Семья Буториных - Афанасий Салынский

А. Салынский

Семья Буториных

Пьеса в трех действиях, пяти картинах

Максим Федосеевич Буторин, старый горняк.

Ольга Самсоновна, его жена.

Илья, проходчик, Василий, проходчик, Настенька, электрослесарь — их дети.

Александр Егорович Ефимушкин, секретарь парткома рудника.

Вера Щадных, инженер-геолог.

Николай Порфирьевич Фурегов, директор рудника.

Малаша Кузовкова, машинист электровоза.

Иван Петрович Никонов, главный инженер.

Михаил Гайнутдинов, бурильщик.

Владислав Сергеевич Безуглый, начальник отдела организации труда.

Павел Тимофеевич Ястребов, бурильщик в бригаде Ильи.

Алексей Бадьин, рабочий.

Семен Карпушкин, рабочий.

Секретарь директора.

Действие происходит на Урале, в наши дни. Между вторым и третьим действием проходит пять месяцев.

Действие первое

Комната в большом и просторном доме Буториных. Двери: входная, во внутренние комнаты и слева — в комнату Ильи, отделенную перегородкой. Добротная старая мебель. На правой стороне, среди семейных фотографий, выделяется портрет погибшего на фронте старшего сына Михаила, Героя Советского Союза. За окном, на фоне бледного осеннего неба, голый тополь, вдалеке копры шахт. На широкой тахте полулежит Василий, рассматривая альбом с вырезками из газет, повествующими о его стахановской славе. Рядом, занятая вышивкой, Настенька. Максим Федосеевич курит у окна, Ольга Самсоновна стоит посреди комнаты, прислушиваясь. Из комнаты Ильи доносится его голос: «Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору…» Вкладывая в слова какой-то особый смысл, Илья повторяет: «Он резал гору…» Илья быстро ходит по комнате, и Ольга Самсоновна, прислушиваясь к его энергичным шагам, сокрушенно качает головой.

Ольга Самсоновна. Ходит и ходит…

Василий. Поршень…

Максим Федосеевич. Большое дело задумал, вот и ходит.

Ольга Самсоновна. Всю ночь у него свет горел. Совсем себя парень изведет.

Максим Федосеевич. Сдюжит, не хилого рода.

Ольга Самсоновна. Я-то уж, было, обрадовалась, когда он машину свою кончил: отдохнет теперь. А ему все перерыва нету.

Входит Илья. Подходит к телефону, который стоит в углу на круглом столике, набирает номер.

Илья (набирает номер.) Иван Петрович? Докладываю… Выверил. В рабочих расчетах никаких отклонений не было. Всю ночь просидел. Да… Значит, опять неувязка. Что? Вместе? Тогда до завтра. До свидания. (Опускает трубку.)

Ольга Самсоновна. Неужто снова машиной своей занимаешься?

Василий. Гениальное изобретение.

Илья (резко повертываясь к Василию). Сколько лет существует перфоратор? Десятки! А ты его то так, то этак переделываешь… То колонку к нему, то каретку… Да большая ли польза? (Уходит в свою комнату.)

Максим Федосеевич. Если б он один!.. А то… Никонов-то ведь — не только главный наш инженер, он еще, если ты хочешь знать, и кандидат наук, ученый.

Василий. Дружила галка с пескарем…

Максим Федосеевич входит в комнату Ильи.

Илья. Понимаешь, отец, бурю вчера на втором участке. Порода ужасная. Не камень — броня. И вдруг чувствую: штанга под рукой дрожит как-то необычно. В чем дело? Оказывается, коронки сразу на трех бурах сели. Сменил буры. Приходит Никонов. Рассказываю. «Гадкий, говорит, признак. А ну, бури еще». Бурю час, другой, кончается смена — чуем: горелой резиной пахнет. Разобрали, посмотрели — обмотка на всех четырех моторах загорелась. Ночью расчеты проверил. Моторы горят потому, что слишком высокая скорость вращения. А коронки садятся потому, что сплав, из которого сделаны, мягковат. Здесь и неувязка…

Настенька (вдохновенно). А если так: тверже сплав и меньше скорость, а?

Илья (с улыбкой). Только и всего.

Ольга Самсоновна. Скоро сказка сказывается… (Вздыхает.)

Максим Федосеевич. Действуй, сын, действуй… К Ивану Петровичу прислушивайся. (Пауза.) Про то и я давно мыслю, как нашему брату горняку труд облегчить да больше руды на-гора выдавать. С вашей машиной на руднике большие надежды связывают.

Илья. Пытаемся оправдать.

Максим Федосеевич. А что это тебя вчера вечером Ефимушкин искал? Свиделись вы с ним?

Илья. Виделись… Я у него рекомендацию попросил. Ну, вот, он вчера…

Максим Федосеевич. Обещает?

Илья. Да. Иван Петрович и Ястребов уже дали. Теперь только Ефимушкин…

Максим Федосеевич. Добро, добро. Хватит в кандидатах ходить. Слышь, Оля, еще один орел в нашей семье. (Шутливо толкает Илью в бок.) Ты, да я, да мы с тобой.

Ольга Самсоновна. Будь бы Мишенька жив — трое было бы… (Пауза.) Вступай, сынок. (Выходит.)

Илья (сурово). Слушаюсь, мама.

Василий (читает). «И в душе Василия Буторина созрела высокая мечта»… Ишь ты!

Настенька. А такое вот фото я у Малаши видела.

Василий. Неужели?

Настенька. Честное комсомольское. (Спохватившись.) Ой, опять я честное комсомольское по пустякам дала…

Василий. Какие же тут пустяки?.. Тут… тут… Прямо, значит, у Малаши и видела?

Настенька. Ага. У нее тоже альбомчик есть, только не такой, как у тебя, не из газет, а такой, знаешь, с фотографиями… (Выбегает, Василий — за нею).

Илья. И вот хочется в честь этого… Понимаешь, отец? (Восторженно.) Член партии! А членом этой партии был Ленин. И Сталин — тоже член партии. Это же… надо быть достойным товарищем, а?!

Максим Федосеевич. Хотя бы приблизительно.

Илья. А мечта у меня… даже говорить как-то неудобно!

Максим Федосеевич. А ты… будто как про себя.

Илья. Не сочти, отец, что хвалюсь я, но, знаешь, хочется сделать такое, чтобы вот… Сталин заметил!

Максим Федосеевич. Чего ж тут неудобного? Сейчас оно… почитай, у каждого такая же думка.

Входят Настенька и Василий.

Василий. Ну, а других ты там… значит, ну… других в ее альбоме ты не видела?

Настенька. Каких же это других?

Василий. Ну, что значит — каких? Вообще…

Настенька. Почему же, есть у нее там и папа, и мама, и тетушки всякие.

Василий. А… а дядюшки там, случаем, нет?

Настенька. Вот не присматривалась. Кажется, лишь ваша милость.

Василий. Сомневаюсь. Холодновата она что-то.

Настенька. Значит, есть причина.

Василий. Убей — не вижу.

Входит Ольга Самсоновна.

Ольга Самсоновна. Максим! Где ты тут? (Максим Федосеевич выходит из комнаты Ильи.) Вы там про то да про другое, а я про свое. Дом ремонтировать надо, Максим. Как построили, так десять лет без ремонту. Который раз уж про то трублю…

Максим Федосеевич. Прикидываю, Оля, прикидываю.

Ольга Самсоновна. Все бы вам прикидывать. Мужиков полон дом.

Максим Федосеевич. Самим тут не обойтись. Работа серьезная. (Выходит.)

Ольга Самсоновна. Вот и решай с ним! Нет, на этот раз я не отступлю. (Выходит вслед за мужем.)

Настенька (понизив голос, чтоб не слышал Илья). Между прочим, ты эту новую машину думаешь в свою бригаду взять?

Василий. Зачем она мне?

Настенька. А ребята — непрочь.

Василий. Кто? Мишенька твой, Гайнутдинов?

Настенька. Не только… (Убежденно.) Может, ее на всем руднике внедрять будут.

Василий. Это ты для чего же мне говоришь? Не из уважения ли к изобретателям? Так свое уважение к одному из них ты можешь и по более вескому поводу высказать. Вот, хотя бы, скажем, что он в институте учится, это — да! Здесь я перед Ильей, как говорится, и голову склоняю.

Настенька. Еще бы не склонять! Работать да еще и учиться — это, знаешь… Ого, какая воля и сколько ума нужно.