Лгуньи - Шарль Эксбрайя

Шарль Эксбрайя

Лгуньи

1

В это воскресенье у комиссара Оноре Сервиона был выходной, и он собирался приятно провести вечер. После отличного обеда, приготовленного его женой Анжелиной, он усядется в кресло в комнатных тапочках, с трубкой в зубах. Затем они посмотрят по телевизору фильм о Корсике, своей родине. Оноре родился в Корте, а Анжелина — в Аяччо. Жизнь на континенте не уменьшила их любви к своей маленькой родине, куда они возвращались каждое лето во время отпуска. Они купили в рассрочку небольшой домик в Корте и рассчитывали перебраться туда, когда Оноре выйдет на пенсию.

Оноре уже устроился перед телевизором, чтобы не пропустить спортивные новости, а Анжелина мыла посуду, как вдруг раздался звонок. Комиссар выругался про себя, проклиная незваного гостя, испортившего свободный вечер, на который у него были такие прекрасные планы. Жена пошла открывать дверь и, вернувшись, сообщила:

— Это Кастелле, папуля.

Она называла его папулей, хотя детей у них не было — маленькая хитрость, чтобы создать иллюзию.

Марселец Кастелле был полицейским офицером, служившим под началом Сервиона. Оноре разозлился.

— Что это ему взбрело в голову надоедать мне в выходной день?

И он накинулся на вошедшего:

— Мне что, уже и отдохнуть нельзя?

Заметив, что помощник чем-то очень взволнован, он уже спокойнее спросил:

— Что случилось?

— Патрон, это такой кошмар, что я решил приехать к вам, а не звонить.

— Да говорите же, черт вас побери!

— Убийство, патрон, настоящая бойня!.. Отец, сын и невестка. В Обани…

— Профессиональная работа?

— Да. Их было несколько человек, судя по всему.

— А почему вы решили сообщить это мне? Ведь сегодня дежурит комиссар Мюраз.

— Видите ли…

— Что «видите ли»?!

Инспектор нервно сглотнул.

— Убит полицейский офицер Пьетрапьяна, его жена и отец…

— Что?!

Сервион вскочил, Анжелина громко вскрикнула.

— Антуан убит?

— Да.

— И Анна, и папаша Доминик? — безжизненным голосом переспросил комиссар.

— Да, спаслись только малыши и бабушка.

— Каким образом?

— Я ничего не знаю.

— Кто сообщил?

— Отдыхающие, которые слышали выстрелы. Комиссар Мюраз с оперативной группой отправился на место преступления.

— Так… Поехали… У вас есть машина?

— Да, внизу.

Комиссар оделся и, завязывая галстук, спросил:

— Есть какие-нибудь предположения о том, кто это сделал?

— Пока нет, но…

Оноре поднял голову.

— Что «но»?

— Шесть месяцев назад Пьетрапьяна посадил жену Кабриса за шантаж и вымогательство. Она все еще за решеткой.

— Ну и что?

— Кабрис поклялся, что отомстит за Анаис — свою жену.

— Кабрис из банды Консегуда?

— Да, если не ошибаюсь, он — его первый помощник.

— Ладно. Позвоните, чтобы этих двух подонков доставили ко мне в кабинет. И как можно скорее!

Пока Кастелле передавал приказы по телефону, Оноре подошел к Анжелине.

— Не жди меня, мамуля. Не думаю, что я сегодня вернусь. Но я клянусь тебе, что, если Консегуд и Кабрис замешаны в убийстве наших друзей, они очень пожалеют об этом! Пошли, Кастелле!

Когда мужчины ушли, Анжелина стала молиться за упокой души погибших друзей. Она была очень набожной, но, будучи корсиканкой, присоединила к молитве просьбу господу помочь мужу отомстить за невинно убитых.

Пьетрапьяна были выходцами из Корта. Больше полувека назад они эмигрировали на континент, в Ниццу, в поисках счастья. Доминик был портным. Дела его шли все хуже и хуже. В конце концов он перебрался в старый город на узкую улочку у подножья Замковой горы. Этот уголок назывался «малой Корсикой», потому что там обосновались старики — уроженцы Корсики, которым так же, как и Пьетрапьяна, не слишком повезло в жизни. Дети этих стариков разъехались кто куда, и только Антуан, единственный сын Доминика и Базилии, жил со своими. Став офицером полиции, он женился на корсиканке Анне Баттини, с которой познакомился во время отпуска. Она любила его и не роптала на материальные трудности, так как Доминику на свое жалование нужно было содержать троих детей и еще помогать старикам.

Как только выдавалась свободная минута, Сервион с женой выбирались из своей уютной квартирки на бульваре Римбальди и отправлялись в «малую Корсику» к землякам. Чаще всего они навещали Пьетрапьяна, так как те тоже были из Корта, а значит — самыми близкими. Самыми старыми были уроженцы Бастии Шарль и Барберина Поджио. Шарль уже отметил свое 80-летие, а Барберине исполнилось 78. Шарль был часовщиком, и все корсиканцы, жившие в Ницце, считали своим долгом приносить ему в починку часы, чтобы старики могли хоть как-то свести концы с концами.

Самыми молодыми были Жан-Батист и Антония Мурато из Бонифаччо, им едва стукнуло по 70 лет.

Паскаль и Коломбина Пастореккиа родились в один месяц три четверти века назад в Аяччо. Они содержали маленькую колбасную лавку, где всегда можно было найти паштет из жаворонков, корсиканские копчености и даже иногда бутылочку Орсино.

Амедей и Альма Прато, 78 и 76 лет, каким-то чудом умудрялись не умереть с голоду. Амедей чинил старую обувь, а Альма подрабатывала сиделкой в небогатых семьях.

Сервионы старались в меру сил помогать этим несчастным, о которых собственные дети частенько забывали. И теперь Анжелина беспокоилась о том, как будет жить Базилия Пьетрапьяна с тремя детьми.

На перевале Вильфранш в садике возле хижины, которую снимали Пьетрапьяна, комиссар Мюраз объяснял своему коллеге:

— Видимо, когда они появились, Пьетрапьяна играли в карты.

— Вы уверены, что их было несколько человек?

— Да, по меньшей мере трое, судя по следам… Они приехали на машине. Никаких следов борьбы… Похоже, их убили сразу… Предположительно из автоматов… Уже нашли несколько пуль.

— И ничего, что могло бы навести на след убийц?

— Увы…

— А бабушка?

— Она в доме с детьми.

— Как она?

Мюраз молча пожал плечами.

— Она не видела убийц? — спросил Сервион.

— Говорит, что нет.

— «Говорит»?

— У меня такое впечатление, что она боится.

— Я ее понимаю. Если они заподозрят…

— Да, конечно.

— Ладно, я с ней поговорю.

Базилия неподвижно сидела на стуле возле плиты. У ее ног на полу маленькая Роза играла с куклой. Двое старших — Жозеф и Мария — возились с конструктором.

Когда комиссар вошел в комнату, Базилия подняла на него глаза, и слезы покатились по морщинистому лицу. Оноре прошептал сдавленно:

— Бедная моя…

Она ничего не ответила, только горько кивнула. Сервион взял стул и сел напротив нее.

— Расскажите мне.

— Зачем?

— Мне нужно знать все, Базилия. Я заставлю их дорого заплатить за это!

— Это не вернет моих любимых.

— Да, это верно. Но я не хочу, чтобы они остались неотомщенными! Вы ведь знаете, как я любил их!

— Я знаю…

— Тогда скажите мне.

Она помолчала немного, потом начала рассказывать.

— Антуан, Доминик и Анна играли в карты. Я с детьми пошла в лес собирать травы. Вдруг я услышала автоматную очередь… В тот момент я ничего такого не подумала… Я считала, что к нам это не имеет никакого отношения… И только увидев их всех троих на земле, в лужах крови, я поняла… О! Эта кровь! Эта картина всегда будет у меня перед глазами, до самой смерти!

— Что вы сделали?

— Я сразу же завела детей в дом и закрыла дверь на ключ. Я не хотела, чтобы они видели. А потом уже пошла к ним… Они были уже мертвы… Изо всех ран текла кровь… Не знаю, как я не сошла с ума… Только мысль о детях поддерживала меня, ведь у них теперь никого, кроме меня, нет… Потом пришли люди… Они накрыли тела брезентом, женщины увели меня в дом… Кто-то из них сообщил в полицию. Вот и все.

— Базилия, я не верю, что вы мне сказали все, — тихо произнес Сервион.

— Почему?

— Я вас слишком давно знаю.

— Не понимаю…

— Вы прекрасно меня понимаете. Вы ведь видели этих бандитов, правда?

— Нет.

— Я уверен, что да. А если я скажу, что в этой банде был Фред Кабрис?

Она вздрогнула, и полицейский заметил это. Теперь он уже не сомневался, что она знает, по крайней мере, одного из убийц.

— Значит, вы знаете больше, чем я.

— Базилия, если вы назовете мне их имена, через час они будут за решеткой.

— Я повторяю вам, что…

— Ладно, успокойтесь, упрямая вы женщина!

Он кивнул в сторону детей.

— Вы молчите из-за них, верно?

— Кроме них теперь у меня никого нет.

— И вы опасаетесь, что они примутся за детей, если заподозрят, что вы были свидетельницей их преступления?

— Я ничего не видела! Я ничего не знаю!

Сервион помолчал немного, потом сказал:

— Базилия, вы понимаете, что своим молчанием вы предаете Антуана, Доминика и Анну?

— Я?

— Черт побери! Ведь вы фактически покрываете их убийц!