Любовь леди Эвелин - Тина Габриэлл

Тина Габриэлл

Любовь леди Эвелин

Глава 1

5 апреля 1814 года

Лондон, Олд-Бейли

Судебное слушание под председательством достопочтенного Тобиаса Таунсенда

— Они не продажные женщины!

— Если это не публичный дом, то как вы назовете семерых женщин, проживающих под вашей крышей? — осведомился обвинитель Эйбрамз, чинно расхаживая по залу.

— Они мои подруги, — объяснил Слип Доусон.

— Все семь?

— Мама всегда говорила, что женщины меня любят, — захныкал Слип.

— Ваша мать учила вас делить женщин со всеми мужчинами в Сити? — отрывисто спросил Эйбрамз, бросив на обвиняемого холодный взгляд.

Солидного вида адвокат вскочил из-за стола.

— Возражаю, ваша милость. Обвинение не представило нам ни одного мужчину из Сити, который бы заявил, что разделял ложе с какой-либо из подруг мистера Доусона.

Судья вздохнул, подпер подбородок рукой, и на его лице появилось скучающее выражение. Четверо из двенадцати присяжных закатили глаза, другие принялись ухмыляться.

Эвелин Дарлингтон сидела, выпрямившись, на краешке деревянной скамьи прямо посреди зала. Она не сводила глаз с адвоката Джека Хардинга, единственного знакомого ей здесь человека. Именно из-за него она пришла сюда и вместе с другими присутствующими в тесном зале стала свидетельницей этого зрелища.

Лучи полуденного солнца лились в окна, и от этого в переполненной комнате стало жарче градусов на двадцать. Теснота и потные тела должны были бы вызвать у Эвелин Дарлингтон отвращение.

Тем не менее, она, как зачарованная, сидела на своем месте.

Джек Хардинг был точно таким же, каким она его помнила, и только вокруг глаз появилось несколько морщинок. Высокий, больше шести футов и трех дюймов, с точеным профилем, придававшим ему самоуверенное выражение. Темно-зеленые глаза напоминали буйные заросли папоротника летом. Губы были изогнуты в улыбке, однако Эвелин знала, что он может быть хитер и обаятелен.

Парик адвоката скрывал густую копну непослушных каштановых волос, которые он, читая труды по юриспруденции, то и дело нетерпеливо откидывал назад. На нем была черная мантия, придававшая лицам большинства служителей закона нездоровый желтоватый цвет, однако загорелая кожа Джека казалась еще смуглее.

Но возможно, сильнее всего притягивала взгляды его полная невозмутимость, словно он совершенно не обращал внимания на судью, присяжных, обвинителя и не сводивших с него глаз зрителей. Настолько сильна была его уверенность в себе, что люди буквально впитывали каждое сказанное им слово. Вне всякого сомнения, у Джека Хардинга не было недостатка во внимании со стороны женщин всех сословий.

Кто-то громко хмыкнул, заставив Эвелин повернуть голову.

— Взял он их за горло.

Слева от себя она увидела приземистого мужчину с маленькими глазками и двойным подбородком. От него исходил мощный запах лука. Он улыбнулся, обнажив опухшие беззубые десны.

Эвелин чуть отодвинулась в сторону и тут же наткнулась на кряжистую женщину в заляпанном кровью переднике, с закатанными рукавами и натруженными руками. Похоже, жена мясника.

— Скоро старина Эйбрамз сдастся. — Женщина рассмеялась и потерла мозоли на ладонях. — От Джека Хардинга не уйдешь.

Как в добрые старые времена, подумала Эвелин. Джек Хардинг может очаровать даже монахиню, не забывая при этом разбить в пух и прах самые хитроумные юридические суждения.

Именно поэтому она и была здесь, ожидая его. Г оды лишь отточили его талант.

Остаток заседания прошел, как и предполагалось. Обвинитель Эйбрамз спорил по поводу сопровождавших Слипа Доусона особ. Каждое обвинение Джек опровергал, указывая на недостаток фактов и опрашивая многочисленных свидетелей, которые говорили о прекрасном характере Доусона и о том, каким уважением он пользуется у других людей.

Ровно через одиннадцать с половиной минут после начала заседания судья откашлялся, прервав речь обвинителя Эйбрамза.

— Поскольку были представлены необходимые доказательства, — произнес судья Тобиас, — я попрошу присяжных прийти к соглашению.

Присяжные тут же сгрудились в углу зала.

Старшина присяжных поднялся и выпятил грудь вперед, раздуваясь от чувства собственной значимости.

— Присяжные считают Слипа Доусона невиновным в содержании публичного дома.

Зрители принялись аплодировать и радостно кричать, и в зале поднялся невыразимый шум. Слип Доусон покидал зал свободным человеком, присутствующие весело хлопали его по спине.

Никто не обращал внимания на стук молотка судьи Тобиаса.

Эвелин смотрела на кривую улыбку Слипа и думала, сколько покровителей его подруг сегодня присутствовало в зале.

Но тут ее взгляд устремился на Джека Хардинга.

Он подавал руку Эйбрамзу. У обвинителя был такой вид, точно он только что съел лимон, но тем не менее он обменялся с Джеком рукопожатием, после чего тот принялся складывать со стола бумаги.

Она подождала, когда он соберется уходить, и шагнула вперед.

— Мистер Хардинг, — позвала Эвелин.

Он резко остановился и внимательно оглядел ее. Его губы изогнулись в улыбке.

— Вам знакомо мое имя? Чем я могу вам помочь, мисс?..

— Леди Эвелин Дарлингтон.

Джек нахмурился, но тут же его глаза расширились от удивления.

— Ба, леди Эвелин! Не могу поверить. В последний раз, когда я вас видел, вы были совсем девчонкой. Столько времени прошло.

— Десять лет с тех пор, как вы проходили практику у моего отца.

— Да, годы моего ученичества… Насколько я помню, вы всегда интересовались юриспруденцией. Часто посещали кабинет отца, слушали его лекции. Вы тогда повсюду следовали за мной, поражая своими обширными знаниями.

Щеки Эвелин загорелись.

— Насколько я помню, вам требовались дополнительные занятия.

Джек рассмеялся бархатным смехом.

— Сдаюсь, леди Эвелин. Возможно, так оно и было. А теперь скажите, вы пришли посмотреть на процесс? Многие так поступают.

Эвелин покачала головой и выразительно взглянула на него:

— Я пришла к вам за помощью.

— За помощью? Но ко мне обращаются лишь тогда, когда у кого-то неприятности. Не могу представить, чтобы они были у вас. — Внезапно он нахмурился. — В последний раз я слышал, что ваш отец, Эммануэль Дарлингтон, унаследовал титул своего брата и стал лордом Линдейлом. Полагаю, он по-прежнему преподает в Оксфорде. Как он?

— Дело касается не моего отца, а близкого друга.

— Понимаю. Какое же преступление совершил ваш друг?