После заката - Чингиз Абдуллаев

Чингиз Абдуллаев

После заката

Я предпочитаю бичевать свою Родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, – только бы ее не обманывать.

Глава 1

Роберта Коломенцева, бывшего сотрудника Центрального Комитета, работавшего в Административном отделе и курирующего органы госбезопасности, хоронили под вечер второго января на Ваганьковском кладбище столицы. Он покончил с собой в новогоднюю ночь, когда куранты пробили двенадцать. Коломенцев в это время был один, решив остаться на даче. Семья отправилась в город отмечать Новый год. До половины двенадцатого он отвечал на звонки супруги, обещая приехать – и все время откладывал свою поездку. Дочь и жена просили его поторопиться, чтобы он успел к Новому году. Но он упрямо твердил про севший аккумулятор и машину, которая никак не желала заводиться. В половине двенадцатого его родные наконец поняли, что он уже не успеет. Вместе с семьей брата жены они отметили Новый – тысяча девятьсот девяносто второй – год, позвонив Роберту на дачу и поочередно поздравив его. Никто ничего даже не заподозрил. Он отвечал привычно ровным, спокойным голосом. Коломенцев вообще был на редкость спокойным, выдержанным человеком.

Его близкие еще не знали, что накануне Нового года ему предложили уволиться из Управления судебных органов Министерства юстиции, куда он устроился на работу только полтора месяца назад. Новый начальник УСО посчитал, что держать у себя в управлении бывшего ответственного сотрудника Административного отдела ЦК КПСС, к тому же связанного с бывшими органами государственной безопасности, значит «компрометировать идею новой страны и той демократии, за которую они сражались в августе с тоталитарным режимом». Он так и сказал, пояснив Коломенцеву, что тот должен написать добровольное заявление о своем уходе. Роберт написал его двадцать девятого декабря, ничего не сказав родным.

В ночь на первое января он остался на даче, сознательно не приехав в город. Он писал письмо своей жене и дочери, которым объяснял, почему считает свою жизнь законченной в неполные сорок пять лет. «Клеймо бывшего партократа, к тому же лично знавшего все руководство КГБ и курирующего эту структуру, останется на мне на всю оставшуюся жизнь, – писал Коломенцев в этом письме. – Я не могу и не хочу больше вас подводить. Простите меня».

Примерно через полтора часа после начала нового года он застрелился. Его тело нашли утром, когда встревоженная супруга и ее брат приехали на дачу узнать, почему он не отвечает на телефонные звонки. Первого числа они обзванивали своих знакомых и родственников. Из бывших сослуживцев Коломенцева почти никто не приехал. Было понятно, что люди просто боятся, не хотят появляться на кладбище, где сочувствие погибшему новые власти могли истолковать как ностальгию по прежнему режиму. Поэтому на кладбище приехало человек десять бывших сотрудников. Некоторые вполголоса говорили, что в прежние времена такого человека, как Роберт Коломенцев, вполне могли похоронить на Новодевичьем кладбище – определение иерархии мест захоронения тоже было прерогативой аппарата чиновников. Пришедшие были в плохом настроении, уже сознавая, что наступившее будущее не несет им ничего хорошего.

Среди них был и Эльдар Сафаров. Он мрачно стоял у могилы бывшего сослуживца. Они никогда особенно не дружили с Коломенцевым, но Эльдар посчитал для себя неприличным не появиться на кладбище в день его похорон. Рано стемнело, и когда над могилой наконец вырос небольшой холмик земли, лица людей уже невозможно было различить. Супруга покойного пригласила всех к себе домой на поминки, но люди под различными предлогами отказывались. Время было сложное, голодное; все отчетливо понимали, что организовать достойные поминки вдове будет трудно, а объедать женщину в такой сложный момент не хотелось. Несколько человек отправились с ней, чтобы выпить по рюмке водки и поспешить уйти, оставляя несчастную женщину с ее родственниками.

Эльдар слышал, как за его спиной вполголоса говорили, что это уже не первый и наверняка не последний из тех, кто предпочел ежедневному унижению и краху своих идеалов такой быстрый выход. Говорили, что из сотрудников бывшего ЦК уже восемь человек покончили с собой, в том числе и двое бывших управляющих, выпрыгнувших из окон своих квартир.

Было уже совсем поздно, когда приехал Журин. Он подошел к вдове, обнял ее, сказал несколько слов утешения, поцеловал дочь Коломенцева. Журин работал вместе с Эльдаром в одном кабинете, еще когда они вместе сидели в здании на Старой площади. Михаил Алексеевич подошел к Эльдару и пожал ему руку.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Сафаров. – Как ваше сердце?

– Пока мыслю и существую, – усмехнулся Журин, – ничего. Разрешили выписаться. По-моему, они хотят как можно быстрее избавиться от всех «бывших». У них появились платные услуги, и больница теперь несколько меняет профиль. А бывший сотрудник партийного аппарата им совсем не нужен. Тем более я сейчас устраиваюсь рядовым юрисконсультом на обычную фабрику, которая еще, к счастью, работает.

Эльдар понимающе кивнул.

– А как твои дела? – спросил Журин.

– Берут следователем в следственное управление Москвы, – сообщил Сафаров, – я уже был там на собеседовании. Виктор Сергеев мне помог. Да и сам Баранников меня тоже знает.

– Баранников теперь будет нашим вторым Берией, – шепнул ему Журин, – он ведь теперь объединил МВД и КГБ. Представляешь, какой монстр может получиться?

– Напрасно, – так же тихо ответил Эльдар, – у каждого ведомства свои задачи.

Церемония закончилась. Многие прощались прямо здесь. Журин вместе с Сафаровым выходили последними.

– Давай поедем со мной, – неожиданно предложил Михаил Алексеевич. – Посидим у меня, помянем Коломенцева. Он всегда был таким рассудительным и спокойным человеком; а вот видишь, и его тоже достали... Поехали?

– Вам разве можно пить? – предостерегающе заметил Эльдар.

– Можно. Врач сказал, даже нужно. Одну или две рюмки, но не больше. А я больше никогда в жизни и не пил... Поедем на автобусе; кажется, этот идет как раз в нашу сторону.

Так и сделали. Через час они уже сидели в просторной кухне Журиных, за небольшим столом. Супруга Михаила Алексеевича горестно вздохнула, увидев их вдвоем; она знала, откуда они приехали, но больше ничего не стала говорить. Быстро все приготовила на кухне – нарезала колбасу, сыр, достала малосольные огурцы и заливную рыбу. А бутылку достал сам Журин.

– Вот так и живем, – негромко произнес он, разливая водку в небольшие рюмки. – Значит, мы с тобой пока уцелели. А ты вообще молодец, успел перед самым распадом уйти в администрацию президента... Поэтому тебя и берут в следственное управление. Ты теперь не бывший партократ, а специалист из администрации союзного президента... Ну, давай за Роберта.

Они поднялись, не чокаясь выпили и снова уселись на свои места.

– Жалко Роберта, – вздохнул Журин, – и семью его тоже жалко. Хотя я понимаю Коломенцева. Ему все в лицо тыкали: бывший сотрудник партийных органов, да еще и куратор госбезопасности... Кто станет держать такого «специалиста» у себя на работе? Особенно сейчас... Крючков все еще сидит в тюрьме. Какой парадокс судьбы, а? Всю свою жизнь отдать защите страны, а потом оказаться в тюрьме с формулировкой «изменник»... С ума можно сойти.

Он сокрушенно вздохнул, посмотрел на свою рюмку. Несмотря на вечно красноватый нос, он почти не пил – у него была больная печень, и Сафаров знал об этом. Словно услышав его мысли, Журин невесело усмехнулся:

– Даже напиться нельзя. Печень у меня пошаливает. Да и сердце не в порядке. Можно сказать, что отдал свое здоровье и жизнь партийной работе. Столько лет провел в этом аппарате... А теперь уже все. Все кончено. Наша политическая смерть зафиксирована документально. Интересно, есть ли жизнь после такой смерти? Как ты считаешь?

– Не знаю, – ответил Эльдар, – посмотрим. Я завтра выхожу на работу; поглядим, что там получится.

– Если бы все было в порядке, ты отправился бы начальником крупного управления в МВД страны или заместителем министра в свой Баку. А может, и самим министром, – предположил Журин. – А сейчас пойдешь работать следователем. Наверное, тебе тоже обидно. После работы в ЦК КПСС и в администрации президента идти на работу простым следователем...

– Я ведь раньше работал в прокуратуре. Мне не обидно – просто так получилось.

– Ты у нас фаталист, – махнул рукой Журин. – А я не такой... Скажи честно, почему ты не вернулся к себе в Баку?

– Там сейчас тоже не очень спокойно, – нахмурился Эльдар. – В Нагорном Карабахе все время стреляют... А потом, мне немного стыдно возвращаться. Ехал в Москву с такими амбициями – и получается, что не сумел здесь закрепиться. Нет, нужно все-таки попытаться...

– Давай за твое здоровье. – Журин поднял рюмку, и на этот раз они чокнулись.