Ветер перемен - Андрей Колганов

Андрей Колганов

Ветер перемен

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Пролог

«Второй уж год я царствую спокойно…» – э-э, что-то мои мысли куда-то не туда занесло. И не царствую, и уж о спокойствии тоже говорить не приходится. Правда, насчет «второй уж год» – все верно. Год и три месяца, если быть точным, я провел в СССР, совершенно непонятным образом очутившись здесь в самом конце августа 1923 года. Попал, проще говоря. И несмотря на то что попал не просто так, а прямо в тело и сознание ответственного работника Наркомата внешней торговли, своим я этот мир, кажется, так до конца и не ощущаю. Нет, разумеется, освоился довольно быстро, а теперь врастаю потихоньку, даже друзьями уже обзавелся, и, кажется, собственная семья уже не за горами. Да и вмешиваюсь во все активно, дел наворочал немало… Но почти все это пока как будто бы со стороны.

Вмешиваюсь, да. По банальному сценарию – раз попал из будущего, значит, обладаю послезнанием, а раз в курсе, что, как и когда случилось и к каким последствиям привело, то могу этим знанием воспользоваться. Вот и пытаюсь подправить исторические события, подбрасывая основным действующим лицам специально подобранную информацию. Но только тот политический театр, который я попытался устроить, довольно быстро напомнил мне, что история театром марионеток вовсе не является.

Во-первых, вообразивший себя кукловодом на деле быстренько оказывается действующим лицом разыгрывающейся исторической драмы. «И мотало меня, как осенний листок…» – тьфу, опять какая-то ерунда в голову лезет. Но мотало, это точно. То в Кенигсберг мчусь догонять на аэроплане отбывшую в Берлин комиссию по закупке стрелкового оружия. То на Дальний Восток меня понесло с комиссией ЦКК – РКИ для проверки борьбы с контрабандой…

Во-вторых, история – отнюдь не покорная глина под руками скульптора, который мнет ее, как хочет, придавая ей нужную форму. Понадобилась хорошая встряска, чтобы осознать: тот, кто сует пальцы в жернова истории, рискует не только тем, что ему их прижмет, но и тем, что его самого затянет в эти жернова и безжалостно раздавит. Хорошо, что успел пальцы отдернуть, да и голову не снесло заодно, – легко, можно сказать, отделался. Всего-навсего выперли с работы. Ну что, как ты теперь будешь историю перекраивать в статусе простого советского безработного, а?

Глава 1

Я становлюсь позвоночным

Когда читаешь про безработицу, или видишь очередь на биржу труда, или даже смотришь в растерянные глаза сотрудников, попавших под сокращение, – это одно. Когда сам не можешь найти работы, простаиваешь многочасовые очереди, чтобы отметиться на бирже труда и получить крохи пособия по безработице, когда начинаешь считать копейки и экономить на всем, – это совсем другое.

Впрочем, совсем отчаянным мое положение назвать было нельзя. Отец Лиды, как и обещал, все-таки подкинул одну работенку с переводом. Какой-никакой, а заработок. Да и Рязанов помог. Несколько лекций, прочитанных по его протекции, не так уж давно помогли мне заработать на покупку пистолетов в Берлине. И теперь он не оставил меня в беде. Хвалил даже – за мое изложение студентам основ метода К. Маркса в «Капитале».

– Вот бы вам с Рубиным встретиться! – восклицал он. – Такого знатока метода Маркса еще поискать. Но как я ни бьюсь, пока Исаака Ильича из рук ОГПУ выцарапать не удается. Чертов позер! И надо же было ему изображать активную политическую деятельность Бунда! Ах, как жаль! – И тут же, вновь обращаясь непосредственно ко мне: – А вы бы не согласились читать у нас в Комакадемии лекции на постоянной основе? Зарплата у нас, конечно, не такая большая, как на руководящей должности в наркомате, но уж всяко лучше, чем прозябать на бирже труда!

Пойти, что ли, к Рязанову? Раз уж он о моих знаниях по методу «Капитала» так хорошо отзывается и к себе прямо заманивает. Но ведь с преподавательской должности мои задумки будет осуществлять не так уж и легко. Хотя… Лишней преподавательская работа не будет. Ведь здесь – молодежь. Плохо только, что не умею я легко с людьми отношения налаживать. Вон уже сколько студентов подходили ко мне после лекций, интересовались, спорили – а ни с одним прочных контактов не завязалось.

Нервы мои после первых двух недель горячки, последовавшей за решением уволиться из наркомата (о котором я уже десять раз успел пожалеть: а вдруг страхи были напрасны и все бы обошлось?), успели немного успокоиться. Поэтому вечером сижу перед раскрытым блокнотом и подвожу итоги. Ну и что же мне удалось сделать более чем за год моего пребывания здесь? С одной стороны, вроде и немало. Смотрите:

– провал восстания в Германии обошелся меньшей кровью (не было боев в Гамбурге);

– не удалось предотвратить, но удалось свернуть партийную дискуссию в конце двадцать третьего года;

– ликвидирован пост генерального секретаря ЦК, а занимавший его Сталин стал председателем Совнаркома;

– раньше, чем в моем времени, ликвидирован пост генерального секретаря ИККИ, и Зиновьев лишился этого поста;

– налажены первые контакты с представителями ОГПУ и РВС;

– сделаны первые шаги в развитии бригадного хозрасчета, и к этому движению активно подключен комсомол;

– изменилась расстановка сил в ЦК, Оргбюро и Секретариате ЦК;

– сорвана афера с «письмом Зиновьева», и лейбористы не проиграли парламентских выборов одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года…

Если уж быть до конца честным с самим собой, то не все мои действия, что называется, «в плюс». Есть и один явный косяк: неосторожно зацепил интересы Ягоды, и теперь из этого как-то надо выкручиваться.

Но с другой стороны, все достигнутое – это еще не результаты, а пока только первые шаги к ним. Чтобы эти первые шаги превратились во что-то более осязаемое, а не остались эфемерной рябью на поверхности исторического потока, предстоит еще провернуть массу работы. Привычно вздыхаю, и тут дребезжит звонок в дверь. Из прихожей слышится звонкий голос Игнатьевны:

– Виктор Валентинович! Это к вам!

Выйдя в прихожую, вижу у дверей молодого человека, одетого в довольно-таки добротное драповое пальто и теплую кепку. Он только что пытался растирать руками раскрасневшиеся с морозца уши, но, завидев меня, тут же бросил это занятие и встал чуть не по стойке «смирно»:

– Вы Осецкий, Виктор Валентинович?

– Да, я. – То, что парень из «органов», чувствуется сразу: это и к гадалке не ходи.

Впрочем, опасений у меня нет. Если бы речь шла о неприятностях, визитер был бы не один.

– Вам пакет. Получите и распишитесь.

Вскрываю конверт и достаю из него небольшой листок бумаги.

– Распишитесь, – повторяет парень, протягивая мне карандаш. – Вот здесь, прямо на конверте. А конвертик мне отдайте.

Расписываюсь, разворачиваю листок. Там всего несколько строчек:

«Виктор Валентинович! Хотелось бы продолжить наши не вполне оконченные беседы. Если вы не против, можно встретиться у меня в понедельник, 1 декабря, в 17.00.

М. А. Трилиссер».

– Позвольте записочку… – И молодой человек забирает листок у меня из рук. – Будет ли ответ? – тут же интересуется посыльный.

– Да. Вот, на конверте и черкну. – Опять беру карандаш и вывожу: «Согласен. Буду».

В ОГПУ, честно сказать, меня не тянет – уже объяснял, по какой причине, – но почему бы и не поговорить с умным человеком? Все равно ведь делать нечего… Но вот с чего бы это Трилиссеру так понадобилась беседа со мной, что он аж посыльного пригнал, – непонятно. И эта непонятность немного напрягает. Ладно, думаю, дело так или иначе разъяснится. Зачем голову ломать, если информации для ответа нет и взять неоткуда?

Поэтому до понедельника доживаю достаточно спокойно, прихожу, не торопясь, пешочком (и полезно, и на трамвай не тратиться) на Лубянскую площадь, в бюро пропусков ОГПУ. По партбилету получаю пропуск… А вы думали, по паспорту? Паспорт у меня всего один – заграничный (поскольку других в природе СССР сейчас и не существует), – и тот остался в сейфе в НКВТ. Служебное удостоверение я тоже сдал. Так что партбилет у меня – самый мощный документ… Получаю, значит, пропуск и иду к Михаилу Абрамовичу в кабинет.

Здороваюсь, оглядываю его с ног до головы, бросаю взгляд на вешалку. На Трилиссере суконная гимнастерка-френч с накладными нагрудными карманами. Нарукавный клапан исчез, и знаки различия – четыре эмалевых ромба – переместились на краповые петлицы на воротнике. На вешалке – серая шинель с ромбовидными краповыми петлицами и такой же серый зимний шлем с краповой звездой…