Распадающаяся Вавилонская башня - Григорий Померанц

Померанц Григорий

Распадающаяся Вавилонская башня

Григорий Померанц

Распадающаяся Вавилонская башня

"Бьется сила разрушенья с силой созиданья"

Глава первая

Ветвящиеся кризисы

Когда мы имеем дело с крупным мыслителем, то он всегда в чем-то прав; нельзя выкинуть из истории Ницше, нельзя выкинуть Маркса. Чувство Бога действительно умирало в западной цивилизации, и гипербола Ницше - Бог умер! - осталась как знак начавшейся катастрофы. Бубер точнее назвал ее затмением Бога. Но в гиперболе, в "неразвитой напряженности" (как сказал бы Гегель), в "страстной односторонности" (на моем языке) есть энергия открытия, и формулы, в которых эта энергия отпечаталась, культура не забывает. Они в чем-то ценны для понимания того, что произошло. Наверное, потому, что великое никогда не рождается вяло, в полутьме, без яркой вспышки, которая и освещает, и ослепляет.

Такой вспышкой была интуиция Маркса, что капиталистическая цивилизация выходит из кризиса средствами, которые создают новый кризис, опаснее прежнего. Маркс втиснул эту интуицию в экономический контекст, сузив свою мысль, сделав ее уязвимой. Научно-техническая революция вывела капитализм из замкнутого пространства экономических циклов. Но разрушительное движение продолжалось. Призрак экономического краха уступил место угрозе экологического краха - и целому ряду других угроз. Ибо кризисы стали ветвиться, и современная цивилизация кружится в клубке кризисов.

Не то при Хрущеве, не то при Сталине мы смеялись над анекдотическим вопросом: что с нами будет, если мы догоним Америку, которая катится в пропасть? И вдруг оказалось, что американский уровень производства и потребления, распространившись на 6 200 000 000 жителей земли, действительно немыслим, экологически невозможен. А между тем население растет все быстрее: за время моей жизни - в три раза, а с начала XX века - в четыре раза. Конфликты в тесной коммунальной квартире неизбежны, а средства производства (пригодные и как средства разрушения) достигли такой мощи, что человечество впервые за всю свою историю способно эту историю прекратить.

Можно ли обособиться от рокового процесса? Можно ли укрыться от истории? В прошлом такие примеры были. Византия, а за ней Тибет создали культуры, духовно замкнувшиеся от мира. Особенно удачно это получилось в Тибете. Он внешне был защищен горами и социальную структуру создал, способную оставаться неизменной сколько угодно лет1. Но соседи развивались, горы перестали быть непреодолимым препятствием, и Тибет стал легкой добычей для Китая. Византия продержалась тысячу лет (теряя одну провинцию за другой), но и она рухнула. Обособившиеся культуры не умеют учиться у соседей, не умеют извлекать опыт из своих поражений, и соседи их сминают. На сегодняшний день обособление имеет только относительный смысл, давая местной культуре время переварить проглоченное и перевести глобальные термины на свой язык. От участия в глобальных процессах невозможно отделаться. В той или иной форме оно неизбежно. И приходится всем искать выход из общего кризиса.

Маховик развития нельзя остановить, нельзя резко затормозить; но если торможение вовсе не удастся, затрещит природный сук, на котором мы все сидим, затрещит биосфера, и человечество рухнет. Никто не усидит в воздухе, не останется никакой "почвы", за которую уцепиться. Что же делать? Прежде всего, понять, что торможение в принципе возможно, периоды торможения уже случались. Были эпохи стремительного внешнего раскручивания, эпохи экспансии (торговой и имперской) "вширь", "вперед" - и переходы от центробежного развития к центростремительному, к поискам духовного единства. Пространственные образы здесь условны. Одно и то же может обозначать термин "центр" - в противоположность периферии или "вертикаль" (обозначенная словами "вглубь" или "вверх") - в противоположность горизонтали. Бахтин, например, писал, что в "Божественной комедии" Данте одинаково напряженно чувствуется вертикаль (как в средние века) и горизонталь (как до и после средних веков). Суть дела в переоценке ценностей и целей. Данте поместил Одиссея в ад. Новое время реабилитировало Одиссея.

Примерно две тысячи лет тому назад героические подвиги уступили первое место подвигам созерцания, в котором раскрывалось заново Священное, и на этой духовной основе (общей для целого круга культур, для культурного мира) была создана единая для всех иерархия, такая же строгая, как в "мировом дереве" шаманов2. Система ценностей вновь встала на свое место.

Если взглянуть на историю с птичьего полета, то это движение от простых разрозненных групп к единой и очень сложной глобальной цивилизации. При каждом шаге вперед что-то терялось. Терялось чувство психической и космической цельности, терялась устойчивость общества. Примитивные культуры живут без кризисов тысячи лет, сложные чаще всего рушились (на этом факте основаны циклические теории исторического процесса). Но рушились не все культуры. Не рухнули культуры, сумевшие найти новую духовную устойчивость и новый социальный порядок, опиравшийся на этику Святого писания. Распространение языка и шрифта Святого писания создали границы культурного мира. Этот порядок продержался до Нового времени.

Такова схема. Однако стабильность Византии оказалась хрупкой и была разрушена исламом. Ислам (если не говорить о суфизме) снова перенес акцент на движение вширь. Борьба с натиском ислама подтолкнула европейцев в океаны и стала одним из импульсов к рождению новой экспансионистской культуры западной культуры Нового времени. Этот культурный мир не имел имперской организации. Развитие науки, техники, торговых инициатив переходило в нем из страны в страну и в конце концов стало основой политической силы. Из этого ящика Пандоры вышли многие успехи во многих частных направлениях - и нарастающие кризисы, грозившие неведомыми катастрофами. Мы просто не знаем, что выйдет из тумана XXI, XXII веков (если до XXII мы дотянем).

Простая культура вся вмещалась в голову, она была чем-то целым, без разрыва на техническую информацию, духовные ценности и т.п. В ней не было спора между религией и философией. Примитивный человек нравственно целен и учит детей своим примером. Этот пример на достигал уровня Алеши Карамазова, но он не падал и до Смердякова. А сейчас каждое поколение сходит со сцены банкротом; только отдельные люди вырастают до задач нашего времени или хоть приближаются к ним. Развитие в сторону "дробности" слишком далеко зашло, пора, как сказал Сент-Экзюпери, связать рассыпанные прутики "божественным узлом".

Наступило время поворота от центробежного к центростремительному, к созерцанию мирового духовного центра и покаянию за то, что забыли о нем, увлекшись частными успехами в борьбе с силами природы. В прошлом на покаяние уходило несколько веков. Но у нас нет этих веков впереди. Мы богаты только сознанием ошибок. За несколько десятков лет моей жизни я понял, что в идеях Парменида (человек - мера всех вещей), Пико делла Мирандолы (автора "Панегирика человеку", XV в.) и Маркса была великая односторонность, великая слепота к разрушительным духовным силам. "Бесконечное развитие богатства человеческой природы как самоцель" (Маркс) было развитием не одного только добра, и "добро с кулаками" не случайно обернулось злом с кулаками. Не случайно Телемская обитель (на воротах которой написано: "Делай, что хочешь") обернулась колымским лагерем смерти. Упущено было условие "ассоциации, в которой свободное развитие всех станет основой свободного развития каждого"; условие Августина: "Полюби Бога и делай, что хочешь". Полюби Бога и свободно твори Его волю, неотделимую от твоей собственной.

Идея диктатуры, способной создать гармоническое, цельное общество, оказалась ложной. Но проблема, которую Маркс пытался решить с помощью "диктатуры пролетариата", не была надуманной. Маховик либеральной цивилизации пошел в разнос и грозит катастрофой. Идеалы либерализма оказались таким же мыльным пузырем, как и идеалы Фурье, Сен-Симона и Маркса. Карабкаясь из-под глыб распавшейся советской системы, мы попадаем из одного процесса распада в другой. И нам снова вешают лапшу на уши.

Что только не раскручивало американское телевидение! Даже концепция конца истории, придуманная Френсисом Фукуямой, обсуждалась совершенно всерьез. Мне тогда - единственный раз в жизни - звонили из Би-би-си и спрашивали мое мнение. Видимо, корректным англичанам неудобно было самим сказать, что их разбогатевшая колония увлекается глупостями. Судя по тону сотрудника, беседовавшего со мной, он прекрасно все понимал, но нужен был русский мальчик, чтобы сказать, какого цвета платье голого короля.

Потом стали раскручивать Сэмюэля Хантингтона. Его концепция войны цивилизаций выстроена с таким количеством натяжек, что трудно их перечислить. Прежде всего, нет четкого признания, что речь идет об угрозе одной цивилизации, ислама. Индия ни при какой погоде не будет воевать с Западом. Китай в ближайшие десятилетия накапливает силы и не станет ввязываться в авантюры. Япония и Южная Корея - союзники США. Из дальневосточного культурного мира враждебен США только Вьетнам; с точки зрения глобальной стратегии это не очень крупная проблема. Не большая, чем Куба. Наконец, мир ислама раздроблен и даже в мысленной совокупности - не соперник США в большой войне. Клочки бумажного тигра, из которых теория склеивает нечто целое (и то - бумажное). В практической, не словесной войне ислам не блеснул даже в конфликте с Израилем. Угроза его - скорее в плодовитости мусульманок, чем в терроре фанатиков-самоубийц. И не надо путать террор с войной! Возможности террора возрастают вместе с общим ростом техники, они могут распространиться и на атомную энергию, и все же террор ближе к политической демонстрации, попытке слабого выглядеть сильным. В подобных демонстрациях участвуют не одни мусульмане. Протест против американизации глобуса имеет глобальный характер. Его участники и латиноамериканцы, и европейцы. Мусульманские экстремисты отличаются особым фанатизмом, и все же я бы хотел подчеркнуть общность мирового протеста против потоков пошлостей, льющихся в эфире, и господства транснациональных корпораций (с львиной долей американского капитала). Террор фотогеничен и очень эффектно смотрится с голубого экрана. Однако "нормальное" развитие рождало алкоголизм, наркоманию, СПИД. Нарастание экологической напряженности, нарастание психической напряженности от бесчеловечных темпов труда и транспорта - все это уносит в миллион раз больше жизней.