Горбатые мили - Лев Черепанов

Горбатые мили

Штиль

Море было шершаво. Чайконосые крачки обследовали вершину бухты, поворачивали к городу — навстречу вечернему бризу, а то мчались к базе тралового флота, где стоял Назар, огромный и сутулый. Он нащупал в кармане выписку из приказа рыбацкого управления. Вынул ее. Сразу ухватисто прочел самое существенное, одно слово — заранее знал, в каком оно месте: «…зачислить». Пропустил с полстрочки. «Меня, разумеется. Пожалуйста, черным по белому… Ниже. Так же, между прочим, отчетливо: «…первым помощником капитана…» Удостоверился, что для него кончились километры и начались мили. А какие? Тотчас же заглянул за скалу, скрывающую выход в океан. Весь внешний рейд занимала толпа разномастных «купцов» — торговых судов Японии, США…

— Сэр! — На причал катера-перевозчика выбрел щуплый длинный парень. Покачался, зачем-то привстал на носках и не спросил, а изрек как бывалый, чуть насмешливо: — Получается, мы попутчики. Ах да! — Спохватился, локтем левой руки прижал к туловищу искусно засушенного краба, а в правой, на кончиках пальцев, приподнял сундучок из черного мореного дуба, с круто выгнутой крышкой, заключенной в медные, до блеска начищенные набойки, заиметь такой счел бы за счастье любой мариман. — Мы же еще не знакомы. — Попросил прощения. Затем известил о том, чему как будто следовало обязательно обрадоваться: — Я Венка.

Куда б делся Назар? Назвал себя. Венка же задрал подбородок и похвастал:

— Насквозь вижу, вы… как бы это? — Задержался, не решаясь обидеть. — Типичный интеллигент. По всем статьям.

В свое время Назар служил в бомбардировочной авиации. После увольнения в запас гатил дорогу к будущей промышленной зоне Амурска, рыл котлован под целлюлозно-картонный комбинат и учился на заочном отделении технологического института.

Год назад в Находкинское управление активного морского рыболовства (УАМР) прибыли первые большие морозильные рыболовные траулеры типа «Атлантик» (БМРТ). Названия они должны были получить, как полагалось, на первую букву алфавита. Так у безвестного Амурска, в ту пору еще городского поселка, появился океанский тезка. Аккуратно, раз в месяц, он телеграфировал комсомольцам-строителям: где цедил воду через ячеи придонного трала, на пересечении каких широт и долгот, и что брал, какую рыбу. Тем не составляло труда извещать: каких добились успехов, кем гордились.

В списке передовиков соревнования перед фамилией Назара проставлялось: «прораб».

В конце рейса молодежный экипаж неформально относящегося к Амурску судна-предприятия пригласил амурчан в гости.

Тогда Назар опоздал приехать в Находку к указанному сроку. БМРТ «Амурск» уже успел сдать свою продукцию, а также подготовиться к зачистке топливных танков — на буксире тащился к заливу «Америки», не всегда угадывая, куда требовалось направить нос.

Если бы нашлось, на чем его догнать! Назар сунулся к диспетчеру местных линий — ничего не добился. Приуныл. Направился наверх. На пути в УАМР он случайно попал на инструктора горкома Кима Матвеевича Скурихина, еще дюжего, с упругими плечами.

Слово за словом… Скурихин словно ни с того ни с сего вспомнил, что его старшая дочь забросила учебу в училище искусств. Сморщился. «Надо ее выдать замуж», — сказал про себя и оценивающе взглянул на Назара: чем не жених?

Вскоре под Скурихиным и Назаром выгнулись доски, проброшенные от берега к рубке заправщика пресной водой. Взревел дизель…

На БМРТ «Амурск» заметили прибытие гостей. С необозримо высокого борта  в ы с ы п а л и  новенький штормтрап, еще едва гнущийся, пряно пахнущий пенькой.

За аванпортом на все три стороны простиралась ровная, чуть подсиненная даль. Скурихин снова завел о своей дочери: «Смуглая. С родинкой».

Утром он повез Назара показать находкинскому начальству, а под вечер домой…

О том прибрежном плаванье Венка ничего не знал, поскольку находился северней Алеут, на БМРТ «Тафуин»: «Говорится: каждому свое», — взялся утешить Назара.

К базе тралового флота приблизились те же громкие крачки. Назар слушал, как они исходили печально-трескучим криком. Кому-нибудь показалось бы, что специально медлил, не желая утратить в себе то исключительное ощущение, какое совершенно естественно для тех, кто отправляется в океан вписанным в судовую роль[1] — не пассажиром, тем более в согласии с давней мечтой.

Кстати, в первый приезд Назара к находкинским рыбакам Скурихин боялся, позарится ли на него больно разборчивая невеста. Чтобы не остаться в накладе, не постеснялся, взял с вероятного зятя «за постой» пару четвертных.

«Сущий пустяк!» — рассмеялся Назар, в самом деле нисколько не осудив Скурихина за столь мелочную расчетливость, и снова переключился на Венку, стремящегося произвести впечатление. Его никто не унял бы, так же бы говорил, да крачки очень встревожились — можно было подумать, что с ними сгинет все живое, весь мир. Назару же они не мешали — только всего что входили в общий океанский пейзаж.

Досадуя, Венка поднял на крачек глаза, и сразу же у него кровь отлила от лица: «Неужели?.. — не поверил себе. — Нет, не может быть! Это черт-те что! Чтобы с ней?.. Обошлись таким образом!»

Стремительные, как будто вещие птицы черно-белыми всплесками трепыхались сверху баркентины, над клотиками трехмачтовой красавицы, накрепко привязанной к замшелым столбам едва ли не бросовыми концами — толстыми веревками со сростками, в узлах.

— Что случилось? — Это Назар забеспокоился? Сомнительно! Он жил своим ничем не омраченным будущим, без предчувствий. Попробовал вообразить, каков его капитан?

— Оставьте меня, — взмолился Венка, как сраженный насмерть. Согнулся в поясе: — Умоляю вас!..

На расстоянии видимости от базы тралового флота — совладелицы мыса, прикрывающего бухту с востока, у материкового берега с Находкой-городом, еще не старая и уже списанная баркентина использовалась вместо причальной стенки. Катер-перевозчик нацелился в нее сразу, как обогнул корабль науки. Хотя бы сбросил скорость, не так бы ударил.

Венка не выдержал, сказал с непередаваемой тоской и отчаянием:

— Ясно, она теперь что? Отслужила свое. К сожалению, для всех доступна. Эх!

Тупорылый, весь завоженный, в мазуте, катер-перевозчик оттолкнули как попало навешанные на баркентину истертые автопокрышки. Он взъярился. Загрохотал. Взбил за кормой радужные пятна на воде — к середине бухты пошли быстрые волны.

У Венки обозначились желваки:

— Идиоты! Ай-я-яй! Гробят единственное в своем роде. К чему?

Назар догадался, отчего переменился Венка. Уже всецело был на его стороне, а в то же время воздерживался это как-нибудь выразить. («Еще подумает, что подлаживаюсь под него».) Не вполне уверенный в собственных способностях («Я в роли живописца? Ну, нет. Это по меньшей мере смешно»), он все же поднял щепочку. Уже иначе всматриваясь в присыпанный пылью бетон береговой окантовки — останется ли на нем след? — присел и — раз! Перед ним вытянулся корпус парусника с мощным бушпритом, как перед прыжком. Точно так же легко взмахнул рукой еще — над достаточно ясно прорисованной палубой поднялись мачты, не обремененные никакой оснасткой. Чуть повозился у форштевня — у него, под лапами адмиралтейского якоря, бесшумно вскипел бурун.

Венка подошел к Назару поближе.

Между тем на катере-перевозчике, готовом повернуть от баркентины к базе тралового флота, на корму втянули дощатый трап и, свернув рули, отработали назад, чтобы выйти левей большущего плавучего дока, еще не переданного нашей стране, под своим государственным флагом.

В Венке опять вскипела злость. Грубо двинул сундучок к тамбуру — шр-рр, устроил на нем краба и кивнул на штриховое изображение баркентины.

— Я помню… — Скосил глаза на забор, увешанный транспарантами — поделками заезжего художника. — Под Итурупом мы, практиканты мореходки, попали на ней в свирепейший циклон… — Поморщился. — Как нас тряхнуло! Где был верх-низ — кто мог разобрать… что такое фор-марса-рей, вязать рифы — представляете?

Назару никак не удавалось прикинуть, когда объявится перед капитаном. Ему ж еще предстояло пройти медицинский осмотр — заполнить санитарный паспорт моряка.

— Неужели пренебрегали маринистикой? — удивился Венка. — Фор-марса-рей на носовой мачте. А вязать рифы — то же, что подбирать паруса. Просто!

«Гони, не останавливайся!» — взглядом поощрил его Назар.

— Так что… Следите за мной? Фор-марса-рей в тот раз мотался, туды его, где-то там, среди изорванных туч, — Венка запрокинул голову. — Зрю на него, а у самого, верите — нет, мурашки по спине. Потому что ноки[2] то погружались, то вымахивали все в свисающих клочьях стекающей воды. Проверил на всякий случай: в каком у меня… спасательный жилет? Как надел? Подергал тесемки. Оказалось, завязал будь-будь. Потом мне кто-то словно прошептал: «Ты ж галетами не запасся!» Я что, стал бы спорить? Да-да, упустил, шляпа. Развернулся на обратный румб. Сам к носу. Лезу туда, чтобы набить карманы. Ноги здесь, мозга моя будто уже там, далеко, — перед полубаком. Жадюгой сделался, как женатик перед дележом барахла. А на меня с верхотуры… Мало сказать, что стена серой воды. Со всех частей света а-ах!