Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока - Карина Чумакова

Карина Чумакова

Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

Во внутреннем оформлении использованы фото из личного архива автора, а также:

Victoria Lipov, Filipe Frazao, elissa1000, littleny / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com;

© Richard Ellis / Alamy / DIOMEDIA,

© Aurora Photos / Alamy / DIOMEDIA,

© Stacy Walsh Rosenstock / Alamy / DIOMEDIA

© Чумакова К., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Вступление

Я начала роман с этим городом так, как начинают все великие любовные истории – без мысли о том, как ее завершить.

Есть города, которые с первого взгляда внушают если не любовь, то, по крайней мере, однозначную приязнь. Они умеют преподнести себя с лучшей стороны: включить обаяние узких средневековых улочек, очаровать платановыми бульварами, закружить в калейдоскопе мостов и каналов… Нью-Йорк так не умеет.

Для многих первое знакомство с Нью-Йорком – это история обманутых надежд. Порой мне даже кажется, что он нарочно поворачивается к зрителям спиной: обескураженные путешественники с горечью рассказывают, что Таймс-Сквер оказалась грязноватой площадью, наводненной ошалевшими туристами, что Бродвей – не «праздник, который всегда с тобой», а унылая улица с шестиполосным движением, а дорога из аэропорта Кеннеди на Манхэттен… Если честно, я и сама предпочитаю проезжать ее с закрытыми глазами.

Проблема в том, что «анамнез» Нью-Йорка отягощен невероятным количеством стереотипов – кинематографических, литературных, мифологических и социокультурных. Большинство из приезжающих сюда впервые не готовы в реальности увидеть город таким, какой он есть на самом деле. Многим просто хочется расставить галочки в своем личном списке ожиданий. Поездка к статуе Свободы – done, претцел в Центральном парке – съеден, полдня в музее Метрополитан – о’кей, шопинг в Barney’s – а как же без этого. Но этот город не равен сумме наших о нем представлений. При всей его клишированности и культурологической монументальности у Нью-Йорка есть свое неявное очарование: студенческие бары вокруг St. Mark’s Square, ортодоксальное еврейское «гетто» в Вильямсбурге, финансовая мекка Wall Street, парки на месте заброшенных пирсов, трехзвездочные мишленовские рестораны и кебабы с уличных лотков, десятки удивительных, никому не известных музеев… Вместе они и есть настоящий Нью-Йорк – город потрясающей витальности, отказывающийся вписываться в прокрустово ложе шаблонов и представлений.

Что же до меня, то в Нью-Йорк я приехала в июле 2008 года, не подозревая, что останусь здесь почти на шесть лет. Мой муж получил служебное назначение и уехал в Штаты весной, оставив меня не спеша заканчивать свои московские дела, и к моему приезду уже вполне освоился на новом месте. Он встретил меня в JFK, мы сели в машину и за разговорами не заметили, как добрались до города, а так как летом в Нью-Йорке темнеет рано, вскоре я совсем перестала ориентироваться в густых сумерках.

В честь приезда муж пообещал мне сюрприз, поэтому я не удивилась, когда мы остановились на какой-то незнакомой улочке. Выйдя из машины, он взял меня за руку и повел за собой, попросив смотреть строго под ноги и не подглядывать, пока он не скажет «можно». Я, конечно, люблю сюрпризы, но на такой, признаться, не рассчитывала.

Идя по темной улице, я с удивлением заметила, что опустившийся на город вечер не принес ни капли прохлады. На лицо и плечи накатывали волны печного жара, и лишь откуда-то слева ветер доносил обрывки свежего воздуха, которого, впрочем, было недостаточно, чтобы вдохнуть полной грудью. Подошвы туфель пружинили в размякшем асфальте, каждый шаг давался с трудом, но уже через сотню метров тротуар оборвался, уткнувшись в прутья кованой ограды. «Можно!» – скомандовал муж, и я подняла глаза: мы стояли на высокой набережной, зависшей метрах в двадцати над рекой и оттого до странности напоминавшей капитанский мостик. На том берегу сиял Манхэттен.

Небоскребы выступали из густых сумерек сияющими айсбергами, плывя мне навстречу в маслянистых водах Ист-Ривер и грозя неминуемым столкновением; тысячи маленьких огоньков превращали их в зыбкие голограммы самих себя. Реальными казались лишь новогодняя гирлянда Бруклинского моста да темная река, из которой, едва различимые в темноте, торчали остовы заброшенных пирсов.

Не в силах подобрать слов, более подходящих моменту, я, как, наверное, и многие другие до меня, выдавила дежурное «вау!». Нет, я бывала в Нью-Йорке и прежде, и вид манхэттанского скайлайна был мне знаком не только по фотообоям из магазина «Икеа», но в ту минуту я поняла, что все мои предыдущие приезды в Нью-Йорк были не более чем фальстартами. В этот вечер я влюбилась в Нью-Йорк по собственному желанию и, как бы самонадеянно это ни звучало, рассчитывала на взаимность. И она не заставила себя долго ждать.

В ту минуту, стоя на набережной Brooklyn Heights, я как будто уловила частоту колебаний этого города. Я ужасно не люблю все эти нью-эйдж словечки (всякие там «вибрации», «эманации», «ауры»), но тут иначе не скажешь. Глядя на сияющую громаду Манхэттена, я абсолютно отчетливо поняла, что все попытки познать его обречены на провал, но попробовать нужно обязательно.

Попробуйте и вы: станьте на время частью этого муравейника – вот увидите, это совсем не страшно. Разрешите городу увести вас с проторенных туристами троп, позвольте себе заблудиться и стать первооткрывателем таинственных кварталов, чудесных маленьких ресторанов и незнакомых путеводителям галерей. Главное – отбросьте все ожидания, с которыми вы сюда ехали. Ожидания – плохой багаж. Они занимают слишком много места, не давая обзавестись впечатлениями. Разрешите себе влюбиться.

Часть 1

Город

История с географией

Если рассуждать об обстоятельствах, определивших историческую судьбу и лицо Нью-Йорка в наибольшей мере, то это, конечно же, его география. Нью-Йорк в первую очередь – город-порт, причем порт всемирного значения. Со дня своего основания для миллионов эмигрантов из Старого света он виделся воротами в «дивный новый мир». Но не будем забывать, что меньше ста лет назад для путешественников не было иного способа попасть в Нью-Йорк, кроме как пересечь Атлантику на океанском лайнере. После пяти с лишним дней пути через водную пустыню выплывавший из-за горизонта Нью-Йорк казался им сказочным оазисом – если не миражом. В одной из глав своей книги «Одноэтажная Америка», написанной по впечатлениям от американского вояжа 1935 года, Илья Ильф и Евгений Петров так описывают встречу с ним:

«Берега еще не было видно, а нью-йоркские небоскребы уже подымались прямо из воды, как спокойные столбы дыма. Это поразительный контраст – после пустоты океана вдруг сразу самый большой город в мире. В солнечном дыму смутно блестели стальные грани стадвухэтажного «Импайр Стейт Билдинг». За кормой «Нормандии» кружились чайки. Четыре маленьких могучих буксира стали поворачивать непомерное тело корабля, подтягивая и подталкивая его к гавани. Слева по борту обозначалась небольшая зеленая статуя Свободы. Потом она почему-то оказалась справа. Нас поворачивали, и город поворачивался вокруг нас, показываясь нам то одной, то другой стороной. Наконец, он стал на свое место, невозможно большой, гремящий, еще совсем непонятный».

Первыми пассажирами судов, направлявшихся из Европы в Нью-Йорк, были тысячи и тысячи эмигрантов. Слава о мягком климате и плодородных почвах здешних мест быстро докатилась до Европы, но отнюдь не все переселенцы стремились в Америку за хлебом насущным. Кто-то мечтал свободно исповедовать свою религию, а кто-то бежал от чумы и войн; одни искали возможность разбогатеть, другие скрывались от долгов и тюрьмы. Словом, у всех были свои резоны начать жизнь с нуля, но всех этих людей объединяло одно: им было нечего терять. И эта решимость перебороть судьбу и добиться успеха, пусть даже ценой собственной жизни, определила дух Нью-Йорка на столетия вперед.

Если у Нью-Йорка и есть свой гений места, то это дух первенства. «Быстрее, дороже, выше, больше, ярче, сильнее, беспощаднее… Не отставай, не сдавайся! В жизни нет предела, кроме предела сил и отпущенного судьбою срока…» – слышалось эхом в топоте конок, в гудках многопалубных лайнеров, в гулких ударах молотов по клепкам стальных балок… Четыре века истории Нью-Йорка – это череда событий, масштабных и ординарных, каждое из которых, как уверенное движение руки скульптора, лепило его сегодняшний облик.

Борография

В наши дни Нью-Йорк состоит из пяти районов – Манхэттена, Бруклина, Бронкса, Квинса и Статен-Айленда. По-английски районы Нью-Йорка называются «boroughs» – буквально, «городские поселения», и это довольно точно отражает их статус внутри мегаполиса: каждый из них полуавтономен, имеет собственного мэра и «городскую» администрацию. Доходит до того, что многие ньюйоркцы в своих почтовых адресах в графе «город» пишут название своего района, потому что считают, что «Нью-Йорк» – это слишком расплывчато, примерно как «на деревню дедушке». И выходит «Bronx, NY» или «Brooklyn, NY». С Квинсом все еще запутаннее: из-за того, что Квинс как район был образован фактически в момент слияния с Нью-Йорком, а до этого существовал в виде множества самостоятельных маленьких городков, почтовые адреса в Квинсе по столетней инерции указывают в качестве населенного пункта не Queens (как должно быть по логике), а «Flushing, NY» или «Jamaica, NY» и так далее.