Не вернуться никогда - Олег Верещагин

Верещагин Олег Николаевич

Не вернуться никогда

— Не отчаивайся. Мальчишкам всегда почему-то казалось, что ничего такого… героического им уже не достанется.

— А потом?

— Что потом?

— Ну… им всегда доставалось?

— Доставалось. Всегда. И ещё как!..

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ:

— ЖЕЛЬКО РАЖНЯТОВИЧА ПО ПРОЗВИЩУ "ОРКАН";

— СИМО ДРЛЯКА;

— ЭРНЕСТО "ЧЕ" ГЕВАРЫ;

— ПЕТРА МАШЕРОВА;

— ГЕНЕРАЛА ДЕ ВЕТА;

— ИВАНА ТУРЧАНИНОВА;

— ЛОРДА ДЖОРДЖА НОЭЛЯ ГОРДОНА БАЙРОНА;

И СОТЕН ДРУГИХ, СЧИТАВШИХ, ЧТО ЧУЖОГО ГОРЯ НЕ БЫВАЕТ, А СВОБОДА И ВЕРА СТОЯТ ТОГО, ЧТОБЫ ЗА НИХ ДРАТЬСЯ —

С БЛАГОДАРНОСТЬЮ И ВОСХИЩЕНИЕМ ПОСВЯЩАЕТ АВТОР ЭТУ КНИГУ.

РАССКАЗЫВАЕТ ВАДИМ ГРИДНЕВ

Он всё время: где, чего —

Так сразу — шасть туда!

Он по-своему несчастный был, дурак…

— Вад, ты со своим Олегом прямо как педик носишься! — и, выдав это, Лидка завопила на всю улицу, пародируя Бориса Моисеева: — Голубая луна — голубая-а-а!!!

Разозлилась она по-настоящему. Ещё и потому, что я на её выпад не обратил внимания и молча проводил до дому, хотя она всю дорогу фыркала на меня злостью, как чайник "тефаль" кипятком. Дверь лифта Лидка захлопнула прямо у меня под носом — и я понял, что больше её не увижу. В смысле — в своём обществе. Не страшно.

Большинство девчонок — потрясающие дуры. Это не их вина. Самомнение, ядовитость, глупость и предательский характер (в отношении как парней, так и собственных подруг!) в них воспитали именно мы — мужчины. Это следствие западного цивилизационного подхода к женщине, как объекту поклонения и существу высшему. На Востоке, где женщину сравнивают по стоимости с мешком орехов (это в Коране записано!) у них таких закидонов не бывает.

Большинство наших девчонок — дуры. Повторяю это ещё раз. И ничто их глупейшество не раздражает до такой степени, как друзья — друзья мужа, жениха, парня. Потому что они являются нарушением права едино-личной собственности на влюблённое существо мужского пола. Друзья с точки зрения слабого пола — это в лучшем случае бездельники, которые отвлекают мужчину от поклонения кумиру. В худшем — собутыльники, извращенцы, преступники и социопаты. В этом случае девчонки судят по себе, потому что сами они дружить не умеют. Первый объект для выливания помоев за глаза у каждого существа женского пола — лучшая подруга. Объект для зависти — она же. Объект для демонстрации превосходства в чём угодно — тоже она. Исключений почти нет. Чтобы перевоспитать среднюю женщину — нужен талант, равный макаренковскому. У моего отца, например, получилось. Но он — исключение.

Так я думал, шагая домой вдоль Цны. Мысли были не раздражённые, а привычные и насмешливые. Девчонок за последние два года я поменял десяток, не меньше — они сбегали, не выдерживая моих запросов. Олег мне завидовал — у него девчонки не было, в их обществе он страшно стеснялся.

А я бы их всех поменял на него одного.

Ну вот. И вы, кажется, понимающе улыбаетесь? Ну и чёрт с вами, если вас тоже всё время на "луну" сворачивает. Что у кого болит…

Олег был моим лучшим другом. Нет, не так. Он был моим единственным другом, если честно. И мне почти не под силу представить, что когда-то было по-другому, и я не знал, что Олег вообще существует на свете.

А ведь было. И не так уж давно.

Несколько дней назад Олег уехал с родителями жить за город, на Эльдорадо — большой и обалденно красивый остров недалеко от Тамбова, где они получили в наследство какой-то дом. И ещё что-то, я не вникал, когда Олег рассказывал мне об этом. И провожать его я не пошёл, потому что было тошно.

Трудно дружить, если между вами — двадцать пять километров. Мы учились в разных школах, а встречались или специально после уроков, или в секции верховой езды при стадионе — собственно, там мы и познакомились ещё когда Олег был неуклюжим толстоватым пацаном, излишне тихим и боявшимся всего на свете. Но больше всего — насмешек.

Я считаю, что Олег — герой. Без шуток. На моих глазах он сам себя сделал. Self made man, как говорят англичане. Переломил. Переборол. И робость, и неуклюжесть, и насмешников. То, что мне, например, "дано от бога", как говорит наш тренер по самбо — ловкость, силу, уверенность — он выработал в себе сам. А начиналось всё с того, что я заступился за новичка, когда обычные шуточки с чисткой стойл и проходов между ними зашли слишком далеко, но наши ребята никак не могли остановиться — уж слишком потешным выглядел "жиртрест".

А дальше пошло само собой. Я болел за него на фехтовании. Он за меня — на самбо. В седле мы были соперниками и, хотя все признают, что у меня с лошадьми связь почти на генетическом уровне, Олег практически не уступал мне. Мы менялись кассетами, DVD, книжками, ходили друг к другу в гости как к себе домой, вместе были в походах на каникулах. Вместе гуляли с девчонками и жалели, что учимся не в одной школе.

И ещё. Когда год назад между гаражей за стадионом меня уже начали убивать — вшестером, обрезками арматуры — чтобы "не мешал людям делать бизнес" — Олег и на секунду не задумался. Словно по компасу, нашёл меня — хоть и не сказал я ему, куда иду! — и нас стало двое против шестерых. А это уже не так страшно. Потом мы смывали кровь с лиц — свою — и с рук — чужую — последним, почерневшим снегом, залежавшимся в простенке, в тени. И кто-то из тех козлов жалко хныкал, кто-то лежал молча — то ли потеряв сознание, то ли боясь, что будут добивать… а Олег ругался. Безостановочно ругался на меня, а я глуповато кивал и улыбался в ответ на его ругань.

Потому что знал: он всегда будет рядом. Даже если вдруг не окажется — возникнет, словно из ничего, из ниоткуда. Потому что с друзьями только так и бывает.

Этим летом мы собирались ехать в лагерь. Вместе.

Олег поехать не смог — много дел оказалось с переездом. А следом за ним не поехал и я. Внезапно вдруг совсем расхотелось, пусть вроде бы ничего не мешало мне ехать без него. Я разругался с ребятами, с руководителем и большую часть времени проводил дома, фактически ни с кем не общаясь…

Где-то в глубине души я понимал, что наша дружба закончилась. Нас закрутят, завертят десятки отдельных дел, отдельных забот — и через пару лет хорошо если мы будем просто заглядывать после секции в наше кафе. А скорее всего — просто станем разбегаться по своим делам сразу за воротами с лошадиной головой, махнув друг другу рукой.

И оба будем притворяться, что мы ещё дружим. И вымучивать слова для разговора, состоящего почти целиком из неловких пауз.

Это взрослым для дружбы не помеха и тысячи километров. Потому что у них есть десятки более важных, чем дружба, дел…

…Я обнаружил вдруг, что иду по берегу Цны, время от времени кидая в зеленоватую спокойную воду одинаковые ровные гальки, набранные в горсть. Прошёл мимо дома. Я высыпал оставшиеся камешки у берега, пихнул локтем сумку на боку и подумал, что домой не хочется. Отец сегодня до утра в агентстве, а мама — что мама? Она не понимает и десятой доли из того, что интересно для меня. Отличная жена для моего отца, преуспевающего частного детектива. Отличная хозяйка дома — в меру богатого, благоустроенного её руками. Заботливая мать для меня.

Я её не любил. И знал это, и уже давно не пугался, как испугался первый раз, когда понял это пару лет назад. До сих пор помню свой испуг…

Я к ней привык, но не любил. Повторяю. Так бывает, что бы вы не думали.

Повернувшись, я пошёл в сторону дома. Спешить было некуда.

— Вадик, обедать будешь?

— Нет, мам.

Я прошёл в свою комнату, не глядя, ткнул пальцем в кнопку центра. ДДТ — старый концерт, вот что оказалось на диске, который я поленился вытащить вчера вечером.

ПобледневшиелистьяокнаЗарастаютПрозрачной водой.У водыНет ни смерти,ни дна…

Около окна — наискось, чтобы свет по вечерам падал правильно — стоял на подрамнике большой лист пластика, на которых я предпочитал рисовать. Картина, когда-то подаренная мной Олегу, тоже была нарисована на таком. С этого листа через плечо улыбалась мне одна девчонка из нашего класса. Она стояла на фоне стены — голая, как позировала мне в этой комнате. Получилось здорово. Как живая. Мать видела эту картину и восхищалась тем, как хорошо рисует её мальчик, какой он настоящий художник, как позируют ему раздетые натурщицы…

Нет, правда, здорово нарисовано.

Не сводя с картины глаз, я нашарил на углу стола открытую коробку с красками. Не глядя, свинтил с тюбика, который попался в руку, колпачок. И, выбросив руку вперёд, словно в ней был пистолет, выстрелил в рисунок.