Письмо от бабочки Брэдбери - Павел Кучер

Павел Алексеевич Кучер

Письмо от бабочки Брэдбери

3976 год Танги (1643), 15 день 6 лунного месяца. Хансон (Сеул)

Восстановленный текст письма неизвестной наложницы, найденного при реставрации парковых сооружений Большого Королевского Дворца в Сеуле.

Место обнаружения — замурованная ниша в древней каменной стене 18-4/75NG возле набережной Хангана.

Предположительный возраст документа 350–370 лет.

Копия передана на ответственное хранение соискателю докторской степени по теме «Прикладная хронофизика Ангарского феномена» Игорю Матусевичу.

Владелец постоянно носил её с собой в качестве «счастливого талисмана».

Я пишу эти знаки в последние свои часы и плачу от радости. Мне есть, чем гордиться, даже перед вечным Небом. Господин счел мою услугу столь важной, что позволил мне самой сегодня прервать жизнь тогда и в том месте, кои сама сочту подобающими. Он лично выбрал для меня яд и обещал, что я даже не замечу разницы между сном и смертью. Сегодня самый счастливый мой день, ибо верно говорили мудрые люди: «Чтобы жить вечно, достаточно правильно умереть». Падающая звезда озаряет мир, цветок особенно красив, когда сорван.

Господин сказал, что после нашего разговора более никто не должен услышать от меня ни одного слова. Я могу решить, как сделать это удобно для себя, но хорошо, если моё тело не будут искать слишком долго. Он хочет и в самый последний раз видеть меня красивой. Поэтому я вернулась туда, где провела самый главный свой день. В нашу беседку под ярко голубой черепицей. В первое строение, отмеченное этим знаком покровительства Неба, у моста через ручей Чон Ге, почти на самой набережной Хангана. Господин учил, что надо понимать не только сказанное явно, но также сказанное молча. Если я всё поняла верно, то пустой лаковый футляр для шелковых свитков, который Господин изволил забыть в только нам двоим известной нише за облицовкой старого каменного столба у моста — это знак. Мне позволено говорить, не раскрывая рта. Господин должен узнать то, что мудрый Сыма Цянь называл «мнением очевидца», а нам не дали побеседовать. Любимый, я постараюсь успеть!

Утреннюю зарю праздника Юду я встретила, ожидая прихода Господина, слушая пение птиц и журчание реки. Он не появился и к последней ночной страже. Можно было отдыхать, но словно знаки судьбы выманили меня из беседки. Почему бы и нет? Поклониться воде и омыть волосы, чтобы смыть неудачу — это хорошее начало нового дня. Босая, тихо ступая по мокрым от росы камням дорожки, я прокралась к берегу, слушая, вдруг Господин окликнет меня? И замерла в изумлении.

Розовая в лучах восхода, оставляя за собой широкий пенный след, к берегу, гудя, как пчела, шла лодка с воздушными веслами на корме, подобными двум ветряным мельницам. Низкая и закрытая, вся траурно-белая, без украшений и орнамента, как погребальный саван с серебряным шитьем. Мертво сверкали зеркальные грани колпака и окантовки бортов, непонятные красно-оранжевые символы пятнали тупой нос.

«Кто посмел нарушить покой тайного сада Пивон? — подумала я. — Мороки или вестники? Надо сидеть тихо, но смотреть зорко. Утренняя стража ещё не скоро. Нет ли зла?»

Среди реки, в отдалении примерно одного ли, виднелась другая лодка, схожая с первой, как два куриных яйца. Первая уткнулась в набережную. Раздался хлопок, и небо над Ханганом озарил белый мерцающий свет, затмивший Солнце. Резкие черные тени протянулись от каждой ветки и травинки навстречу истинному светилу. В страхе я закрыла глаза, не смея дышать. А когда зрение вернулось, то сквозь радужные пятна я увидела двух великанов, уже стоящих на берегу. Один держал в руке догорающий искрами сигнальный факел. Блики огня плясали на серебре зеркальных шлемов, отражались в облитых металлом телах и в нечеловеческих зеркальных глазах. Чужие и грозные, как сказочные Лунные демоны, они молча ждали.

Распорядитель утренних церемоний, оказавшийся тут в неурочный час, тоже как будто оцепенел. Воин, что пониже, не кланяясь, заговорил, странно коверкая слова:

— Великое дело! Срочное послание Вану Чосона от Князя Севера! Первому же, кто может говорить с Ваном, следует быстро и тайно передать то, что Ван должен получить немедленно, лично в руки.

Распорядитель, побагровел от гнева на непочтительность, а он, по слухам, был человек высокомерный и злопамятный. Однако, услышав его ответ, я и сама ощутила прилив крови к лицу.

— В этот час тут нет столь достойных людей, — прошипел он, — разве что к вам подойдет женщина для удовольствий!

Да как он смеет, старый евнух, за глаза, при чужих людях, звать низкой кличкой хозяйку задних покоев Господина, пусть ещё и не давшую ему наследника? Гордо выпрямившись, я резким движением, так что разметались полы одежды, шагнула из-за кустов и строго спросила:

— Кто оскорбляет слух почтенного гонца искажением чужого титула?

Прохвост сделал вид, что ничего не случилось, подчеркнуто вежливо поклонился и, как бы только узнав меня, торопливо запричитал:

— О благородная госпожа! Вам, как первой фрейлине двора, не подобает находиться рядом с этими чужеземцами, тем более говорить с ними… И осекся, увидев широкую улыбку, озарившую лицо посланника при этих словах… Словно храмовый гонг ударил у меня в голове! Я забыла, что стою совсем одна, босая как деревенская девчонка, и глядя прямо в зеркальное забрало, повелительно протянула руку. Оба серебряных воина вытянулись передо мною. Потом один хлопнул в ладоши.

— Ли, пакет!

Из-под зеркального колпака лодки вылез на палубу и спрыгнул на камень набережной самый обычный кореец с хитрой деревенской физиономией, зачем-то одетый в облегающее серо-зеленое платье, с плоским мешком за спиной. Из поясной сумки он выхватил большой бумажный сверток и молча подал его посланнику. Посланник ловко снял грубую обертку и бросил её под ноги, а затем, изящно упав на одно колено, почтительно протянул мне конверт из блестящей серебряной фольги с изображением распахнувшей крылья птицы, упакованный в пакет из тонкой прозрачной пленки, хрустящей от каждого прикосновения.

Удивляясь самой себе, я крепко взяла конверт обеими руками и милостиво кивнула. Посланник выпрямился, обернулся к ряженому корейцу и подчеркнуто громко произнес:

— Это Великое дело! Охраняй письмо и госпожу! — затем чуть помедлил и добавил незнакомую фразу, интонацией схожую с речами учителя Куна. — Делай, что должно, и пусть случится, что суждено! Желаю удачи! — после чего совершенно дружески улыбнулся нам обоим и даже по-приятельски хлопнул корейца по плечу.

Второй воин, так же молча улыбнулся и тоже хлопнул корейца по плечу. Не оборачиваясь, оба они поспешно забрались в лодку. Колпак закрылся, воздушные весла бешено завертелись, сливаясь в прозрачный круг… Лодка, гудя, попятилась задом, развернулась и, оставляя шлейф пены, помчалась прочь, легко, будто не заметив, проскочив между поплавками цепи ограждения дворцовой набережной. Следом устремилась вторая. Через пару минут обе они уже растаяли на горизонте…

Потрясенные, мы проводили чудо взглядами и переглянулись. Распорядитель утренних церемоний медленно, как бы про себя, дважды повторил:

— Это Великое дело… — обернулся и вдруг, со словами «Госпожа, я знаю, кто лучше всего доставит это письмо, скорее отдайте его мне!», потянулся к конверту.

— Стоять! Ни с места! Три шага назад! — прыгнул между нами странный кореец, почти оттолкнув сановника.

Со злорадным удовольствием я наблюдала, как тот уже буквально посинел от злобы. А поделом! Нечего хватать вещи, предназначенные лично Господину! Прижав к себе ярко блестящий конверт, я резво отскочила и спряталась за серо-зеленым мешком. Сановник беспомощно оглянулся и заверещал:

— Эй вы! Убейте его!

В саду Пивон не держат многочисленной охраны. Солдаты стерегут только внешние рубежи. Но, видимо, привлеченные светом, поблизости успели сойтись несколько дворцовых мастеров меча, ибо сразу трое, обнажив оружие, бросились к нам из-за кустов. Испуганно ожидая крови и смерти, я зажмурилась и сразу же оглохла от частого грохота. Мерзкая вонь ударила в нос. Всё окутал сизый дым. Осторожно открыв глаза, я увидела как мой страж, целый и невредимый, осторожно пятится назад от простертых перед нами четырех трупов, сжимая в руке смешной короткий мушкет с маленьким барабанчиком и дымящимся стволом. У лежащего на спине сановника почти не было головы, остальные упали лицами вниз, в последнем прыжке вытянув в нашу сторону клинки. Ужасные рваные раны покрывали их спины.

— Госпоже не стоит беспокоиться, — буднично произнес он. Затем добавил непонятное. — Пе-сец — он и в Африке Пе-сец… — со щелчком разломил свой мушкет пополам и вывернул из него на плиты набережной горсть пустых медных стаканчиков, со звоном раскатившихся в стороны… Сразу решительно затолкав на их место порцию новых…