Характеры и судьбы - Валерий Орлов-Корф

Валерий Орлов-Корф

Характеры и судьбы

Велосипед

Санька пришел домой усталый и злой. Ночная смена, на которой он отработал семь часов, вымотала его. Три дня в неделю – не спать, а работать! И все – ночью! И это в восемнадцать лет; когда хочется к друзьям и подругам, когда танцы в парке, а потом провожание любимой, робкие поцелуи, какие-то глупые признания о чем-то несбыточном, а как это кружит молодую голову! А во всем виноват – велосипед! Мечта детства, сейчас может стать явью! Надо только продержаться всего один год на этой проклятой работе! Всего один год! И у него появится свой собственный спортивный велосипед, не какой-то там «дорожный вездеход» с толстыми колесами и прямым рулем, а он будет держаться за изогнутый руль, тонкие колеса будут шелестеть под ним. Сам Санька будет похож на птицу, которая разбегается и взмывает в небо! Да, это все только будет и… не скоро!

Дома никого не было: мать ушла на свой завод еще в семь утра, а младший брат, третьеклассник, видимо, только что убежал с приятелем-соседом в школу. Отлив из большой кастрюли в миску супа, Санька пошел на кухню, чтобы разогреть свой обычный завтрак. Дом, где он жил, был построен еще в тридцатые годы; это было трехэтажное сооружение барачного типа, толстые стены из красного кирпича обещали этому сооружению долгую жизнь. Война пронеслась над ним быстрым вихрем, оставила на стенах шрамы, а вот разрушить этого крепыша не смогла. Внутри тоже все было прочно, монументально и просто. Квартира представляла длинный широкий коридор, на который были нанизаны комнаты, десять с одной стороны и столько же с другой. Завод, строивший такие дома-общежития, не очень беспокоился об удобствах для жителей, главное было поместить туда как можно больше рабочих. Справа от входа в квартиру находилась кухня с газовыми плитами и умывальниками, рядом примостилась небольшая комната-туалет. Чем думали архитекторы, можно только догадываться, но каждое утро и вечер перед одним унитазом собиралось столько народа, что футбольные очереди могли только позавидовать такому количеству людей. Чаще всего умывались и справляли нужду жители комнат у себя за занавеской в ведро, а потом содержимое относили в туалет.

На кухне вдоль стен были устроены узкие столы с отметками для каждой комнаты. На них раньше устанавливали керогазы и примусы разных калибров; Санька еще помнит эти чадящие устройства, которые шумели и выли на разные голоса. Около каждой кипящей кастрюли стояла хозяйка и внимательно наблюдала за соседкой, что та готовит. И не дай бог, отойти от своего места, недоброжелатели могли свободно подбросить в кастрюлю не только какую-нибудь тряпку, но и дохлую мышь. Эти серые зверьки чувствовали себя в квартире вольготно; их, правда, вылавливали мышеловками, но на место каждой погибшей твари приходили другие.

Санька, не торопясь, подогрел завтрак, поиграл с толстым, ленивым котом, хозяйка которого полуслепая старуха растирала ложкой в миске какое-то варево. Разговаривать с ней не имело смысла, так как она давно была абсолютно глухая; но за этой бабкой надо обязательно наблюдать – она могла забыться, перепутать кастрюлю, снять соседскую с плиты и унести к себе в комнату или раз десять посолить еду. Бабка была не злая, но действия ее были не предсказуемые, как у всех выживших из ума старух.

У себя в комнате Санька удобно устроился за небольшим столиком, отрезал толстый ломоть серого хлеба, круто его посолил, полил сверху подсолнечным маслом, вычистил две дольки чеснока и принялся хлебать горячий суп. Злость, принесенная с работы, куда-то улетучилась. Он ел медленно, с наслаждением, выковыривал ложкой маленькие куски мяса. В полуоткрытую дверь он увидел колесо висящего на стене соседского велосипеда. Какая-то досада кольнула душу Саньки. «Надо же, у этого парня все есть: и велосипед, и проигрыватель, и модная куртка, а ему приходится горбатиться на заводе, чтобы получить свою мечту – велосипед!» От мрачных мыслей его отвлек появившийся в проеме дверей соседский кот, неопределенной породы, шкура его была сверху – белая с серыми полосам, а снизу – чисто серая. Соседка всем доказывала, что такие коты были завезены из Германии и что их специально держали только в королевских палатах, так как они отлично ловили мышей и крыс. Этот же кот… ни одной мыши не сумел, а может и не хотел поймать! Только и знал, что ходить по соседским комнатам и клянчить вкусные куски: зайдет в открытую дверь, сядет около стола, умильно глядит на хозяина и тихо просит на своем кошачьем языке. Санька никогда не отказывал этому попрошайке. Вот и сейчас, нашел в тарелке маленький кусочек мяса, двумя пальцами осторожно вытащил его и бросил коту. Тот, как собака, на лету поймал подачку, сразу проглотил, и снова принялся просить, желая получить добавки. Санька хотел его снова угостить, но, увы, в тарелке мясных деликатесов больше не нашлось. Заглянула в комнату и соседская кошка Мурка – тощая, серая с большим животом. Переговорив с котом на своем языке, она не заходя, исчезла в темном коридоре. Видимо, он ее предупредил, что поживиться здесь нечем. Эта кошка была «головной болью» соседки, так как она исправно приносила два раза в год по три котенка, и та всегда мучилась с этим приплодом: выкидывать было жалко, а оставлять себе – не возможно! В этой квартире, почти в каждой комнате обитали эти хвостатые попрошайки. И почему-то они всегда мирно жили с мышами.

Санька, забыв о кошках, снова вернулся к мыслям о соседском велосипеде. Напротив жил его детский приятель Генка, с которым они раньше играли все дни, а сейчас он, заканчивал учебу в техникуме, и свободного времени у него почти не было. Да, и Санька тоже не мог похвастаться, что он – свободный человек: работа на заводе, учеба в вечерней школе, спорт – забирали все двадцать четыре часа. Вот раньше, лет шесть назад, они были свободными от всех дел; он вспомнил, как на самодельном самокате громыхал с утра до вечера около своего дома. Самокат этот сделал соседний парнишка, вместо колес у него были закреплены большие подшипники, которые принес отец с завода. Потом у приятеля появился настоящий самокат с резиновыми колесами; вот Санька и получил «по дружбе» этот грохочущий агрегат. На нем можно было ездить только по асфальту, а если чистить подшипники и смазывать их маслом, то самокат по скорости не уступал и настоящему. Правда, у Генки, уже с третьего класса в коридоре стоял настоящий самокат заводского производства. Еще бы, он был у матери один, и та за ним ухаживала, как за любимым чадом, и не кричала ему в лицо, что он «навязался на ее голову». А как она его кормила: Санька вспомнил, как его несколько раз приглашали обедать к Генке. На столе он увидел такие блюда, какие ему приходилось видеть только в книгах на картинках: пирожки, пирожные, разные винегреты. А, котлеты – один запах от них сводил с ума! Да, это не этот пустой суп, где плавают макароны, а вместо мяса – какие-то жилистые кусочки.

Генка тоже рос без отца; тот был шофером и погиб в какой-то катастрофе; его портрет висел на стене в темной рамке над кроватью матери. Генкина мать окончила институт и работала инженером на заводе, их даже поставили на очередь по улучшению жилья. Санькина мать приехала из деревни; образование – семь классов; профессии – нет! Вот она и работает уборщицей в цеху! А про отца, Саньке и говорить было стыдно; приходили какие-то мужики к матери, пили водку, его выгоняли на кухню. В детстве, когда он интересовался о своем родителе, мать только криво усмехалась и говорила: «Нам одним неплохо живется! Незачем дармоедов на шею сажать!»

В четвертом классе Генке купили велосипед, подростковый, и, конечно, он давал кататься Саньке! Где только они не ездили на нем! Дворы всего района были ими изучены. Они знали все входы и выходы всякого укромного места. Но однажды Генка оставил велосипед у магазина, отлучился за покупками, а когда вышел, велосипеда уже не было! Наступили скучные дни для приятелей! Правда, каждое лето мать отправляла Саньку в пионерский лагерь, где за каждым отрядом был закреплен велосипед. Кататься разрешали только по стадиону; желающих было предостаточно; после завтрака ребята устремлялись в сторону стадиона; первый добежавший получал от физорга железного коня, на котором по лагерной договоренности, мог проехать пять кругов вокруг футбольного поля. Какое было наслаждение представлять себя гонщиком и нарезать тяжелые километры по песчаной дорожке. В день Саньке удавалось накрутить до пяти километров, потом долго болела спина, руки и особенно мышцы ног. Зато, какую он чувствовал свободу, кем себя только не представлял, сидя на велосипеде, и летчиком, и шофером, и танкистом.

Про все это Санька мечтательно вспоминал, доедая свой холодный суп, пережевывая невкусные макароны, рассматривая в проеме двери соседский велосипед, сиротливо висящий на стене. Да, у него он бы не скучал в коридоре; у велосипеда не нашлось и свободной минуты для отдыха! Генке мать купила «взрослый» велосипед, который больше пылится в помещении, чем ездит по дорогам. Просить у соседа покататься, вроде бы, непринято! Давно выросли из детского возраста, где часто понятия «твое – мое» путались в детской непосредственности.