Мои мужчины - Саша Канес

Саша Канес

Мои мужчины

ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК и не только…

Есть вещи, которые повсеместно происходят в этом мире с другими людьми, но вы точно знаете, что с вами они не случатся никогда. Да, вы порой притворяетесь, что поговорки типа «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» имеют для вас какой-то реальный смысл. Но на самом деле в глубине души вы, конечно, знаете, что сами-то никогда не пойдете побираться, никогда не попадете в тюрьму и даже вопреки всей логике нашей жизни вы лично никогда не умрете…

Сегодня вечером знакомая мне тяжелая стальная дверь распахнулась передо мной совсем по-новому, и холодный, пропахший дезинфицирующими веществами коридор впервые стал дорогой домой. Еще утром, выходя отсюда, я могла убеждать себя в том, что я здесь гостья. Хозяйкой тут я, разумеется, и сейчас не стала, но слова «пожизненное заключение», прозвучавшие в приговоре, сразу закрыли от меня весь мир, оставшийся за этими железными дверями и бетонными стенами.

У меня нет ощущения вины и почему-то нет страха. Плевать на приговор, плевать на вой родственников убитого мной ублюдка, плевать на то, что меня ждет еще и кровная месть. Главное, что дорогой и любимый мой человек жив! Он ранен и пока не может ходить и даже говорить… но он жив, жив… Теперь я знаю, что он свободен. Я верю, что он будет моим. Только бы он поправился! Я не сдамся! Я веду борьбу: впереди еще апелляции, адвокаты, журналисты… Мне обещали, что российское посольство будет ходатайствовать о том, чтобы добиться для меня отбывания наказания на родине. Тюрьма в России, конечно, похуже, но ее легче покинуть. Думаю, что за деньги этот вопрос можно решить и забить на все международные инспекции, проверяющие исполнение приговоров.

Я стараюсь не думать о своей личной боли, мне необходимо собраться и сосредоточиться.

А для того чтобы найти хоть какой-то выход эмоциям, постараюсь привести в порядок свои воспоминания. Я не знаю, позволят ли мне теперь работать на компьютере. Скорее всего, нет. Побоятся, что я попытаюсь свести счеты с жизнью, вскрыв вены обломками экрана, или проглочу трехкнопочную оптическую мышь. Идиоты! Я слишком люблю свою жизнь, тем более когда она еще кое-кому нужна, кроме меня самой: моей дочери, маме и ему… Пока хотя бы принесли карандаш и бумагу. Я, слава богу, еще из того поколения, которое не разучилось писать. Наконец-то есть время вспомнить свою жизнь! Я, наверное, даже готова была бы поболтать о самой себе. Самое время — я теперь живу в камере-одиночке! И здесь, как нигде, осознаешь, что жизнь твоя всегда состояла из неискоренимой любви к самому себе и своим ближним, из жратвы, секса, собственного привычного толчка, из горячей ванны… и еще из разговоров. Болтовня и треп — то, без чего не проходит ни дня, а зачастую даже ни единого часа. Моя жизнь не была исключением. Изо дня в день я, не останавливаясь, говорила и слушала — в офисе, дома, по телефону, общаясь через Интернет. Я обсуждала все: бизнес, планы на отпуск, новые покупки. Но у меня в отличие от многих других баб никогда не получалось обсудить то, что действительно важно для меня, то, что больше всего занимало мое сознание, заполняло мою память и мучило мою душу. Я была не в состоянии никого подпустить близко к себе.

С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет, я никому не верила настолько, чтобы рассказать о себе правду. Я преуспевающая бизнес-леди! У меня все прекрасно! Я богата и счастлива! Никто не должен знать, где и что у меня болит. Мой гинеколог не знал моего настоящего имени… И мой психиатр — тоже! Но молчать всегда невозможно. Недаром американцы платят огромные деньги своим психологам, как правило дармоедам, изображающим заинтересованность в пациенте и готовность выслушать всю ту дрянь, что накопилась у того на душе. Зачем? Ведь он ничем не поможет и уж тем более не вылечит! Он не психиатр — врач, который выписывает таблетки, глушащие невыносимую боль и тоску бесцветным туманом. Психолог при этом и не адвокат, который помогает избежать тюрьмы и разорения! Объяснение популярности профессии психолога лишь в одном: ему не стыдно все рассказать про себя. Не стыдно показывать себя, каким бы ты ни был, как не стыдно раздвигать ноги перед гинекологом или подставлять задницу проктологу. Выслушивать всяческую пакость — его работа. Он, за твои деньги, разумеется, обязан выслушать тебя и посочувствовать, вместо того чтобы заорать, что ты шлюха, а мужик твой — садист и дегенерат. Психолог скажет тебе много умных слов, которые, конечно, никогда не помогут. Но тебе станет легче — ведь рассказанный кому-то ночной кошмар перестает быть кошмаром. Душившее тебя во сне чудовище, если о нем рассказать вслух, становится смешным и нелепым.

Я никогда не ходила на приемы к психологам. Может, и зря, конечно…

САМЫЙ ПЕРВЫЙ и не только…

Женщины моего возраста часто начинают рассказ о жизни со своего первого мужчины. Я считаю, что у большинства женщин, кроме разве что сирот, первым мужчиной был не тот ублюдок, что в силу идиотских обстоятельств первым в нее проник! Первый мужчина — это не тот прыщавый юнец или сластолюбивый дядечка, что отодрал девицу в первый раз, изнудев и исклянчив малолетнюю дурру до полной потери и без того невеликого соображения. Сколько их только за историю так называемого цивилизованного общества добивались своего, тупо и пошло загружая глупеньких девочек бредятиной, что, дескать, только она, чистая и невинная, спасет его, козла, от тоски и безысходности в этом жестоком мире! Первый мужчина — это и не влюбленный по уши паренек-отличник, и не дурачок-жених, отложивший самое «сладкое» на первую брачную ночь. Нет! Первый мужчина в нашей женской жизни — это отец, папа, папаша, папочка…

Мой отец, он же папочка, был классный, из тех, кого сегодня называют шестидесятниками: физик по профессии, лирик по призванию, неутомимый походник, альпинист и байдарочник. Порой он казался веселым и бесшабашным выпивохой, душой любой компании, а иногда представал перед самыми близкими молчаливым, углубленным в размышления о судьбах мира бесконечно одиноким человеком. Невысокий, коренастый, бородатый и с вечно нечесаной копной вьющихся волос, он был… не, не красив — красивым его назвать было бы кощунством. Он был божественно прекрасен, когда брал свою старенькую лениградскую гитару в мощные, огрубевшие от настоящей мужской работы руки и пел под завораживающий струнный перебор.

Музыкальность передалась отцу от его деда-испанца. Согласно семейной легенде, сто лет назад молодой секретарь испанского посланника был направлен с «деликатной миссией» в аптеку Цыханского на Самотеке. Ему надлежало заказать для своего высокого начальства свечи от геморроя, причем свечи эти должны были изготавливаться по некоему совершенно особому рецепту, полученному страдальцем от испанского доктора. Именно в этой аптеке юный гранд встретил очаровательную и аппетитную дочку провизора, которая поведала горячему испанскому парню, сколь важно для успешного рассасывания геморроидальных шишек в заднем проходе посланника дополнить рецептуру оных свечей облепиховым маслом. Неудивительно, что юная фея в накрахмаленном белом халате стала впоследствии моей прабабушкой.