Дикий. Прирученный. Твой (СИ) - Арская Яна

Яна Арская

Дикий. Прирученный. Твой

1

Часть первая. Побег и цепи

Иелана

Вот и все.

Брак с незнакомцем. Отец сказал, и я послушно склоняю голову, соглашаясь на все. Ведь, в конце концов, для этого меня и родили − заключить очередной союз между конкурирующими Домами. Средневековье, как оно есть. Правда, с особым вкусом – коньяка и мелованной бумаги «Голден Кинг».

Ирония достигала своего пика, когда я поднимала взгляд и видела сидевшего на противоположной стороне лимузина Маркуса, сосредоточенно следящего за машинами и сопровождавшим нас конвоем из двух мотоциклов.

Мой телохранитель всегда был ответственным. Оборотни иначе не могут.

Выведенные в элитных питомниках, они рождаются и живут с одной мыслью − защищать хозяина до последнего вздоха. Уж не знаю, что влияло на них сильнее: внедренная в подкорку мозга пси-программа или естественная волчья суть. Верные, безжалостные… Они были идеальными защитниками человечества.

Когда мне покупали Маркуса, папа шутил: «Теперь малютке будет кому трепать нервы, пока я работаю». Ему нравилась идея безусловной преданности.

А мне нравился сам мальчишка – вихрастый шатен едва ли старше хозяйки, но на целую голову выше, с серьезными серыми глазами и пластиной shock-ошейника на шее. Он стоял возле полноватого заводчика и взволнованно улыбался. Словно только меня и ждал.

– Это величайшая честь. Я потомок Грома Ярого из ветви таежных волков, – отчеканил волчонок заученно. – Прошу, дайте мне имя и позвольте служит вам до самой смерти!

Кто бы мог предугадать, что подарок на десятилетие, личная живая игрушка и безупречный слуга-защитник станет для меня ближе любого другого существа на земле… и сделает грешницей.

Я без памяти полюбила Маркуса.

Не помню, когда полноценно осознала это чувство, может, где-то между четырнадцатью и пятнадцатью годами, когда в очередной раз утешалась на его груди после ссоры с родителями. А может, когда он получил пулю, прикрывая отца на приеме у мэра Константинии… Факт оставался фактом. Я любила выведенного гениальными генетиками монстра. И это чувство – неистребимое, мучительное и невзаимное, выжигающее сердце до основания – было под запретом.

Недопустимо. Омерзительно. Люди не должны желать оборотней.

Я поняла, что скоро прокушу губу. Маркус отдал приказ через рацию и повернулся ко мне:

− Как ты, Лана? Укачало? − наедине он мог позволить себе вольности и прямое обращение на «ты». Я кисло улыбнулась.

− Предвкушаю брачную ночь… Слушай, а может еще не поздно? Давай угоним экипаж и рванем на острова Бражникова? Не-не, сам посмотри, на мне ювелирки столько, что хватит на покупку целой деревни с парочкой крестьян!

Телохранитель отвел взгляд и со всей осторожной любовью, присущей только ему одному, заметил:

− Рад, что чувство юмора тебя не покидает. Ты очень смелая.

– Серьезно, выруби водителя и…

– Просто поспи. Нам еще несколько часов ехать до дистрикта Долорецких.

Нет, ну а на что рассчитывала? Мы оба знаем причину, по которой меня хоть и с боем, но смогли засунуть в эту машину, везущую теперь нас на "смотрины". Либо я, либо Натина... Моя прекрасная талантливая сестренка.

***

Было много криков. Обвинений. Под конец заплаканная мать опустилась на колени (а на каблуках это, надо заметить, непросто) и прошептала:

– Как ты можешь быть такой эгоисткой? Все твои подруги уже нашли себе выгодную партию. Они помогли семье, а ты… Не думаешь о нас, подумай о себе. О своей сестре!

− Вот только Нату в это не втягивайте! – от злости потемнело в глазах.

Подумать только, меня хотели продать незнакомцам за очередную выгодную сделку. Даже не спрашивали – ставили перед фактом. Ты выходишь замуж и точка!

− Что скажут партнеры отца, если узнают, что ты такая… такая… Про вас обеих пойдут слухи. Никто, абсолютно никто не захочет взять ее в жены, боже!

Ваза выпала из рук, так и не встретившись со стеной. Они знали − эхом прокатилось в голове. Знали и молчали. К моим ногам кинули смятые листки, на которых множество раз, со всей любовью было выведено заветное имя, заключенное в сердечки. Значит, слуги копались в мусоре…

Это конец.

− Так будет лучше для всех, – неохотно взял слово отец, вставая из-за рабочего стола. – Пора становиться нормальной, Иелана. Тебе девятнадцать, ты достигла брачного возраста. Взрослой девице не пристало сидеть за книгами, бродить черте где и прятаться от своих обязанностей!

– Обязанностей?

Нет, конечно, я знала о порядках высшего общества. Вечно ходить в девках не могли себе позволить даже дочки президента, но ведь не таким же способом. Не таким!

– Пора вернуть долг Дому Лисовских. Ты получишь достойное будущее рядом с достойным человеком, я − отличного союзника, аон… жизнь. Сама ведь знаешь, что бывает, когда оборотни переступают черту. Их отправляют на переработку.

– Мы никогда… Он… Он даже не в курсе, – беспомощно прохрипела я, оглядываясь на мать в поисках поддержки. Офелия Лисовская лишь съежилась и брезгливо поджала губы. Ей противно. Я противна собственной матери.

– Черт, девочка, думаешь, я идиот? Конечно же, ничего не было! – Отец хлопнул по вишневой столешнице ладонью, громко выдохнул, возвращая самообладание, и достал из ящика стола толстую сигару. Давненько я не видела его курящим. – Ничто из того, что происходит под этой крышей, не ускользнет от моих глаз. Ты ходила по лезвию… Повезло, что тебе хватило ума сохранить невинность. Это главное требование Долорецких.

Долорецкие? Так вот кому меня отдают: владельцам самой крупной генетической лаборатории Славии. Сомнительная репутация, родство с правящим Домом и очень – очень! – много денег.

– Думаю, им понравилось твое демонстративное пренебрежение светской жизнью. В их глазах – это большой плюс для будущей эффиры, – добавил отец. А мать закивала, как игрушечный болванчик:

– Их семья очень щедра. Они готовы закрыть глаза на слухи и даже милостиво позволят Маркусу присутствовать на свадьбе. В последний раз.

– А как же…

– Мы позаботимся, чтобы твой питомец с достоинством ушел на пенсию и прожил остаток жизни в сытости.

– Мне не позволят взять его с новую семью? – треснувший у основания мир наконец-то начал разваливаться. Шикарная комната в георгианском стиле с витиеватыми светильниками, бархатной мебелью и галло-экранами во всю стену размылась, будто отдаляясь в замедленной съемке.

– Таковы правила. Я тоже после заключения брака оставила свою волчицу Пушинку у родителей. Это нормально! – раздраженно подтвердила мама, поправляя прическу. – И помни, все, что ты планируешь выкинуть, отразиться на дальнейшей судьбе Натины. Кто-то из вас должен стать женой Виктора, и если не хочешь ты, то…

– Довольно! Я поняла!

Опустошенная вернулась в свою спальню – прекрасные трехкомнатные апартаменты с видом на сад. Мы были богаты, но, видимо, недостаточно. Свобода моей младшей сестры, мечтавшей петь на сцене Большого Константинского театра, жизнь лучшего друга…

Все повисло над пропастью.

И теперь уже поздно спрашивать себя: «А что было бы, если бы у меня хватило решимости сбежать с ним?»

С самого утра меня начали прихорашивать. Накрутили жесткие темные волосы на термощипцы, осветлили золотистую кожу несколькими слоями пудры и нарядили в церемониальное платье для высших эффир, супруг наследника Дома – розовое и пышное. Сидело оно на мне, как на корове платье для высших эффир. Короче, не очень.

При этом горничные в три голоса расхваливали жениха. И хорош собой, и стрелок отличный, а уж как танцует!

– Толку с этих плясок? – скривилась я, чувствуя, как одна из булавок медленно погружается куда-то «чуть ниже экватора». – Ай... Он ведь даже меня не видел. Явно что-то этим браком хотят прикрыть. Может, он, вообще, мужеложец?