Литературные беседы. Книга первая ("Звено": 1923-1926) - Георгий Адамович

Георгий Адамович (1892-1972)

Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)

Олег Коростелев

ПОДЧИНЯЯСЬ НЕ ЛОГИКЕ, НО ИСТИНЕ… (предисловие)

(«Литературные беседы» Георгия Адамовича в «Звене»)

В судьбе Георгия Адамовича «Звено»[1] сыграло решающую роль. Именно здесь, на страницах «Звена», в «эпоху «Звена» (1923-1928) молодой и в общем-то ничем не примечательный петербургский поэт, один из многочисленных учеников Гумилева, превратился в «первого критика эмиграции», по определению Георгия Иванова[2].

Последующие публикации в «Последних новостях» (1928-1940) и «Числах» (1930-1934), окончательно закрепившие за Адамовичем этот титул, – уже публикации зрелого человека, сформировавшегося мастера.

В жанре критики Адамовичу случалось выступать и раньше, начиная с 1915 года. После расстрела Гумилева он был уже главным критиком петербургского «Цеха Поэтов», так что, например, третий, последний в России, альманах «Цеха Поэтов» почти наполовину состоял из его статей и рецензий. Но по большому счету, все это было только пробой пера. В «Звене» Адамович развернулся уже по-настоящему.

Приехав в Париж в конце лета 1923 года, свое знакомство с литературным миром парижской эмиграции Адамович начал с визита в редакцию «Звена». Этот визит и решил его судьбу. М. М. Винавер, ознакомившись с небольшой папочкой публикации Адамовича, предложил ему написать что-нибудь для газеты на пробу. 10 сентября 1923 года в 32 номере «Звена» появилась первая публикация Адамовича — статья «Поэты в Петербурге». За ней последовали другие статьи, стихи, переводы. Начиная с 35 номера, в анонсе среди постоянных авторов появляется фамилия Адамовича и уже не исчезает со страниц «Звена» до самого последнего номера.

В 1923-1924 гг. Адамович публикуется в «Звене» почти через номер, заполняя газету самым разнообразным материалом: параллельно с его стихами и оригинальными статьями (к которым он не подобрал еще окончательного названия, именуя их то «Литературными размышлениями», то «Литературными заметками»), появляются и явно заказные рецензии, обзоры французских журналов и т. п. В это время Адамович — рядовой сотрудник газеты, один из нескольких критиков «Звена», не особо из этой блестящей когорты выделяющийся.

А своим коллективом критиков «Звено» легко могло потягаться буквально с любым другим изданием не только эмиграции, но и всего двадцатого века. Без большого преувеличения можно сказать, что это был самый культурный печатный орган за всю историю русской журналистики, по крайней мере по части критики. Достаточно упомянуть имена основных сотрудников: В. В. Вейдле, К. В. Мочульский, Д. П. Святополк-Мирский, Н. М. Бахтин, П. М. Бицилли. А помимо них в «Звене» публиковали свои критические работы еще и 3. Н. Гиппиус, П. П. Муратов, А. Я. Левинсон, Б. Ф. Шлецер, Г. Л. Лозинский, С. М. Волконский. Чтобы выделиться на таком фоне, нужно было обладать особым талантом, и первенство Адамовича в этом ряду было признано хотя и не сразу, но почти единодушно.

В 93 номере «Звена» (10 ноября 1924) впервые появляются «Литературные беседы» Адамовича, которым суждено было стать «гвоздем» каждого номера вплоть до прекращения издания. В конце 1924 года «Литературные беседы» появляются через номер, а начиная с 1925 года становятся постоянной рубрикой: литературная часть газеты на второй странице неуклонно открывается «Литературными беседами».

Редакция отчетливо осознавала «Беседы» как самую удачную рубрику, «изюминку» каждого номера, и не ошибалась в этом. Именно «Беседы» вызывали наибольший интерес у читателя, приносили наибольшее количество откликов в ли самые яростные споры. «Обратная связь» редакции и читателей была установлена во многом именно благодаря «Беседам».

И получилось это от того, что Адамовичу удалось найти нужный тон разговора с читателем. Тон не назидания, не пропаганды, не сообщения, а именно разговора, размышления, тон искренний, заинтересованный. Живой интерес Адамовича к «самому главному» в литературе передавался читателю и вызывал столь же живой отклик. Эта-то особенность «Бесед» и обусловила их живучесть, выдвинула на первое место в ряду блестящей критики «Звена».

В 1925 году, когда период становления «Звена» был завершен, роли распределены, а издание утвердило в глазах эмигрантской общественности свою высокую репутацию, окончательно определилась и репутация Адамовича как главного литературного критика «Звена» и одного из самых интересных критиков эмиграции вообще. Репутация эта была создана в первую очередь «Литературными беседами», хотя Адамович и помимо них поставлял «Звену» огромное количество материалов. Он вел постоянную рубрику «Отклики» под псевдонимом Сизиф, писал обзоры «Новое во французской литературе» под псевдонимом Ю. Сущев, рецензировал новые книги эмигрантских, советских и иностранных авторов, подписываясь инициалами или не подписываясь вообще.

После смерти М. М. Винавера, с октября 1926 года Адамович становится не только ведущим критиком «Звена», но и правой рукой М. Л. Кантора, практически соредактором, во многом определяющим литературную политику журнала. Кантора такое сотрудничество вполне устраивало, о чем свидетельствует переписка двух редакторов, а также их последующая совместная деятельность по изданию журнала «Встречи» (1934) и антологии «Якорь» (1935).

Любопытно, что именно Адамович, о котором часто писали и говорили как о человеке мягком, излишне учтивом и ко многому равнодушном, в письмах Кантору все время настаивает на придании «Звену» большей остроты: «"Звену" нужно что-то впрыснуть и оживить… У нас слишком салонный тон и слишком мало темпераментов»[3]; «О "Звене" я полон полусомнений, полусоображений. Что-то в нем "не так"»[4].

В 1926 году, после того, как «Звено» перешло на журнальный формат, политика окончательно была оттеснена на задний план, и каждый номер журнала открывался «Литературными беседами» Адамовича, которые таким образом выполняли роль своеобразной передовицы. (Лишь несколько номеров «Звена» этого периода вышло в свет без «Литературных бесед», да три раза Адамовича, надолго отъезжавшего в Ниццу, замещал К. Мочульский).

Регулярно выходящее «Звено» сравнивали с чашкой кофе по утрам, подразумевая под сытным обедом «Современные записки». Эмигрантский обозреватель писал: «С этим сравнением нетрудно согласиться, особенно, конечно, тем, для кого художественные и литературные интересы не только близки, но ста ли привычкой. Конечно, "Звено" духовного голода не утолит, но приятные вкусовые ощущения дает. Если принять во внимание нынешнее положение в издательской области и заброшенность Бог знает куда русского интеллигентного читателя, то возможность иметь еженедельно приятного культурного собеседника — счастье в некотором роде.

"Звено" ведет свою роль внимательно и толково. Все существенные новости в области искусства, особенно литературы, находят в нем отклик. Находчивый и занимательный собеседник Георгий Адамович. Порой он, правда, слишком импрессионистичен в своих утверждениях. Заявить например, что Пушкин не создал школы, что Кант его в тысячу (?!) раз умнее, ценнее и проч., что поэзия бесполезна и бесцельна, что свежесть в литературе не качество. Но приятному собеседнику прощаешь маленькие капризы»[5].

С превращением «Звена» в ежемесячный журнал (с июля 1927 года) «Литературные беседы» Адамовича, несколько прибавившие в объеме, откры­вали буквально каждый номер, без единого пропуска. 3. Гиппиус в переписке с Адамовичем несколько раз обсуждала проблемы, связанные с новой периодичностью журнала: «Вам серьезно не кажется, что журнал еженедельный и ежемесячный — это "две большие разницы"? Допустим, Кантор, по неопытности, этого не знает, — но вы <…> тон всеобщей "рецензентности" в ежемесячном журнале должен бы измениться – в сторону все-таки тона "статейности". Это оттенок неуловимый, — если не хотеть его уловить, или не уметь»[6]. Эмигрантская печать отозвалась об изменениях в журнале следующим образом: «Первый и единственный в русской эмиграции орган, посвященный исключительно вопросам литературы и искусства <…> скорее выиграл от новой перемены <…> Обычная "передовая" — литературные беседы г. Адамовича — и несколько концентрированнее и разнообразнее обычного»[7].

Жанр отдельных «Литературных бесед», как и почти всех других работ Адамовича, определить очень трудно: рецензия часто превращается в статью, статья в мемуары, мемуары — в разговор с читателем «за жизнь». Для любителей точных классификаций в литературоведении составлять библиографию работ Адамовича было бы истинной мукой, — слишком очевидно намеренное несоблюдение устоявшихся газетных законов критического жанра, что вызывало раздражение уже у многих современников, хотя неизменно привлекало читателей.