Взаперти - Стивен Кинг

Стивен Кинг

ВЗАПЕРТИ

Каждое утро Кертис Джонсон проезжал на велосипеде пять миль. После смерти Бетси он ненадолго забросил эту привычку, но без велопрогулок стало совсем грустно, и он опять начал кататься, только теперь без шлема. Две с половиной мили по бульвару Галф, поворот — и назад. Кертис никогда не съезжал с велодорожек. На свою жизнь ему было плевать, но закон он уважал.

На бульваре Галф — единственной улице Черепашьего острова — стояло множество роскошных особняков, принадлежавших миллиардерам. Кертис на особняки даже не смотрел. Во-первых, у него самого денег куры не клевали (он заработал их старомодным способом — играя на фондовой бирже); во-вторых, никаких проблем с хозяевами этих особняков у Кертиса не было. Проблемы возникли только с Тимом Грюнвальдом (он же — Паскуда), а тот жил на другом конце бульвара. Его дом стоял на предпоследнем участке. Последний участок — самый лакомый, с лучшим видом на Мексиканский залив и единственный без дома — был главной, хоть и не единственной, причиной раздоров между Кертисом и Грюнвальдом. Нам нем росли только сорняки, кусты, низкорослые пальмы да несколько австралийских сосен.

Самый приятный момент в велопрогулках заключается в том, что можно не брать с собой телефон. Дома Кертис редко выпускал из рук трубку, особенно в часы работы биржи. Он был в хорошей форме — разгуливал по комнатам с радиотелефоном, время от времени возвращаясь к компьютеру; иногда брал с собой мобильный и выходил на улицу. Обычно он сворачивал направо, к концу бульвара — в сторону особняка Паскуды. До самого дома, конечно, не доходил — такого удовольствия он бы Грюнвальду не доставил. Кертис только проверял, не пытается ли Паскуда оприходовать участок Винтона. Конечно, Грюнвальд нипочем бы не смог провезти бульдозер или кран мимо недремлющего соседа — без Бетси под боком сон у него стал чуткий, как никогда, — но Кертис все равно за ним приглядывал, обычно спрятавшись в тени последней из двадцати двух пальм. Мало ли. В конце концов, именно этим Паскуда и занимался — уничтожал пустые участки, погребая их под тоннами бетона и цемента.

И Паскуда был хитер.

Пока все шло хорошо. Попытайся Грюнвальд застроить участок, Кертис быстро прижал бы его к стенке (в юридическом смысле). Паскуда еще не ответил за смерть Бетси — вот и ответит. Ничего, что Кертис потерял вкус к борьбе (себе он в этом не признавался, но в глубине души прекрасно понимал). Грюнвальд ответит по полной программе. Он узнает, что у Кертиса Джонсона зубы из стали… хромированной стали… и если он вцепится ими в глотку, то уже не отпустит.

Вернувшись домой в тот четверг, за десять минут до открытия биржи на Уолл-стрит, Кертис, как всегда, проверил сообщения голосовой почты. Их было два. Один из «Серкит-сити» — наверное, звонили узнать, доволен ли он плазменным телевизором, купленным в прошлом месяце, и под этим предлогом хотели впарить что-нибудь еще. Перейдя к следующему сообщению, Кертис прочитал: «383-0910 П.». Номер Паскуды. Даже его «нокия» знала номер Грюнвальда — Кертис сам ее научил. Вопрос: что могло понадобиться Паскуде этим будним июньским утром?

Может, он хочет мира. На условия Кертиса.

Посмеявшись над своей догадкой, Кертис прослушал сообщение. И обомлел, узнав, что именно этого и хочет Паскуда — ну или делает вид, что хочет. Уловка? Но зачем? Да и говорил Паскуда странно: тяжело, медленно, еле ворочая языком. Если это не скорбь, то очень похоже. Последнее время Кертис и сам так разговаривал, пытаясь вернуться в игру.

— Джонсон… Кертис, — с трудом пробормотал Грюнвальд и умолк, словно его смутило употребление личного имени. — Я больше не могу воевать на двух фронтах. Давай покончим с этим. Мне все надоело. Я в тупике, сосед. Взаперти. — Он вздохнул. — Я откажусь от участка — просто так, мне ничего не нужно. И возмещу ущерб за твою… за Бетси. Если тебе это интересно, приезжай в Деркин-Гроув. Я пробуду там весь день. — Долгое молчание. — Последнее время я часто там бываю. До сих пор не верится, что проект провалился, но, с другой стороны, я не удивлен. — Опять молчание. — Наверное, ты меня понимаешь.

Кертис понимал. Он и сам перестал чувствовать рынок. Что еще хуже, он потерял к нему интерес. Кертис поймал себя на подозрительной жалости к Паскуде. Ну и голос у него…

— Мы ведь были друзьями, — продолжал Грюнвальд, — помнишь? Я помню. Вряд ли мы снова подружимся — слишком далеко все зашло, — но хоть станем соседями. Сосед. — Вновь тишина. — Если ты не приедешь на Грюнвальдс-Фолли, я просто велю своему адвокату все уладить. На твоих условиях. Но… — Тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Паскуды. Кертис подождал. Он сидел за кухонным столом и не мог разобраться в своих чувствах, Через несколько минут разберется, но пока он был в полной растерянности. — Я хочу пожать тебе руку и извиниться за треклятую собаку…

Грюнвальд сбился и вроде бы — невероятно! — всхлипнул, потом в трубке щелкнуло, и автоответчик сказал, что новых сообщений нет.

Кертис немного посидел в ярком пятне флоридского солнца, которое даже в этот ранний час жарило, несмотря на кондиционер. Потом пошел в кабинет. Рынок открылся; цифры на экране компьютера начали свое бесконечное движение. Кертис понял, что они ничего для него не значат. Оставив миссис Уилсон короткую записку — «Уехал по делам», — он выскочил из дома.

Рядом с «БМВ» в его гараже стоял мотороллер, и Кертису почему-то захотелось поехать на нем. После моста придется пересечь главную магистраль, но ему это было не впервой. Сняв с крючка ключ и услышав звяканье брелока, Кертис ощутил знакомый укол горя и боли. Он думал, со временем это чувство пройдет, но сегодня обрадовался ему, как старому другу.

Неурядицы между Кертисом и Тимом Грюнвальдом начались из-за Рикки Винтона, богатого старика, с годами превратившегося в маразматика. Прежде чем превратиться в труп, он продал Кертису Джонсону пустой участок на краю Черепашьего острова. За полтора миллиона долларов. В обмен на задаток в сто пятьдесят тысяч он вручил ему закладную, нацарапанную на обратной стороне рекламного буклета.

Кертису было немного совестно, что он так воспользовался стариком. С другой стороны, Винтон (владелец компании «Провода и кабели Винтона») с голоду бы не умер, и хотя полтора миллиона — смешная цена за участок на берегу Мексиканского залива, это все же не гроши, учитывая ситуацию на рынке.

Ладно, ладно, гроши. Но Кертис был убежден, что в любви и на войне все средства хороши, а бизнес, конечно, разновидность последнего. Свидетелем при подписании договора была домработница Винтона — та самая миссис Уилсон, что работала и у Кертиса. Позже он понял, что сглупил, но тогда действовал сгоряча.

Примерно через месяц после продажи незастроенного участка Кертису Джонсону Винтон продал его Тиму Грюнвальду, Паскуде. На сей раз цена была более здравой — 5,6 миллиона долларов, и Винтон (не дурак, а тот еще проходимец, даром что при смерти) получил в задаток полмиллиона. При сделке присутствовал садовник Паскуды (оказавшийся и садовником Винтона). Тоже не самый надежный свидетель, но Грюнвальд, как и Кертис, рубил сгоряча. Только горячность Кертиса происходила из желания сохранить первозданную красоту Черепашьего острова — хотя бы самого его кончика. Так ему хотелось.

Грюнвальд, напротив, считал эту землю идеальным участком для строительства многоквартирного дома или даже двух (Кертис прозвал их Паскудскими Башнями-Близнецами). Во Флориде подобные дома вырастали всюду, как одуванчики на запущенных лужайках, и Кертис догадывался, кто на них слетится: идиоты, решившие на старости лет пожить в Раю. Четыре года будет идти стройка, а потом остров заселят старики с мешочками для мочи, болтающимися между цыплячьих ног. И старухи в козырьках от солнца, которые курят «парламент» и не подбирают за своими модными собачонками дерьмо на пляже. Ах да, еще перемазанные мороженым малолетние линдси и джейсоны, нудящие: «Ты обещал свозить меня в Диснейленд!» Кертис умрет от их недовольных воплей, к гадалке не ходи.

Не бывать этому, решил он. Расстроить планы Грюнвальда оказалось нетрудно. Неприятно, конечно, и Кертису участок не достался (вероятно, никогда не достанется), но Паскуда его тоже не получит. Как и многочисленные родственнички Винтона, сбежавшиеся оспаривать подписи на договорах, точно тараканы на лакомый кусок. Земля теперь принадлежала адвокатам и судам.

То есть никому.

А с никем Кертис умел работать.

Тяжбы длились уже два года, и Кертис потратил на адвокатов почти четверть миллиона долларов. Он пытался думать, что жертвует деньги какому-нибудь замечательному фонду по охране окружающей среды — «Джонсонпис» вместо «Гринписа», — но эти взносы из подоходного налога никто не вычитал.

Грюнвальд выводил Кертиса из себя. Отсудить участок стало для Паскуды делом принципа — он ненавидел проигрывать (тогда Кертис тоже ненавидел, сейчас уже меньше), и у него было много личных проблем.