Злые происки врагов - Варвара Клюева

Клюева Варвара

Злые происки врагов

Варвара Клюева

Злые происки врагов

Глава 1

"Ох, идиотка! Ну что тебе стоило отключить перед сном громкую связь?" обругала я себя мысленно и с трудом подавила желание дать самой себе хорошего пинка. Впрочем, будь мне знакома техника подобного акробатического номера, и фигушки бы подавила - такая меня переполняла злость.

Шли четвертые сутки после нашего возвращения с Соловков, и трое из них я практически не вылезала из-за письменного стола, корпя над макетами обложек, которые должна была сдать две недели назад. И сдала бы, не перенеси мы внезапно поездку с августа на июль. Дурацкое, конечно, решение - только чайники отправляются на Белое море в июле, в разгар комариного пиршества. Но, по правде говоря, у нас не было другого выхода. Либо переносить, либо отменять вовсе - такие сложились обстоятельства. Мы предпочли перенести, и теперь я расплачивалась за сомнительные прелести отпуска (комары и новый, ну очень сребролюбивый директор Соловецкого музея изрядно попили нашу кровь) бессонными ночами. А мое издательское начальство рвало и метало, поскольку хотело выпустить книги, над макетами которых я трудилась, к книжной ярмарке в начале сентября, для чего макеты эти следовало сдать в типографию "вчера".

Вот так и вышло, что я трое суток не разгибала спины, а вчера, вручив работу издательскому курьеру, который торчал у меня на кухне до половины первого, рухнула на кровать и отрубилась. Не отключив громкой связи. Господи, ну что мне стоило протянуть руку и нажать на проклятую кнопку?!

Телефонный звонок меня не разбудил, мое собственное приглашение оставить сообшение на автоответчике - тоже, а вот истерическим рыданиям: "Варька, возьми, пожалуйста, трубку! Ты же дома, я знаю! Ну пожалуйста!" удалось вспороть густую пелену, в которой плавало мое измученное сознание. Вспоминая бога, черта и его маму, изнывая от желания хорошенько себя лягнуть, я села на кровати и потянулась к аппарату.

- Говорите! - хрипло каркнула я в трубку.

На том конце провода снова зарыдали, теперь, очевидно, от облегчения.

- Варька! Слава Богу! Это Гелена...

Час от часу не легче! Наверное, профессор Преображенский, не спавший трое суток и разбуженный пьяным Шариковым, обрадовался бы куда больше, чем я. Геля Князева - гадюка, целенаправленно отравлявшая мое счастливое детство, - не имела морального права ни на миллиграмм моего сочувствия. Впрочем, мораль никогда не была ее сильной стороной.

- Варька, прошу тебя... Я... у меня несчастье... Больше не к кому обратиться... Пожалуйста, помоги...

Что бы ни говорили обо мне недоброжелатели, я все-таки человек поразительной душевной широты. Обуздав естественный порыв послать Гадюку в... на... и к..., я еще с минуту послушала громкие всхлипы, а потом выдавила из себя:

- Что случилось?

- Я не могу... по телефону. Очень прошу... приезжай ко мне. Пожалуйста!

Я прикусила язык и, наверное, раздулась вдвое, но все же удержала рвущееся из глубины души пожелание.

- Куда?

Гадюка, всхлипывая и подвывая, продиктовала адрес.

Я положила трубку, не соизволив пообещать, что приеду. Есть, знаете ли, пределы и моей душевной широте.

Полтора часа спустя я вошла в незнакомый дом, поднялась на восьмой этаж, сделала три шага и резко остановилась, уставившись на дверь квартиры, номер которой назвала мне Геля. Обычная, ничем не примечательная дверь, обитая черным кожзаменителем. Крупные узорчатые шляпки гвоздей, выпирающие между натянутой леской ромбики обивки. И ключ. Здоровенный сейфовый ключ, со всей очевидностью торчащий из замка.

- Ну нет, Геля! На этот раз тебе ничего не обломится, - мрачно сообщила я двери.

Потом, уже шагнув к лифту, все-таки вернулась к черной двери, достала из кармана собственный ключ и нажала им на кнопку звонка. Как и следовало ожидать - никакого отклика. Я нажала еще раз - с тем же результатом. Quod erat demonstandum. Что ж, свой самаритянский долг я исполнила. И уже без колебаний вызвала лифт.

* * *

Когда-то, больше дестка лет назад, мы с Гелей жили в соседних домах. А история нашей вражды, можно сказать, уходит корнями в детскую песочницу. Наши маменьки познакомились на прогулке с колясками, и это был поистине черный час в моей жизни. Первые восемь лет я ненавидела Гелену с такой испепеляющей страстью, какой никогда больше не знала.

Для ненависти хватило бы и того, что моя мама души в Геленочке не чаяла и постоянно ставила ее мне в пример. ("Господи, ну почему Гелена всегда такая чистенькая и опрятная, а тебя точно черти драли и в грязи возили? Господи, ну почему Гелена поет, как ангел, а ты ни одной ноты правильно воспроизвести не в состоянии? Господи, ну почему Гелену в садике всегда только хвалят, а мне за тебя постоянно выговаривают?") Согласитесь, ни один ребенок, каким бы кротким и тихим он ни был, в таких обстоятельствах не проникнется любовью к сопернику. А меня ни кроткой, ни тихой в те годы не назвал бы никто. Но моя ненависть питалась и более основательной пищей. Дело в том, что при всей своей ангелоподнобности Гелена была не просто подлой, а прямо-таки воплощением подлости.

Представьте себе такую, например, картинку: мне четыре года, я роюсь в песочнице, строя какое-то грандиозное сооружение, и тут подходит ко мне хорошенькая чистенькая девочка и протягивает неземной красоты куклу.

- Хочешь, подарю?

Я немею от восторга, киваю и, отряхнув руки, тянусь к кукле. Гелена лучезарно улыбается и убегает к качелям. Я бережно держу перед собой чудо, не в силах оторвать от него глаз. "Мама!" - отчетливо произносит кукла, когда я ее покачиваю, и хлопает длиннющими ресницами. Мой восторг безграничен.

- Мама! - орет лупоглазая девчонка из дома напротив и, подбегая ко мне, выхватывает куклу. - Мама, она украла мою Лялю!

Я вырываю куклу обратно, толкаю лупоглазую в грудь, она падает, ударяется головой о бортик песочницы. Разъяренными фуриями налетают две мамаши - ее и моя.

- Это моя кукла! - ору я, прижимая сокровище к груди.

Мамаша лупоглазой одной рукой подхватывает дочь, другой вцепляется в яблоко раздора, причитая:

- Ты не ушиблась, детка? Отдай сюда, дрянная девчонка! Это наше! Нам папа из Германии привез!

Мама (моя) отвешивает мне оплеуху и тоже пытается отнять куклу. Не выпуская из рук сокровище, я падаю в песок, брыкаюсь, кусаюсь, извиваюсь... В конце концов кому-то из мамаш удается вырвать у меня изрядно потрепанное немецкое чудо. Лупоглазая, глотая слезы, удаляется с добытым в яростной схватке трофеем, а меня волокут домой наказывать.

- Зачем ты украла куклу?

- Я не крала! Мне Гелена подарила!

Думаете мне поверили? Мама даже разбираться не стала, только лишнего всыпала за то, что я оговорила ни в чем не повинную девочку.

И таких иллюстраций я могу привести с десяток. Гадине Гелене всегда удавалось выйти сухой из воды. А первые несколько раз даже вернуть мое расположение. У нее был такой невинный, такой доброжелательный вид! Разумеется, она не крала куклы, она просто нашла ее и захотела подарить мне. (Кстати, после того случая я в куклы больше никогда не играла.) И как я могла подумать, будто это она передала воспитательнице мой нелицеприятный отзыв? Наверное, нас подслушали другие дети и наябедничали Валентине Михайловне. И вовсе она не хотела поссорить меня с Толькой Селивановым! Откуда ей было знать, что я полезу в драку, услышав, как он меня обзывает? Ах, он говорит, что не обзывал? Ну конечно, ему стыдно признаться, ведь вы дружили!

Со временем у меня выработался иммунитет. Чем ласковее говорила со мной Гелена, тем подозрительнее я к ней относилась и откровеннее грубила. К школе мы были уже смертельными врагами. Обольстительная Гелена без труда навербовала себе сторонников в классе и среди дворовой ребятни. Я стала объектом постоянной травли.

- Варя - гнусная харя! Варвара из кошмара! - вопили, завидев меня, ее прихвостни. Я бросалась в драку. Общую свалку разгонял дворник или школьная уборщица. В последнем случае меня за ухо тащили к завучу. Маму в очередной раз вызывали в школу. Гелена, как всегда, оставалась чистенькой. Боже, как я ее ненавидела!

Наверное, я бы спятила на почве этой ненависти, если бы не Лида светлый ангел моего детства. Как-то она приехала в гости, когда мы с мамой в очередной раз выясняли отношения по поводу моего "безобразного поведения". Я стояла в углу, почти физически ощущая, как горят из сумрака мои глаза (фонарь под глазом ни при чем), и кусала губы, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

- Белла, ну-ка сходи, прогуляйся, оставь нас на часок, - потребовала Лида. Мама начала было спорить, но тетушка, не слушая, быстро выставила ее за дверь. Потом принесла мне с кухни большую кружку компота, заставила выпить до дна и отправила в ванную умываться. А потом усадила меня рядом и, слово за словом, вытянула всю историю.

- Несчастное создание! - поцокала языком Лида, когда я закончила. Каким-то непостижимым образом до меня сразу дошло, что она имеет в виду не меня.