Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская - Борис Мансуров
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская
- Автор: Борис Мансуров
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Мансуров
Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская
Памяти Мити (Дмитрия Виноградова) и моей сестры Аллы Мансуровой посвящаю эту книгу.
От издательства
О книге и ее авторе
Истину ищут одиночки и порывают со всеми, кто любит ее недостаточно.
Борис Пастернак«Лара моего романа» — так говорил поэт Борис Пастернак об Ольге Ивинской, которая была его последней любовью и прототипом главной героини «Доктора Живаго». Книга, которую вы сейчас держите в руках, рассказывает об этой любви, о верности и гражданском мужестве людей, наделенных доброй душой и удивительным талантом, об их жизни в условиях советской действительности. Читателю откроются яркие — в том числе малоизвестные и почти никому не известные до сей поры — страницы пастернаковского творчества того периода, когда в ответ на присуждение поэту Нобелевской премии на него с яростью набросились советские писатели и власти. Не сломаться, выдержать агрессивный натиск системы, на себе испытать предательство «друзей и родных» и продолжать творить — это стало возможным только благодаря поддержке близких по духу людей, таких, как Ольга Ивинская и ее дети Ирина и Митя, как Ариадна Эфрон (дочь Марины Цветаевой) и преданный друг семьи Кома Иванов.
Автор книги Борис Мансуров был дружен с Ольгой Ивинской, ее сыном и дочерью. Благодаря его стараниям впервые в России вышла в свет книга воспоминаний О. Ивинской «Годы с Борисом Пастенаком. В плену времени», еще в конце 1970-х издававшаяся в двадцати странах мира, но запрещенная в СССР. Борис Мансуров сумел записать и сохранить воспоминания о встречах и разговорах с Ольгой Ивинской, включая более сотни откровенных, увлекательных бесед, которые касались малоизвестных фактов, ситуаций, обстоятельств жизни и творчества Бориса Пастернака.
Ольга Всеволодовна Ивинская рассказала о реальных причинах и истоках рождения блистательных стихотворений из «тетради Юрия Живаго», знаменитого цикла стихов «Когда разгуляется» и всемирно известного перевода «Фауста» Гете.
С 1994 года Борис Мансуров участвовал в заседаниях судов по делу об архиве Ивинской. Он приходил туда вместе с ее сыном Митей — Дмитрием Виноградовым, страдавшим от неизлечимой болезни. Острые, откровенные Митины оценки важных эпизодов жизни его матери и Бориса Пастернака постоянно присутствуют в тексте книги.
Читатель узнает о причинах изъятия следователями КГБ в 1949 и 1960 годах архива Ивинской и о том, почему он и сегодня не возвращен законным владельцам.
Специальная глава посвящена рассказу Ивинской о завещании Пастернака и включает материалы из публикаций, вышедших после смерти Ольги Всеволодовны. Это сборник «А за мною шум погони…» (2001), книги Зои Маслениковой «Портрет Бориса Пастернака» (1995), Карло Фельтринелли «Senior Servis. Жизнь Джанджакомо Фельтринелли» (2003), Серджо Д’Анджело «Дело Пастернака. Воспоминания очевидца» (2007), а также письма Ариадны Эфрон к О. Ивинской и И. Емельяновой («Жизнь есть животное полосатое», 2004).
Большая глава книги посвящена интереснейшей переписке Пастернака с «пламенным другом» из Германии Ренатой Швейцер — об этом, к сожалению, пока очень мало известно российским читателям.
Книга «Лара моего романа» проиллюстрирована уникальными фотографиями. В приложении дана краткая биографическая информация об Ольге Ивинской, Вадиме Козовом, Израиле Гутчине, Константине Богатыреве и Серджо Д’Анджело.
Ранее публикации Б. Мансурова о Борисе Пастернаке и Ольге Ивинской выходили в журнале «Большой Вашингтон» (США) и в парижских изданиях — журнале «Грани» и газете «Русская мысль».
Автор этой книги, которая безусловно найдет своего читателя в России и за рубежом — ведь интерес к творчеству выдающегося поэта России растет, — бережно хранит редкое издание с автографом Бориса Пастернака, подаренное ему сыном Ольги Ивинской. На титуле — дарственная надпись, исполненная символического смысла:
Эта книга подарена мною Борису Мансурову, испытанному, верному, любящему другу моей мамы, О. В. Ивинской, и, в порядке наследования — моему.
В судный день 28 августа 2000 г.
Д. А. Виноградов, сын О. Ивинской.
Б. Пастернак выразил бы Боре Мансурову свою признательность более многословно. Но — что делать!
Вместо предисловия
Встречи с Ольгой Ивинской
«О как я люблю тебя» — и в письме, отправленном через три дня: «Милая моя жизнь!» Эти слова написал Борис Пастернак своей возлюбленной Ольге Ивинской из тбилисской ссылки в феврале 1959 года. Его выслали из Москвы на время пребывания в столице правительственной делегации из Великобритании. Премьер-министр Гарольд Макмиллан включил в свою программу встречу с Борисом Пастернаком — нобелевским лауреатом 1958 года по литературе, однако после многомесячной травли поэта, инспирированной партийными идеологами в ответ на присуждение ему Нобелевской премии[1], этой встречи советское правительство допустить не могло. Органы госбезопасности, осведомленные о том, что многие журналисты хотели бы встретиться с Ларой романа Пастернака «Доктор Живаго», отправили Ивинскую из Москвы в Ленинград. Об Ольге-Ларе широко было известно за рубежом из писем Бориса Леонидовича к сестрам в Англию, из интервью Фельтринелли — издателя «Доктора Живаго», из выступлений немецких журналистов, посещавших Ивинскую и Пастернака в Москве и Измалкове. Об этом рассказывал во Франции и Англии французский аспирант, славист Жорж Нива, друживший с дочерью Ольги Всеволодовны Ириной, студенткой литературного института[2].
Впервые я услышал стихи Бориса Пастернака осенью 1953 года в Самарканде, где родился и учился у выдающихся педагогов, сосланных или эвакуированных во время войны из Ленинграда и Москвы. Уровень преподавания был очень высоким: из 53 выпускников 1954 года золотых медалистов было 12, серебряных — 7. В тот год 21 выпускник нашей школы отправился поступать в вузы Москвы и Ленинграда, и все поступили.
Наша учительница русского языка и литературы Жозефина Людвиговна — немка, высланная в начале 1941 года из Ленинграда, — впервые прочла нам, ученикам десятого класса школы № 37 имени Пушкина, пастернаковский «Марбург» и цветаевское «Моим стихам».
Когда я учился в Московском энергетическом институте, до нас, технарей, осенью 1958 года докатились «волны народного гнева», захлестнувшие «клеветника и предателя» Пастернака, которому подлые империалисты заплатили 30 сребреников в виде Нобелевской премии. Мой однокурсник и сосед по комнате в общежитии, 30-летний Халик, член КПСС, проводил с нами разъяснительную беседу об антисоветской роли Бориса Пастернака. Эти материалы ему выдали на внеочередном партбюро факультета в МЭИ, чтобы остановить возможное брожение умов: студенты ведь не читали романа Пастернака и могли не понять причин «всенародного гнева».
В 1993 году я рассказал Ольге Ивинской о просветительских беседах моего однокурсника со студентами. И вот что она поведала о событиях той осени 1958-го:
В то время Евгений[3] уже не служил в армии и работал преподавателем — по-моему, как раз в МЭИ. Он был членом партии и, конечно, по требованию партийной организации и органов вынужден был приехать утром 28 октября 1958-го в Переделкино и вместе с Леней[4] потребовать от отца оказаться от Нобелевской премии. Об этом в гневе говорил Борис Леонидович, когда неожиданно в полдень пришел в нашу избу совершенно опустошенным и при Мите стал просить меня вместе уйти из жизни.
Леня говорил мне о шантаже органов осенью 1976 года, потрясенный убийством Кости Богатырева. Он сообщил, что 27 октября 1958-го его вызвали в МГУ на беседу с участием неизвестных в штатском и сказали, чтобы завтра он не приходил на занятия, а отправился с утра к отцу в Переделкино. Ему заявили, что если Пастернак не откажется от Нобелевской премии, его, Леню, исключат из МГУ и отправят в армию на перевоспитание как члена семьи антисоветчика.
Борю я успокаивала, убеждала, что власти вынудили детей прийти к отцу с ультиматумом. Мне непонятно, почему до сих пор Евгений сам об этом не написал. Борис Леонидович говорил тогда, что советская власть непрерывно превращает детей в Павликов Морозовых.
Я прочел «Доктора Живаго» уже после окончания МЭИ: наша однокурсница Нонна Вулис достала его нелегальную фотокопию. Меня поразили и сам роман, и стихи Юрия Живаго. Особенно запомнились «Мело, мело по всей земле…», «Свидание», «Август» и «Рождественская звезда».
С набиравшей обороты перестройкой на радио зазвучали стихи Пастернака, и вот с первых номеров 1988 года журнал «Новый мир» стал печатать роман «Доктор Живаго». А в начале октября того же года, когда мы с женой смотрели по телевизору еженедельную литературную передачу, произошло нечто странное.