, но и ртутью, на которую возлагали большие надежды. В 1871 году земля была куплена частными предпринимателями Торресом и Кобосом, а в 1873-м дело перешло в руки магнатов из Великобритании. Город, переименованный в Сан-Педро-де-лос-Посос, снова ожил. Не остался в стороне и диктатор Порфирио Диас, экспроприировавший британские владения в 1895 году, после чего в город, в очередной раз сменивший хозяина и название (отныне это был Сьюдад-Порфирио-Диас), провели электричество, телеграф и железную дорогу. На рубеже веков здесь насчитывалось около пятисот горно-промышленных концернов и больше трехсот действующих шахт, а численность населения города перевалила за семьдесят тысяч.

Мексиканская революция 1910 года положила конец процветанию Серебряного города, как называли его старожилы, уставшие от нескончаемой смены имен и правителей. Рабочие шахт, вдохновленные крамолой Сапаты и Панчо Вильи, примкнули к народному восстанию, Карнеги и Морганы вывели капитал. Пока горожане воевали против диктатуры Порфирио Диаса, в регионе произошло землетрясение, а вслед за ним — наводнение. Денег на осушение копей не было и не предвиделось. Оставалось одно: принять участие в следующем восстании. Волна народного гнева выплеснулась из затопленного города во время войны Кристеро. На сей раз ополченцы решили сражаться на стороне католической церкви, то есть тех, кто и заварил всю кашу четырьмя веками ранее. В конце концов, так ли важно, кто на чьей стороне? Важен сам факт действия. Осенью 1926 года жители города перебили гарнизон солдат-федералов, вчерашних революционеров, ныне провозглашенных врагами католической веры. Узнав об этой расправе, генерал Альваро Обрегон приказал расстрелять повстанцев, коих оказалось полгорода, а сам город был лишен своего статуса, вновь превратившись в безымянный населенный пункт, часть муниципалитета Сан-Люис-де-ля-Пас. К 1950 году в бывшем Серебряном городе проживало меньше двухсот человек.

За оградами, мало-помалу превратившимися в горы искрошившегося адоба, виднелись остовы заброшенных зданий. Стены без крыш, рухнувшие стропила, зияющие оконные проемы. Из-под сваленных в кучу стройматериалов прошлого века пробивались щетинистые выгоревшие стебли, точно волосы, растущие у покойника. «Вот здесь у них была школа, а там — резиденция губернатора, — показывал Же, обнаруживший эти развалины в позапрошлом году. — А вон в том здании находились почтамт и арбитражный суд…» Откуда ему известно? Отчего-то такой вопрос не приходил мне в голову. Когда тебя водят по местам археологических раскопок, ты автоматически принимаешь на веру все, что рассказывает экскурсовод. Но здесь не раскопки, не Помпеи. Скорее Припять или сталкерская Зона, постапокалиптический пейзаж, нагруженный тишиной. Руины из кирпича-сырца, кажущиеся мертвее всех некрополей Тюлы и Теночтитлана, как будто время — шестьдесят лет, прошедшие с тех пор, как Серебряный город официально прекратил свое существование, — успело уничтожить лишь признаки жизни, но не признаки смерти.