Шпоры на кроссовках - Олег Верещагин

Олег Николаевич Верещагин

Шпоры на кроссовках

Учитель: – Дети, кто взял Бастилию?

Вовочка: (возмущённо) – Марь Иванна, я не брал!!!

Директор: (успокаивающе) – Ну что вы беспокоитесь, поиграют и вернут…

Пролог:

Странствующий рыцарь.

Кто сказал, что дважды два – четыре?!

Наглая ложь, как "я больше не буду!" первоклассника. Четыре – это "четыре", вполне самостоятельная и приятная для взгляда на мир оценка. А дважды два – это два раза по два и сколько не умножай, сколько не рассказывай родителям о математических правилах, заученных и тобой и ими ещё в первом классе – их отношение к произошедшему не изменится.

Своё собственное, впрочем, тоже. Если тебе тринадцать лет – недостойно обманывать себя разной отвлечённой фигнёй и сетовать на несправедливость учителей. Нужно мужественно стиснуть зубы, придти домой, выложить на стол дневник и принять неизбежное. Сурово и спокойно.

Хорошо, что родители вернутся только вечером. Но вечером-то что будет!!! Подумать страшно. Начнётся разбор полётов по полной программе. Непременно припомнят, что третья четверть – решающая (как и все остальные!) и начинать её так – недостойно сына интеллигентных родителей. Мда. Под вопросом окажется и пользование игровой приставкой, и дискотека в школе на 23 февраля, которое объявили наконец-то выходным днём. (И правильно, а то что выходило – 8 марта разные там двенадцатилетние соплюшки пищат о "женском дне", а День Защитников Отечества – фиг вам, мальчики, не доросли ещё!)

Нет, но он и правда не виноват! Первые "пары" с начала года! Другие по стольку в неделю таскают, а тут… Да и как он их схватил?! Недоразумение и печальное стечение обстоятельств! По алгебре его спрашивали на прошлом уроке – значит, просто по логике не могли спросить сегодня! Но откуда у взрослых логика, одни эмоции… И если бы ещё сказали, что он потратил время, отпущенное на домашнее задание, на разную ерунду, так ведь нет. Читал серьёзную книгу "Сто великих битв"! А уж география – вообще издевательство. Подавай училке объём воды, который реки Южной Америки в океан выносят. И высоту водопада Анхель. Лучше бы спросила, почему у водопада такое название – "Ангел" по-немецки. Он бы рассказал, как в 20-е годы теперь уже прошлого ХХ века немецкий лётчик Анхель, пролетая над джунглями, увидел воду, падающую с неба…

Здорово. Он прикрыл глаза и представил себя в кабине старинного самолёта. Внизу – зелёный ковёр джунглей, ветер свистит в ушах (кабины тогда были открытые). И вдруг – доннерветтер![1]

…

– Мальчик, смотри, куда идёшь.

Вздохнув, Колька Вешкин обиженно посмотрел вслед удаляющейся женщине в пальто с поднятым меховым воротником. Скучные люди – эти взрослые. Особенно – девчонки. Наверное, эта тётка и в двенадцать лет мечтала о таком вот пальто. И никогда не пыталась представить себе, как медленно рушатся вниз, в джунгли, белопенные каскады водопада с красивым названием Анхель. Даже обидно, что тот находится на континенте, за который Колька схватил сегодня "пару".

День был серый, совсем не зимний. С крыш капало, солнце на небе не просматривалось, снег пожух и покрылся чёрной сыпью. На дороге хлюпала всем известного цвета каша из песко-соляной смеси и растаявшего льда. А впереди просматривались ещё два с половиной месяца моральной пытки школой. Кольке захотелось сбросить рюкзак и попинать его ногами – просто так, для разрядки. Вместо этого он хмуро вздохнул, вжикнул молнией куртки, расстегнул её донизу и, сунув руки в карманы, зашагал по местами расчищенному тротуару домой.

С районного базарчика, который по выходным бодро шумел на площади Красногвардейцев, а в остальные дни – глухо бухтел, расползались неспешно последние торговцы. Давно разъехались на своих машинах с прицепами "зубрёнок" те, кто торгует вещами и бытовой химией. Укатили фургоны-"газели" торговцев электроникой и продуктами. Самыми стойкими оставались бабульки глубоко пенсионного возраста, сейчас и тащившие по раскисшему снегу свои поставленные на салазки детские коляски, набитые всякой ерундистикой. Для них базар – не столько средство добыть деньги (у многих из них пенсия больше, чем зарплата у колькиных родителей!), сколько место общения. Такой клуб – людей посмотреть, себя показать. Бабулек Колька не любил – они критически относились к молодёжи, подозревая её огульно в намерении бесплатно поживиться с лотков. Куда больше ему нравились небритые весёлые дедки, сшибающие на бутылку продажей разной механической и самоделковой мелочи, но эта публика по будням на базарчике почти не появлялась…

Через рынок идти было короче – вдоль основного ряда, направо, потом – в калитку, которая выводит к задней стенке магазина, а там – обогнуть этот магазин и окажешься прямо во дворе девятиэтажки. Колька так и сделал – свернул.

На пустых прилавках и между ними лежали клочки бумаги, яркие обёртки, полиэтиленовая плёнка. У дальнего конца ряда ещё переминались с ноги на ногу полдюжины продавщиц сигарет и прочих спичек с зажигалками, курили два дворника – перед тем, как приняться за уборку. Сразу за поворотом занимались тем же самым трое пацанов постарше Кольки – они было уставились на мальчишку с нехорошим интересом, но Колька хладнокровно прошёл между ними и не попытался оглянуться, когда сзади закашлялись и мокро чавкнул снег. На таких по пояс резиновых решительное поведение действует безотказно. Конечно, всегда существует опасность, но сворачивать из-за этого с выбранных путей… да ни финты подобного!

Несмотря на мятущуюся по поводу двоек душу, Николай Вешкин был весьма решительным молодым человеком.

Казалось, между двумя рядами навесов уже наступил вечер, хотя до сумерек оставалось ещё часа два, а до настоящего вечера – и того больше. Колька покатил перед собой банку "туборга" и совсем некстати подумал, что страшно соскучился по футболу. Скорей бы уж сошёл снег из дворовой "коробки" и подсохла земля… А то зима – это какой-то мёртвый сезон. Особенно такая, когда даже на коньках не покатаешься. То ли зима, то ли уже весна наступила – и не поверишь, что неделю назад морозы были под тридцать!

Как всегда – не вовремя. Нафик они на каникулах-то?!

– Пацан, может, купишь чего?

Колька так убедил себя, что кругом пусто – даже вздрогнул от этого сов-сем близко раздавшегося голоса и повернулся в его сторону.

Припозднившийся торговец оказался без претензий – как раз из тех самых мужиков, про которых думал Колька, сворачивая на рынок. Он разместил свой товар прямо на земле – на разорванной по швам коробке из-под бананов – и сам пристроился рядом на брезентовом рыбацком стульчике. Сидел, надвинув на лицо колхозный брезентовый же плащ с капюшоном и вроде даже и не смотрел в сторону мальчика.

– Не, спасибо, – мотнул головой Колька и шагнул было дальше, но торговец предложил снова:

– Да ты подойди, посмотри. У меня интересные вещи есть.

Колька знал эти "интересные вещи" – ещё советские значки, старые видеокассеты, собачьи цепи, разные там дверные петли и гвоздики в спичечных коробках… Хотя… встречались на таких вот банановых ящиках и правда удивительные вещи. То настоящая, не из рессоры сделанная, шашка с чёрным от времени темляком[2] на руку. То какая-нибудь аж дореволюционная книжка. То коллекция монет. То прозрачный портсигар с вырезанными картинками воздушного боя и надписью

МЫ НАД БЕРЛИНОМ!

Много ещё что можно было увидеть у таких торговцев. Но этот вёл себя странновато – не шутил, не пытался заглянуть в глаза, не расхваливал товар. Казалось, ему не очень даже интересно, подойдёт Колька или нет.

"Угу, – отметил осторожно тревожный внутренний голос, – подойдёшь, он прыснет в лицо какой-нибудь гадостью из баллончика, и очнёшься за этими ларьками… или там весной найдут, когда мусор вывозить будут… Это всё-таки мужик взрослый, а не трое дубов с сигаретами…" На самом деле На самом деле было странно – что он тут высиживает, на пустом-то рынке? И главное – сидит так, как будто у него тут встреча назначена или ещё раннее утро, а он первым пришёл и спешить некуда!

Но, помедлив, Колька всё-таки подошёл. Просто из любопытства, а ещё потому, что домой идти было стрёмно. Брезентовый дядя не пошевелился даже и больше никак свой товар не рекламировал. Его вроде бы вполне удовлетворил сам факт появления клиента.

На серо-коричневой картонке лежали несколько колец – вроде бы правда золотых, даже с камешками. Ещё – отполированное блюдце, овальное, в завитушках по краям. Распятие – деревянное, потрескавшееся…

– А это что за салатница? – поинтересовался Колька, указывая на блюдце.

Мужик невесть как углядел из-под капюшона этот жест и объяснил популярно: