Малая Мстя - Анна Бялко

Анна Бялко

Малая Мстя

Он был Большим. Сильным. Очень Сильным. Сила была в нем всегда, если не с рождения – этого он по понятным причинам помнить не мог – то с детства. С самого детства. Он понял это очень рано, лет в десять. Уже тогда он мог заставить других выполнять то, что хотелось ему. И однажды, сделав это в очередной раз – что именно, он уже не помнил, это было совсем неважно – он встретил случайный взгляд отца, который всегда был для него первым авторитетом, и прочел в этом взгляде одобрение, тайную гордость – и его всего как будто окутало теплым плащом. Отец тоже обладал силой – и, признав силу в нем, как будто поделился своей.

Он рос, и вместе с ним росла его сила. Он пользовался ей, стараясь, впрочем, всегда делать это разумно. И люди слушались его. В школьном классе он был заводилой, неформальным лидером, как это называют теперь, в институте неформальное лидерство уже сочеталось с формальным – староста группы, отличник и надежда курса, дальше – больше. Сейчас он был почти без дураков лидером довольно крупной политической партии, можно сказать, народным вождем и всеобщим любимцем. Впрочем – любимцем ли? Люди слушались его и шли за ним, это да, но вот – любили… Это было неочевидно. Может быть – просто боялись. Хотя – совершенно неважно. Главное, чтобы послушание было беспрекословным, а оно таким было. Всегда. И тогда, когда он был простым студентом, и теперь, когда в его подчинении находились покорные тысячи. А любовь – это в данном масштабе становится вторичным. Впрочем… Она тоже, конечно, была. Вот женщины, например, безусловно его любили. Верно, преданно и с готовностью услужить. Все, как одна. Вернее, кроме одной.

Эта одна была его первой женой. Мало того, что она в свое время ушла от него – бросила, пренебрегла – она к тому же посмела потом быть счастливой. Без него, сама по себе. Это было возмутительно и обидно. Он старался не вспоминать о ней. Очень тщательно старался забыть ее и все, что было с ней связано. Потому что эти воспоминания – а они отчего-то так и норовили прорваться откуда-то в сознание, даже без всякой связи с сюжетом – всегда огорчали. А огорчаться было нехорошо. На это тратилась сила, а сила всегда была нужна для другого. Жена же – да пусть ее. Ушла, живет себе где-то там – и ладно. У него давно уже есть другая. У него все есть. Нельзя тратить силу по пустякам, особенно сейчас. Сейчас наступает такое время, когда сила нужна ему вся целиком, до последней частички. Не тратить по ерунде, вспоминая о бывшей жене, а наоборот, собирать, собирать отовсюду, черпая из подвластных людей, направляя на достижение большей власти… Если у тебя есть власть – ты можешь забирать у других их силу. Потому что Власть – это Сила. А Сила – новая Власть. И сейчас ему нужны они все…

Между прочим, бывшая жена – раз уж она так упорно лезет ему в память – тоже может здесь пригодиться. Какая б она ни была – Сила в ней тоже есть. И тоже немаленькая. Он и выбрал ее в свое время именно из-за этого…

Он вспомнил, как вошел тогда в институтскую аудиторию – и прямо замер на месте. На скамье наверху сидела девушка – а вокруг нее ярко светилось, играло и переливалось огнями облако Силы. Легкой, прекрасной, еще совершенно незамутненной и ясной, как у ребенка. Это облако было такой красоты и притягательности, что оставалось только удивляться, как все остальные умудрялись его не замечать. И не было никаких сомнений – эта девушка со своим облаком должна принадлежать ему, и только ему.

Впрочем, наверное, остальные тоже что-то замечали – не отдавая отчета, подспудно. Эта девушка вечно была окружена какой-то толпой. Если не поклонников, которых, как он выяснил, было немало, то каких-то нелепых подруг… Душа компании, наше солнце – вот как называли ее эти идиоты. И стоило, право, немало труда – и силы тоже – поразогнать их всех. Правда, это можно было рассматривать, как выгодное вложение капитала. Силы. Стоило только представить себе этот факел – в собственной власти – и руки сжимались, а внутри что-то замирало в предвкушении…

И он приложился, и попробовал, и вдоволь попил этой силы… А потом что-то случилось – и она перестала течь, и жена стала жесткой и злой, и сила не только не шла к нему, а даже наоборот – он отдавал жене свою силу… Не желая того, отчаянно сопротивляясь каждому шагу, но отдавал… А потом она ушла, унесла силу, увела дочку… Нет, он не будет сейчас вспоминать, это нельзя. Хотя силы там много, и если при случае присмотреться… Есть методы, есть возможности… Но это потом, потом…

Марина положила кисть, отступила на шаг. Осторожно, локтем, стараясь не испачкать и без того забрызганное краской лицо, вытерла лоб, отбросила с него непослушные колечки рыжих волос. Посмотрела внимательно на результат своих недельных трудов.

Картина не получилась. Нет, внешне все казалось очень даже неплохо. Безусловно, в ее привычном, легком, ненавязчивом полупрозрачном стиле. Очень узнаваемо. Вполне продаваемо. Но – все равно не то. В картине не хватало чего-то такого неуловимо-трепетного, почти незаметного для постороннего глаза, чего-то очень родного и обязательного… Наверное, это нечто и зовется – душа. Души не хватало в этой новой ее картине, души…

Марина отошла в угол комнаты, присела на стул, уронив руки на колени. Исписалась? Или это кризис среднего возраста, извечный жупел, которым соврменные психологи пугают всех подряд, накатил и на нее тоже? Она вспомнила, что и предыдущая картина, благополучно проданная месяц назад, тоже была инвалидом в смысле души. Да и та, что перед ней, в общем, не многим лучше… Но эта, именно эта… Она не торопилась ее начинать, она ходила с ней и вынашивала ее, как желанного ребенка, она ждала, пока придет, захлестнет веселая волна вдохновения и желания работать, и ей казалось, что она дождалась, что все было хорошо… И вот – пожалуйста.

Она вообще последнее время не в себе. Ходит по дому целыми днями, сама не своя. Нервы, усталость, домашние тут же лезут не в лад. И не надо бы начинать работать в таком состоянии, это и кошка знает, но ведь хотелось… Она всегда отдыхала в своей работе, всегда оживлялась, дышала полнее, и это было видно в картинах. Глядя на них, хотелось смеяться и петь. Раньше. А теперь – нет.

Наверное, это оттого, что год выдался такой трудный, сказала она себе. Еще бы не так – Марьянка заканчивает школу, готовится поступать. В Университет, и факультет не простой, филфак, там конкурс, желающих всегда выше головы. Марьянка, конечно, умница, она поступит, она и в школе прекрасно учится, и на курсы ходит, и репетиторов полон дом… Кстати, и из-за них еще приходится писать быстрее, чем хотелось бы, денег все это дело жрет – уйму. И все равно, от нервов куда деваться… «Чтоб дети ваши учились в последнем классе», – не зря же так говорят. А она тут со своими никчемными страданиями по поводу неправильно легших слоев краски… Да просто дура!

Вот пройдет наконец это чертово лето со всеми экзаменами, вот поступит Марьянка на свой филфак… А она поступит, непременно поступит, ведь, помимо всех курсов и репетиторов, которые, хоть и дорогие, но есть у всех, у Марьянки есть еще один козырь, похвалиться которым может совсем не каждый. Да, можно сказать, козырный король, и Марина, скрепя сердце, сама сделала это для дочки, хоть и не хотелось, и не лежала душа – но, когда речь идет о будущем ребенка, разве можно держаться за старые, пожелтевшие от времени дурацкие амбиции и никому не нужные принципы?

Марьянкин отец, Маринин же бывший муж, стал теперь страшной шишкой на московской политической арене – шутка ли, второе – да говорят, почти первое – лицо в одной из крупных партий… Неважно, что пока в оппозиции, место все равно недетское, да и выборы не за горами… И, говорят, это его второе место лучше иного первого – ближе к финансам, а у нас ведь, кто правит деньгами, правит всем. И если такой человек, да позвонит куда следует, чтобы его ребенка приняли в Университет? Ну, или чтобы хотя бы отнеслись со вниманием… Это же шанс? Наш шанс. Марьянкин шанс. Ну и какая тут разница, что она с бывшим мужем уже десять лет не разговаривает?

Неужели уже десять, на самом деле? Нет, даже больше. Вот ведь, как время-то летит… Вообще-то да, если вспомнить, сколько всего за это время с ней послучалось… Как растила Марьянку, крутясь на двух работах, чтобы в доме было хоть что-нибудь, как вышла потом второй раз замуж – и так хорошо получилось, кто бы ожидал, как бросила работу и начала рисовать всерьез, как родила еще сына – и правда, десять с лишним лет наберется… Но все равно, когда вспоминаешь, как уходила тогда с пятилетней Марьянкой из этого дома, в ночь, в никуда…

Они поженились так рано, такими молодыми и глупыми… Марина до сих пор не понимает, что дернуло ее выйти замуж за этого Мишу, она и не знала его совсем. Он учился на другом курсе, на другом факультете. Появился внезапно возле нее – и больше не уходил. Разогнал постепенно всех прочих мальчиков, и даже ее подружкам от него доставалось. Он ревновал ее, а ей, молоденькой дурочке, тогда это льстило. И внимание льстило, и вечные эти розы зимой. И то, что уже через два месяца знакомства он настойчиво стал звать ее замуж. Вот только зачем она согласилась… Хотя… Там был такой роскошный дом, и очаровательная мама, и папа – генерал. Марина никогда раньше не видела такого блеска, в ее семье все были скромными инженерами… Огромная квартира, шикарная мебель, отдельная ванная для них с Мишкой – это в московской-то квартире, в доевроремонтные времена… Конечно, все равно дура была, это теперь она знает, что свободу нельзя менять ни на какие житейские блага, но тогда…