Век надежд и разочарований, или Фантасмагория лжи - Марк Аврутин

Марк Аврутин

Век надежд и разочарований, или Фантасмагория лжи

Во-первых, почему «вместо»? Потому что здесь я попытаюсь вкратце, конспективно, без обоснований, без аргументов изложить, не стараясь убедить, свой взгляд на недавнее прошлое, на настоящее, попробую спрогнозировать будущее.

Во-вторых, почему только «недавнее прошлое», и какими оно ограничено рамками? Начну с ответа на вторую половину вопроса. Ограничено оно рамками 20 столетия, которое воспринимается не столько, во всяком случае, не только опосредованно, т. е. из книг, документов, как все другие исторические эпохи, но ещё и через призму личных переживаний, воспоминаний, как собственных, так и людей самых близких, с которыми прожил жизнь.

Теперь о главном. Каждому человеку, кроме работы в своей профессии, приходится периодически выбирать вместе с судьбой страны и свою собственную. Чтобы сделать этот выбор правильным, человеку необходимы собственная позиция, представления о прошлом и настоящем, ощущение основных тенденций развития общества и многое другое. Изложенное в этой книге, наверное, превосходит потребности среднестатистического избирателя. Превосходит, возможно, из-за повышенного интереса к рассматриваемым проблемам. Но не более того. То есть, эта книга не претендует ни в коей мере быть отнесённой к «исследованиям новейшей истории»; не содержит она и претензий на построение каких-то новых философских систем. Она остаётся «частным мнением» частного человека.

Поскольку в этом разделе изложена вся концепция целиком, читатель, которому она покажется несовместимой с собственными взглядами, принципами, короче, неприемлемой для него, сможет этим «предисловием» ограничиться. Тот же, кому она покажется спорной или даже интересной, сможет в следующих её частях найти более подробное, или более глубокое, или более обоснованное изложение затронутых вопросов.

Последние 500 лет привили россиянам любовь к сильной центральной власти. Впрочем, вполне может быть и наоборот: именно благодаря этой любви, в России власть менялась по форме, оставаясь централизованной по сути — великокняжество, монархия, диктатура, президентство. В те короткие исторические промежутки, когда Россия лишалась сильной центральной власти, начиналась смута. Так было всегда — и в далёком, и в недавнем прошлом.

Первое российское президентство вынуждено было поддерживать демократический фасад власти. По своему же внутреннему содержанию власть та была далека от истинной демократии. Но, тем не менее, Ельцин хотя бы в начале своего президентства чувствовал себя заложником демократов, сделавших его своим лидером. Кроме того, он сам на себя, как бы, возложил миссию борьбы с коммунистами — декоммунизации России. Однако делал он это всё крайне непоследовательно. Да и не могло быть иначе. Разве можно было подготовиться к такой деятельности, работая в обкомах, ЦК, Политбюро КПСС. Не мог он со сталинской беспощадностью расправиться со своими вчерашними товарищами по партии, хотя и товарищами их уже не считал после октябрьского (1987 г.) пленума ЦК и 19 партконференции, но и подняться до осознания преступности компартии он тоже был не в состоянии.

Принято считать, что Хрущёв провёл десталинизацию, а Ельцин — десоветизацию. Первое ошибочно в плане приписываемых Хрущёву мотивов: будто бы не давала ему покоя совесть; мучился он оттого, что был активным проводником сталинских мероприятий по чистке, а фактически, обновлению партии в 37–38 годах. Не совесть им двигала, а страх. Страх, что осуществит кто-нибудь задуманную ещё Сталиным, очередную чистку. Второе ошибочно по существу: Ельцин лишь участвовал в заключительном акте подготовленной Горбачёвым десоветизации. Ельцин же выдвинулся, получил поддержку масс как борец с партаппаратом.

Если считать события августа 1991 года революцией, то какой? Буржуазной? — В довершение февральской революции 1917 года? — Исходя из того, что её результатом стала приватизация, узаконившая частную собственность, её можно было бы назвать буржуазной. Однако, ведь к власти-то пришла совсем не буржуазия, которую просто физически извели за много десятилетий до того, а новая ещё только-только зарождалась (существовала, правда, подпольная…). Всё-таки правильней было бы считать её народной антикоммунистической. Но народ от неё тоже не столько получил, сколько потерял: сбережения, работу, социальный статус и многое другое. Декоммунизации, подобно денацификации в Германии тоже не произошло. Короче говоря, и эта последняя в 20 столетии российская революция оказалась незавершенной, так же, как три предыдущих.

И в начале 90-х годов, и десятилетием позже ни тогдашний лидер нации Ельцин, ни подавляющая часть народа не готовы были признать Ленина преступником № 1, а стало быть и партию, им созданную, преступной. Скорее внесли бы останки Сталина в Мавзолей, чем выкинули бы оттуда мумию Ленина.

Начать список преступлений Ленина следовало бы с раскола партии российских социал-демократов на большевиков и меньшевиков. Однако в том расколе ещё большой беды не было. Трагедией стал раскол российского общества, гражданская война после захвата власти большевиками.

После февральской революции 1917 г., после самоотречения Николая II и правые, и левые (умеренные) стремились всеми силами избежать подобного раскола, донести Россию осторожно, словно хрустальный сосуд, до учредительного собрания, на котором надеялись достигнуть, как сейчас принято говорить, консенсуса. Вероятнее всего эти надежды оказались бы несбыточными и, тем не менее, все были озабочены, на всех лежало бремя ответственности, кроме большевиков, в первую очередь, Ленина. Самые ближайшие сподвижники, которые не только всегда во всём поддерживали, но и прожившие с ним, можно сказать, бок о бок все годы эмиграции, выступили, как известно, против захвата власти. Но Ленин был одержим жаждой власти. Чувству ответственности за судьбу России противопоставляется принцип: «Ввяжемся, а там видно будет». Ввязались и что же? — Гражданская война, «Военный коммунизм», голод начала 20-х годов, в отдельных районах — смертельный.

Итак, гражданская война на совести Ленина, так же как Отечественная — на совести Сталина, так же как третья мировая могла бы оказаться на совести Хрущёва. Однако о Сталине и Хрущёве потом, а пока закончим с Лениным. Благодаря гибкости его ума, политику военного коммунизма сменил НЭП, что, безусловно, является смягчающим обстоятельством. Продолжение политики военного коммунизма загубило бы страну окончательно. А так дали отдышаться, восстановить силы и даже «обрасти» жирком. А затем «схватили за глотку» и сдавили ещё сильней. Раскулачивание, коллективизация и голод в первой половине 30-х ещё более страшный, чем в начале 20-х. К тому же голод возник не столько в результате коллективизации, как принято считать, а был спровоцирован в качестве средства коллективизации. Крестьянина, только со сломленной в результате небывалого голода волей, когда стали массовыми случаи каннибализма, удалось «загнать» в колхозы.

Странно, но вот уже на протяжении почти столетия самое страшное время продолжают называть коммунизмом, хотя и военным, но всё же… Значит, глубоко в подсознании людей правильно стало ассоциироваться самое страшное с коммунизмом. Уничтожили эксплуататоров, стало быть, по Марксу и эксплуатацию тоже, получили гражданскую войну и голод. Всё это осознал и прекрасно ещё в 20-х годах описал А. Платонов в «Чевенгуре» (с которым дали возможность ознакомиться лишь спустя полстолетия). Но понял это вроде бы и Ленин и, возможно, отказался бы от дальнейшего строительства социализма, ведущего непременно к голодному коммунизму. Вполне возможно, ведь сказал же он по поводу НЭПа: «Это всерьёз и надолго». Но, к сожалению, всё это в сослагательном наклонении. А спровоцированная гражданская война — это исторический факт. Даже Гитлер не довёл Германию до гражданской войны, наоборот, он сплотил нацию (или большую её часть).

Итак, Ленин закончил на НЭПе, хотя в заслугу ему всё-таки ставится Великая Октябрьская революция. Но Сталин продолжил не развитие НЭПа, а строительства социализма такого, каким он только и мог быть, т. е. ни в чём не похожего на то, что принято было называть капитализмом.

При этом всё было проникнуто корыстным циничным расчётом и никакой романтики — время революционной романтики кончилось. Кончили и с революционерами-романтиками, чтобы не были они обузой. Для осуществления грандиозной идеи построения социализма на одной шестой территории планеты, а затем его распространении на оставшуюся часть, необходима была могущественная власть. Для обеспечения этого могущества нужно было создать военную промышленность. Это требовало проведения индустриализации. При отсутствии иностранных кредитов и займов (после отказа перенять долги царского правительства) единственным источником валютных поступлений могла стать продажа хлеба. Поэтому начали с коллективизации, превратив крестьянина, т. е. по природе своей хозяина, в отличие от рабочего, в государственного батрака, крепостного, отрабатывающего барщину бесплатно, за право после работы в колхозе работать на приусадебном участке, чтобы не умереть с голоду.