Kundskabens træ iii. 2015 - Константин Кадаш

Kundskabens træ iii

2015

Константин Кадаш

© Константин Кадаш, 2016

© Екатерина Гераскина, фотографии, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

[Enfaldig sång om inte återvänder]

в две трубы медные – по небу, с обратной,тыльной стороны недовериямы разбираем разности,сами окрыленные,с ногтями плоскими ив перьях.ты —с края раями медоносными мазанного,я —с игольного ушка через которое ни черту,ниангелу.отставаясь к каждому встречному, скорее,случайными,и,всего чаще,напрасными.

[отступные]

непутёвое множество сно-видал,сам говорил под нос: эка невидаль.если частое полунное сечение обрывается на полуслове,если не-ба позолота оплывает оловом,и твои оловянные солдатики маршируют строемпо роговеющему месяцу… еслиотозваться не эхом, новыстрелом, в этойпеснестанет больше прорешек, в которые:грошиком – в землю, семечком —в пашню, лакмусовой бумажкой – вчерничные пятнышки,расплывающиеся с каждым ударомсердешным.окажись здесь вещим, вешним,нездешним,рая отщипникусок украдкой,запиши в тетрадку:жил.

[на выдохе]

с чьей подачи страх – бел,чем смертен?…(так в фильме скверном:в скверемеломобвести тело…)с чьих слов мир сед и болен,и по какому праву – ваш?я воленрасписаться в этой пустоте,все знакираспознать/не выжечьна кости,на коже.но блажьподобиязашита с детствав мозжечке…«убий», не заповедь, зачин,и евхаристия – задел,пролог к очередному «да укрАди».я-вечность бога радииз ледяных твоих творилочередного человека.века.и не успел.

[говорение о непостижимости гражданской совести]

а человек был чобатый и —с комарами на пузе,ротозей,вызревал в каждое крохотное, толченое,как одуванчик – в асфальта трещины.кроткие кургузые лепесточки токал:цок-цок, словнокопытками ослик.дальше: лишь волглая пашенкапорастала мундирами, шлемами.так космические лоботрясыпотрясали дубинками,клокотали, каталисьи – до слепоты – ярое солнышкос ладоней высматривали.мы были белы и пострелы…пока бесцветный пан феней лопотал,сонливые птицы обессутиютились на раскидистых ветвяхбеспородных елей,елеем мазанных,холодом взлелеянных;вестимые вестники нашегоненаглядного, пущегоосмысла.

[радуга]

для непутевых, путейных, питейных прогнозов —новая радуга, переломленная через колено;да, дня говор с моих слов передан верно,до каждого нового трамвая донесен,бегущего по кольцу от бульваров к сердцевинеизжеванного ситцевого платьица бессловесной алисы,свернувшейся комочком в чащобах своего зазеркалья,лишенного заповедной заветности, выморочной праведности.ты только дождись, дождись: дождей, снега, мороза,всякой другой ненаглядной былинной х..ни,заштопай победные дыры выходного своего мундира,задуши в себе люто и чортом, и малютками его.тогда и выдохнем легко и свободно,тогда и покатимся колечком золотистым к солнышку в горницуот самого своего крылечка кособокого,от смешливого заупокойного детства. прочь.

[черный прямоугольник на сером фоне]

путеводные кострырасхристанные, христовые,как на расчерченной намертво дощечкеимени своего каракули вывести;

сушеные каракумы жевал,сплевывал лихо сквозь зубы, дурень,а все-все пушки/ружьишки/танчикиветром взъерошило, и понесло

стаей воробьиной над лесами-полями-весями,змеем развеселым бумажным над куполами,над маковками, под ногами твоими,широкой походке сватанными.

и было оружие словом, а слово былокак слава,как колокол,как легкое покалывание в сердце на выдохе,

когда от алого к букварю ниточка протянута,когда в одеяле – дырочка-морока,в которой – пальчики в кулачки и – инеем.и если ты не достаешь ногами

до спасительной голой веточки,дождись меня, дружочек,повиси еще вечность-другую,все тут будем, одним словом – навылет.

[Богоматерь песка]

Ритуалы необъяснимого:Голые короли рисующие по коже стиломНежность;Настырная педерастия и гомогенностьНеуемного распада:Сквозь темень и бездонность-Свет и серп.И легковесное отчаянье утраты ада.Всё – человечность,Всяк – человек.И каждыйЗаключен в святость и телесность нисхожденьяК бездушным небесам.Распятья, жертвенность, разлад,Судья которым —Сам,Пустыни ищущийВ избытке сада.

[причины и следствия/забвение языка]

Дни настали и схлынули,К осени запылились,Городом впроголодь исхлесталиРебра, ладони, губы.ИКаждыйГлаза прищуром роптал,Меняясь в лице, маясьВопросом, голосом, кризом,Седея волосом, аТолстобрюхие вприсядкуТвари,Голохвостые– крысы —В подполе словарьОбгрызли.И ничего не случилось

[узнавал…]

Узнавал небо на ощупь:Все-все ложбинки, изгибы, формы —От граней отступления/разрывы.Не видел солнца. ПальцемКасался, обжигаясь, края;Не ведал рая,лебедой незрячесть правил,Пока не стал молчанием,Пока не обернулся —Пылью,Укрывшей кости бога.

Когда над солнцем занялась заря немых,В бумажной кроне птицы стали.

[первая вариация для альта]

Следы читают меня со стоп,с изнанки,где колос,прорастающий в зерно, себя собою дарит…чаще к вопросу склонен голос,чем ум —чему меня учить, когда тышаг за шагом отступаешь к океану,оступаясь, остужаяпространство отражений,движений от, движений по.Не человек, но птицас асфальта поднимает стебель, тень,прячет в карман.И говорит, частит, срывается на крик,но не исходит звука

[…]

мой черный человек с бледными волосами не прячет лица,перед сном не укутывается в плед.читает лишние книги с конца,к обеду покидает планету,прихватив от бед оберег —игрушечного кита,опоясанного усом, кусок плащаницы,рукопожатие, реку.за ним – дым, там, пустые обиды…к черту планеты, звезды, болиды.с ампутированной душой инвалиды —мы – отступаем от края обрыва, помня черты,осцилляцию пульса,во рту привкус свинца.(но даже такое сердце битьсяне переставало)…после, лелея нарывы,справа-налево пунктиромвести по каса-тельной к телу ладони, пальцевкроткое посягательство.каждый не палач, но,в лучшем случае,жертваобстоятельства.в той или иной.вброд по дороге от/до_мойдо нитки промокнув в недвижной реке,выползаю к красной строке,ничей человек, оброненной тобой.

[Вихрь хунвейбин]

берег крут раскатистыйкак поросль неба в пере змея, когдак звездам, к брови, к паперти,и – падающие каплине уместить в ладони майскойсерый глазом, без берегав буйном боевом океанебуйнымберегом под беды боемчучелом конька-горбунка – к ковчегамкочегаром – к звездамкраснымнад пегой ломанной горизонтанад безмерной алойпод радугой революцийв малом – комком земляным, колобкомглиной вылепленным, чадным, вечнымразнымбыл буй жаром обуянный несносныйпадал со скатерти папироснымогарком о/грани берег, хранили в памяти таял-таялбез лепестка, без корня,

а к утру – стихло всё

[…и песни белых китов]

(наброска)

Великое смирение берет начало от великого греха,От введения к искушению.Ловчий ветра рассматривает рельеф потолкаКамеры добровольного одиночного заключения

Где-то на задворках вселенной, в летнем дворцеГлашатая смерти и зачинателя милосердия.Он уже стар, слаб, наг. Точнее – в одном шутовском колпакеИ в тапках на ногу босу и неверно поправшую тверди,

Как наверху, так и – под землей, там, где костьми играет Лета.Вот только лодки как не было, так и нет.И в лачуге смирения зима собою сменяет лето,В и без того тусклой лампочке неспешно меркнет свет.

Ожидание смерти – ничто прежде сонма вещей,К примеру, уныния, жажды прощения и исхода.Ловчий ветра, погрязнув в теле и в тени, за тем и за нейНе усматривая в себе человека,в этой вечности заперт, бездушен, богоподобен, зверея от года к году.

Дворец обветшал: позолота, лепнина, резьба по кости и плоти живойПолнит пространства лишенное площади, стен, пола;Что горит – сожжено, что все еще живо – лживо в своей полноте. СноваЗа дверью в небо картечью палит безликий звездный конвой.

Из колыбели, лежанки, ступеней, дверей, выпростанных лет,Из того, что когда-то хранило свет и цвело,Собран нехитрый ковчег.Монетку вложив под язык,Ловчий ветра закуривает и берет в руки весло.

Выгорел. Равнодушие разъело плоть, что твой яд,Здесь не возможно ни пробы взять, ни поставить точки.Клоуны и палачи, тени, сменяя друг друга шаг в шаг подрядПлетутся вдоль берега, нащупывая брод, наугад,И – безмолвные – тонут____ прочерк

Повторение фарса по сути – тот же актСо-творения лжи, но с изнанки вдохаЛовчий ветра не верит ни в рай, ни в ад.Только в плотность воды и невозможность бога.

[Kundskabens træ iii]