Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я - Альберт Эспиноса

Альберт Эспиноса

Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я

TODO LO QUE PODRÍAMOS HABER SIDO TÚ Y YO

SI NO FUÉRAMOS TÚ Y YO

Una novela de ALBERT ESPINOSA

Пролог

ЧУДЕСНЫЙ ПАРЕНЬ

Наши тигры пьют молоко,Наши соколы ходят пешком,Наши акулы тонут в воде,Наши волки зевают перед открытыми клетками.

Нет, это написал не я, но эти строки приходят мне в голову всякий раз, когда я думаю о нем, и тогда я чувствую себя счастливым и храбрым, спокойным и уверенным. Они вызывают у меня широкую улыбку, улыбку номер «три», которую он хорошо знает. У него есть дар распознавать, сколько у тебя лиц, сколько взглядов, вздохов, жестов и улыбок и что означает каждая из них. Другой его дар — умение делиться смирением, счастьем, искренностью, любовью и жизнью с теми, кто его окружает и кого он любит. Он всегда находит подобающие случаю слова и жесты. Он прекрасный и удивительный человек.

Когда я увидел его впервые, я не знал, кто он такой, знал только, что он живет в слишком быстром для человека ритме, что он очарованный жизнью подросток с фигурой крупного парня, что он излагает свои мысли по пунктам — их всегда пять — и большую часть времени тратит на объяснение первого и второго и лишь потом переходит к третьему, четвертому и, наконец, пятому, сопровождая эти объяснения рисунками и надписями на уголках листов бумаги, газет или салфеток.

При первой встрече он приветствует тебя рукопожатием или целует в щеку, а при расставании наверняка заключит в медвежьи объятия.

Я познакомился с ним не так давно, однако за время напряженного общения, сопровождавшегося работой, смехом, волшебными словами и минутами, объятиями, подарками, а порой и слезами, я узнал его лучше. Мы сблизились настолько, что, едва услышав друг друга по телефону, уже знали, что происходит с каждым из нас. Нырнув в глубокое море, именуемое жизнью, я обнаружил в одной из раковин очаровательную сияющую жемчужину, которая была не желтой, а разноцветной и звалась Альбертом Эспиносой.

Альберту удалось написать фантастический роман, полный магии и любви, где все герои не знают преград в своем стремлении находиться рядом с теми, кто им дорог. Это мир обворожительных людей, способных отказаться от снов, но не от любви: «Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я».

Жизнь для Альберта — это возможность поворачивать дверные ручки. Всю свою жизнь я мечтаю оказаться перед множеством дверей, которые приведут меня в новые места, откроют новые дороги и подарят новые впечатления. Я знаю, что перед каждой из этих дверей встречу надежного друга, возьму его за руку, и мы пойдем дальше вместе, а если он почему-то не сможет меня сопровождать, я попрошу у него совета. Не выпускай моей руки, Альберт.

Рохер Берруэсо,

твой первый странный Актер

1

ОЛЕНИ С ГОЛОВОЙ ОРЛА

Пожалуй, больше всего на свете я люблю спать. Быть может, потому что мне бывает очень трудно уснуть.

Я не из тех, кто, едва оказавшись в постели, мгновенно засыпает. Я не могу уснуть ни в машине, ни в кресле в аэропорту, ни растянувшись в изнеможении на пляже.

Но после того как несколько дней назад я получил одно известие, мне необходимо было выспаться. С детства мне казалось, что сон изолирует тебя от мира, защищает от него. Ведь нападают лишь на тех, кто бодрствует, у кого глаза открыты. Мы же, исчезающие в объятиях сна, ни для кого не представляем угрозы.

Но уснуть мне бывает очень трудно. Приходится признаться, мне для этого нужна кровать, скажу даже больше — моя собственная. Вот почему меня всегда восхищали люди, которые, едва коснувшись головой любой поверхности, уже через две секунды крепко спят. Я восхищаюсь ими и завидую… Но разве можно восхищаться, не завидуя? Или завидовать, не восхищаясь?

Я не могу уснуть в чужой постели. Мне кажется, это правильно характеризует меня или, скорее, мой сон. К тому же я считаю, что кровать, а точнее, подушка играет в нашей жизни очень важную роль.

Порой мне задают бессмысленный вопрос: «Что бы ты взял с собой на необитаемый остров?» И я всегда думаю: «Мою подушку». Хотя почему-то отвечаю: «Хорошую книгу и великолепное вино», — всегда употребляя эти два не слишком удачных эпитета.

И в самом деле, должны пройти годы, прежде чем подушка станет по-настоящему твоей, нужно сто раз с ней переспать, чтобы она приняла особую, неповторимую форму, которая тебя влечет и приглашает ко сну.

Со временем начинаешь понимать, как положить подушку, чтобы сон был крепким, как ее перевернуть, чтобы температура не превышала той, что тебе приятна. Ты даже знаешь, как она пахнет после сладкого сна. Знать бы нам столько о любимых людях, которые спят рядом с нами.

Хотя, признаться, я не верю в любовь, говорю об этом прямо, чтобы у вас не осталось никаких сомнений. Не верю, что можно просто так влюбиться, умереть от любви, сохнуть по кому-то, потерять из-за кого-то аппетит.

А вот во что я верил всегда, так это в то, что подушки вбирают в себя часть наших кошмаров, проблем и мечтаний. Поэтому мы надеваем на них наволочки: чтобы скрыть следы нашей жизни. Никому не хочется видеть свое отражение в каком-нибудь предмете. Как много говорят о своих владельцах машины, мобильники, одежда…

В тот день, когда мне позвонили в дверь, я проспал, вероятно, часа четыре. На время сна я почти всегда отключаю источники внешних звуков.

Когда мы исчезаем в своих снах, в нашей жизни остается много звуков: звук телефона, мобильника, домофона, будильника, текущего крана, компьютера… Они не знают отдыха, они всегда начеку. И либо ты их отключаешь, либо они вторгаются в твой сон.

Не знаю почему, в то воскресенье я оставил включенным домофон, нет, знаю: как раз в тот день мне собирались принести пакет, который должен был изменить всю мою жизнь. А я никогда не отличался терпением.

Еще в детстве, зная, что завтра меня ожидает что-нибудь приятное, я всю ночь не смыкал глаз. Не опускал жалюзи, чтобы рассвет ударил мне в лицо и новый день наступил быстрее, не позволяя сну продолжаться дольше нескольких рекламных роликов. Да, я всегда полагал, что сны — это реклама. Одни бывают длинными, как клипы, другие короткими, как анонсы фильмов, третьи крошечными, как тизеры. И все они говорят о наших желаниях. Однако мы не понимаем их, как будто их снимал Дэвид Линч.

Но вернемся к теме. Я знаю, что нетерпелив, и мне это нравится. Нетерпение вдруг превратилось в ужасный недостаток, хотя все понимают, что это достоинство. Когда-нибудь мир будет принадлежать нетерпеливым. Я надеюсь на это.

Домофон вновь зазвонил и вторгся в мой глубокий сон. Помнится, в тот день мне снились олени с головой орла. Мне ужасно нравится смешивать разные понятия, чувствовать себя в своих снах немножко Богом.

Мне нравится создавать причудливые существа из фрагментов других существ или считать друзьями едва знакомых мне людей и особенно видеть во сне незнакомцев, с которыми я вступаю в близкие отношения. Порой мне кажется, что люди в своих снах совершают надругательство: надругательство над близостью, надругательство над языком, на котором говорят, надругательство над общепринятыми представлениями.

Сколько раз я занимался во сне сексом с какой-нибудь женщиной, а на следующий день не решался даже с ней поздороваться, опасаясь, что в словах «добрый день» прозвучит «доброй ночи, которую мы вместе провели».

Мир, вероятно, стал бы лучше, если бы мы рассказывали о своих эротических снах их главным действующим лицам.

Однако в эпоху, в которую мне выпало жить, это было невозможно. Я даже не мог себе представить, что этот день изменит мой мир — и, разумеется, мир всех остальных. Возможно, такие дни следовало бы отмечать в календаре цветом фуксии. Тогда нам пришлось бы раз и навсегда понять, что с этого момента больше ничего не будет прежним, что этот день затронет всех и породит коллективную память. И тогда мы могли бы решать, стоит ли в день фуксии вставать с постели.

Мой дядя пережил одиннадцатое сентября. В тот день ему было двадцать два. Он говорит, что его особенно потрясло столкновение второго самолета с небоскребом в прямом эфире. Он постоянно задавал себе вопрос: «Второй самолет задержался только для того, чтобы все телеканалы успели показать столкновение первого? Или же оба самолета должны были врезаться в башню одновременно, но второй просто опоздал?» Это его необычайно занимало. Ему хотелось знать, на самом ли деле террористы замышляли, чтобы все, включив телевизор, увидели второе столкновение, или же имела место зловещая случайность. Иногда он отвечал самому себе: «Если верно первое, то человеческая злоба беспредельна». И, клянусь, его глаза наполнялись глубочайшей печалью.

Однако вернемся к тому дню. Когда мне принесли пакет, мне снились олени с головой орла. Я проснулся оттого, что животное смотрело на меня в упор глазами орла и целилось рогами оленя, как будто собиралось наброситься на меня и выцарапать мне глаза своими орлино-оленьими копытами…